Читать книгу Деревня Чудово, или Наказание для наблюдателя - Людмила Ермилова - Страница 4

Первый день командировки Ильи подходил к концу. После его похода за околицу ничего интересного не произошло. Удобно устроившись на своей кровати, он записал в толстый «журналистский» блокнот все, что случилось сегодня, и изучил карту района, уделив особое внимание окрестностям Чудова. Самым интересным местом здесь, безусловно, был Кружилихин Остров, подробно изображённый на карте, испещрённой смешными и курьёзными названиями холмов, полян и каких-то «колец». Странные и чудные названия имели и участки Кружилихина леса, который вплотную подходил к самому берегу реки. Сама же речка, реально, непонятно, где начиналась и заканчивалась, потому что её русло имело форму знака «бесконечность». Эта «бесконечность» образовывала два острова: один тот самый – Кружилихин, другой, находившийся рядом с деревней Здоровьино, – Остров Тишины. Недалеко от Чудова, как раз напротив середины речки, расстилалось озеро, которое называлось Бездонным. На карте, так же как и на картине в столовой, оно было идеально круглым и смолянистым.

Более-менее разобравшись с картой и устав от созерцания её забавных, а иногда озадачивающих названий, Клинин немного вздремнул, но вскоре проснулся, разбуженный голосом Аскольда. Экстрасенс в приказном порядке велел Роберту идти в столовую. Илья посмотрел на «водомер времени», показывающий семь часов, и тоже отправился на ужин, не принёсший никаких новостей, кроме вкуснейшей кулебяки и настойчивых предупреждений Фишкина спокойно относиться к живущим в домах духам, надевать защитные очки, если ночью будет слишком сильное сияние «зарниц», но не бояться их и других световых явлений, потому что они тут дело обычное и нормальное.

Посмеявшись в душе над словами Степана Васильевича, Клинин всё же последовал его совету и не стал разгуливать по ночной деревне, а, придя в свою комнату, сел на подоконник понаблюдать за деревней, погружающейся в сумерки. Здесь они наступали гораздо раньше, чем обычно, по крайней мере, небо темнело сразу же после заката солнца. Илья уже начал привыкать к своеобразному окрасу здешнего неба и частой смене его цвета. Он зафиксировал в блокноте, что утром небо было ярко-бирюзовым, днём оно стало сине-фиолетовым, а к десяти часам вечера – почти чёрным, отчего на нём просто фантастично смотрелся вымощенный мириадами звёзд Млечный Путь, который вскоре начал походить на безграничную огненную дорогу в Космос. Но ещё фантастичнее выглядели неправдоподобно яркие вспышки света у самого горизонта, время от времени озаряющие всю деревню, и разноцветные сияния загадочного происхождения. Просто оглушённый таким невероятным зрелищем, Илья завороженно наблюдал, как у него над головой, освещая сверху приглушённым неоновым светом редкие перистые облака, два плазменных шара вращаются с довольно большой скоростью навстречу друг другу по окружности, наверное, километрового диаметра, что подозрительно точно совпадало с диаметром загадочного облака-диска.

«Разве в такое без фото и видео кто-нибудь поверит?» – с сожалением подумал Клинин.

Он ещё немного постоял у окна, но, поняв, что больше не в состоянии в одиночестве наблюдать за этой разбушевавшейся фантасмагорией, прихватив свой «водомер времени», поспешил на веранду с намерением зайти в гости к Рябкиным. На веранде Илья невольно остановился, завороженно глядя на сотканную из густого тумана гигантскую пирамиду, изнутри как будто освещённую радугой. Основание пирамиды, похоже, находилось в середине Кружилихина Острова, а вершина терялась в глубинах звёздного неба. Радужный свет внутри пирамиды был настолько сильным, что пробивался сквозь матовый туман, озаряя весь Остров и половину деревни. Немного придя в себя от ещё одного чудовского феномена, Клинин осторожно постучал в дверь прихожей.

– Входите, открыто, – радушно откликнулась Варвара Игнатьевна.

Илья вошёл и облегчённо выдохнул, узрев нормальную бытовую семейную обстановку: Осип читал районную газету, а Варвара из обычных белых ниток крючком вязала нечто замысловато-кружевное. Попросив ещё раз объяснить устройство «водомера», он уселся за стол рядом с Осипом. Но до двенадцати было ещё несколько минут, и Клинин, как будто между прочим, спросил, что это за странные свечения на Острове и откуда берутся лучи и сполохи.

– Кто ж его знает, – пожал плечами Рябкин, – мы к ним привыкли и внимания не обращаем, а приезжавшие сюда учёные по-разному объясняли, в зависимости от своего воображения и степени учёности.

– Да, здесь лучами и «зарницами» никого не удивишь, – оторвавшись от вязания, вступила в разговор Варвара, – вот к змею, который из озера является, я до сих пор привыкнуть не могу! А некоторые туристы его и вовсе очень пугаются с непривычки.

– Какой же это змей? – протяжно зевнул Осип Петрович. – Так, здешнее явление природы, ничего особенного.

– А вы очки защитные надеваете, когда этот змей появляется или когда слишком ярко сверкает?

– Нет, нам такая защита ни к чему. Мы люди привычные, – сдержанно сообщил Рябкин и, прислушавшись к раздавшемуся за околицей мелодичному звону «колокольчиков», охотно показал Илье, как переворачивать колбу, чтобы вода в ней не плескалась.

– Чем аккуратней переворачиваешь, тем время точнее, – учил он, довольно наблюдая за гостем, – всё правильно сделал, молодец! А на небесные фокусы внимания не обращай, вернее, обращай – за этим ты сюда и приехал, но нервы береги и близко к сердцу ничего не принимай. Относись ко всему, будто к телевизору – мало ли чего там показывают.

– Точно, – согласилась Варвара, – и к домовым серьёзно не относись и не приваживай, а то им бы лишь болтать и баловаться.

– Вот и хорошо, интервью у них возьму! – засмеялся Илья, а про себя подумал: «Ловко эти деревенские себе рекламу делают. После таких рассказов и не захочешь, а что-нибудь померещится».

– А что? Пожалуй, с Тишком тебе интересно будет поговорить, он иногда прелюбопытно рассуждает, – сказал Осип, откладывая газету в сторону, – со Страшком же не связывайся, он надоедливый и похулиганить любит.

– Тишок у нас в доме с давних времён живёт, а Страшокв кладовке появился, когда мы стали постояльцев пускать, – пояснила Варвара Игнатьевна.

– Понятно, – изобразил на лице вымученную улыбку Илья.

И, уже уходя, на всякий случай, поинтересовался, можно ли как-нибудь избавиться от этих домовых, например, пошептать заклинание или перекреститься.

– Так они же не нечисть какая-нибудь! Чего от них избавляться? – обиделась Рябкина. – Наши прежние постояльцы, если не хотели с ними общаться, просто с головой одеялом укрывались.

– Ежели слишком докучать будут, можно ещё сказать, что Ираклию пожалуешься, они его очень уважают и побаиваются, – предложил Осип.

– А это кто?

– Узнаешь в своё время. Сейчас всё равно не поверишь.

От слов хозяев дома, так обыденно рассуждавших о дремучих фольклорных персонажах, Клинин почувствовал себя неуютно, но время было позднее и ему ничего больше не оставалось, как пожелать хозяевам спокойной ночи и отправиться в «номер», прислушиваясь к тому, что происходит у соседей. В комнате Роберта было тихо, а у Аскольда слышались некое движение.

«В случае чего психотерапевта позову – решил Илья, но тут же возмущённо подумал, – тебе самому-то не смешно?»

Он постарался отвлечься от нелепых страхов, плотно задвинул шторы на окнах, погасил свет и только успел раздеться и прилечь на кровать, как тут же погрузился в спокойный сон, сквозь который вдруг явственно услышал шаги, вернее шажки. Кто-то расхаживал по его «номеру» взад-вперёд. Клинин открыл глаза, но никого не увидел, зато заметил, что шторы на окне раздвинуты и комната наполнена тусклым серебристым светом, исходившим от почти полной луны, низко висевшей над землёй. Шаги прекратились, но на Илью постепенно накатывалось предчувствие чего-то жуткого, невероятного. Он укрылся с головой одеялом и затаил дыхание, понимая всю нелепость своего поведения. Пролежав так достаточно долго, Илья, почувствовав, что ему не хватает воздуха, откинул одеяло и тут же пожалел об этом, встретившись взглядом с мужичком, сидевшим на краешке стула и по-детски болтавшим короткими ножками в лапотках. В свете луны легко можно было разглядеть его улыбчивое бородатое лицо, взлохмаченные белёсые волосы; голубые, как чистое небо, глазки, и смешной носик-пуговку. Отчётливо были видны даже крошечные цветочки на его рубашке, заправленной в тёмные шаровары. Илья неожиданно вспомнил, что изображение точно такого же мужичка красуется на крыше дома Рябкиных в виде флюгера, и это воспоминание почему-то немного его успокоило.

Мужичок перестал улыбаться, заговорщицки подмигнул, кашлянул в кулак и проговорил тихо, но баском:

– Ты, паря, это…не боись, я Тишок – домовой из рода Тихонов. Слыхал про таких? Нет, наверное, так вот я познакомиться пришёл. Не возражаешь?

«Обынтернеченное» сознание Ильи, к тому же забитое всякими небылицами и нелепостями, всплывающими в мутном информационном потоке жёлтой прессы, казалось, уже было способно переварить всё что угодно, но в этом случае наотрез отказывалось принять существование мужичка-флюгера.

Клинин промычал нечто невразумительное и судорожно натянул на голову одеяло.

– Ничего, в первый раз все пужаются, – успокаивающе проговорил Тишок, – завтра, глядишь, совсем иное дело будет. Ты спи, а я пойду с другими постояльцами знакомиться.

В комнате больше не было слышно ни звука, но Илья долго тревожно и беспокойно прислушивался к тишине, невольно вздрагивая от петушиных криков и торжествующего карканья ворон, оповещавших о наступлении утра. Только когда из щёлки между одеялом и подушкой брызнул солнечный свет, он сбросил одеяло и, перед тем как крепко, без сновидений, заснуть, успел подумать: «Интересно, как эта ночь прошла у Аскольда – видел ли он домового, и впечатлила ли его световая феерия?»

А Тузин совершенно не обращал внимания на световое шоу за окном. В двенадцать ночи он перевернул «водомер времени» и, неслышно ступая, подошёл к двери Роберта. Приоткрыл её, посмотрел на неподвижно лежащего подопечного, сконцентрировался на извлечении информации о нём и хотя ничего из прошлой жизни Роберта не «рассмотрел», но к своей большой радости «увидел», что у того нет никаких родственников, его никто не ищет, а значит, можно было спокойно производить над ним любые опыты и эксперименты. Довольный, Аскольд вернулся к себе, повесил в шкаф аккуратно выглаженные Варварой, конечно же, за отдельную плату, костюмы и рубашки, вынул пижаму из чемодана и увидел на самом его дне стальной сосуд с крышкой и фотографию книги, из-за которой и приехал в эту глухомань. Уже в который раз Тузин разглядывал этот снимок, а горло всё равно перехватывало от волнения и восторга. Он очень давно мечтал стать обладателем книги, запечатлённой на снимке, и вот благодаря удивительным обстоятельствам, при которых Аскольд познакомился с не менее удивительной личностью – Устином Лаврентьевичем Упыриным, его мечта могла стать реальностью. Вообще-то обстоятельства их знакомства были довольно обычными: Устин после одного из выступлений психотерапевта оказался в толпе желающих лично с ним поговорить. Тузин не любил такого рода общение и попытался скрыться за спинами охранников. Это ему удалось, но Упырин каким-то образом снова очутился у него на пути и, прежде чем Аскольд возмутился, быстро произнёс:

– Я знаю, Вы хотели приобрести данный фолиант, – он протянул фотографию переплета, на котором по латыни было написано название: «ТРАКТАТ О СПОСОБАХ ОБРЕТЕНИЯ ВЛАСТИ НАД СТИХИЯМИ И ДЕМОНАМИ».

Под надписью был изображён сложный иероглиф, который Аскольд не спутал бы ни с одним символом или знаком, потому что он обозначал Всемогущество – самое заветное желание Тузина.

Аскольда поначалу оттолкнул и насторожил этот человек, какой-то скользкий, пронырливый, с бегающим взглядом маленьких недобрых глаз, а главное, источающий неприятную, непривычную энергетику, мешавшую узнать что-либо о её обладателе. Тем не менее, увидев название фолианта, Тузин моментально откинул возникшую в первые мгновенья неприязнь. Ожидая разъяснений, он благосклонно посмотрел на собеседника, невозмутимо проговорившего:

– У меня есть эта книга, и, если она всё ещё Вас интересует, я могу её Вам подарить.

Мало сказать, что Аскольда интересовала книга на фотографии: он её жаждал, искал по всему миру, она была его наваждением и самой заветной мечтой! Но, подчиняясь данному когда-то самому себе приказу, ни при каких обстоятельствах не показывать истинных чувств, он холодно сказал:

– Действительно, я хотел приобрести этот фолиант, только, по моей информации, он исчез в начале девятнадцатого века, и с тех пор его никто не видел.

– Повторяю, я им владею, свидетельством чему служит данная фотография, сделанная буквально на днях, и при определённых условиях готов отдать его вам.

– При каких условиях? – насторожился Тузин.

– Думаю, сейчас не место и не время их обсуждать. Давайте встретимся завтра. Приходите ко мне на работу. Вот моя визитка. Секретаря я предупрежу.

Из визитки Аскольд узнал, что его собеседник – чиновник высокого ранга с труднопроизносимой должностью, работающий в Департаменте образования, культуры и молодёжной политики. Они договорились о времени приёма, и, пока Тузин бережно укладывал фотографию и визитку в дипломат, Устин Лаврентьевич исчез.

Отменив все дела, Аскольд приехал домой и сразу же попытался войти в состояние транса, чтобы узнать какую-нибудь информацию об Упырине, но ничего не получилось. Тогда он позвонил работавшему в одном из силовых ведомств пациенту, которому когда-то помог избавиться от тяжёлой формы депрессии, и попросил его собрать досье на Упырина. Услышав просьбу, тот долго молчал, а потом нехотя сказал, что и без досье может сообщить: Упырин – тёмная и опасная личность.

– Держись от него подальше, а то, в случае чего, тебе даже сверхспособности не помогут, – предостерёг он и наотрез отказался дальше обсуждать эту тему.

В голосе силовика улавливался намёк на нечто иррациональное, не укладывающееся у него в голове, поэтому Тузин не стал выпытывать подробности и смущать человека, привыкшего видеть мир в обыденной, уголовной реальности, рассчитывая разобраться в личности Устина по ходу общения с ним.

Несколько озадаченный, но всё равно окрылённый Аскольд принялся обдумывать различные варианты предстоящей встречи, заранее решив, что пойдёт на любые условия Упырина. Однако он и представить себе не мог, какими причудливыми эти условия окажутся. Устин Лаврентьевич потребовал, чтобы Аскольд поехал в деревню Чудово и добыл «жгучий» камешек, причём не позднее третьего по счёту полнолуния со времени их разговора. Он вручил ему стальной сосуд, в который надо было положить камень, и подробно рассказал, где и как это можно сделать. Видя недоумение Тузина, засомневавшегося в серьёзности его намерений, Упырин вынул из ящика стола фолиант в тёмном потрескавшемся от времени кожаном переплёте и протянул его Аскольду. Внизу обложки, под латинским названием, отливал золотом заветный знак Всевластия. С нетерпением открыв книгу, Тузин сразу же наткнулся на продолжение главы, которую когда-то нашёл в архиве прадеда. Дрожащими руками, перелистав несколько страниц, он впился глазами в текст.

– Э нет, услуга за услугу, – проговорил Устин, забирая фолиант, – Вы теперь знаете, что книга у меня в наличии имеется, и поверьте, после того как добудете и отдадите мне камешек, она тотчас станет Вашей.

Аскольд с трудом оторвал взгляд от фолианта, оглушённый фразой, выхваченной из текста, а именно: гомункула легче всего создать из человека, лишённого памяти…. Но о том, как происходит процесс создания, Тузин прочитать не успел. Не раздумывая, он согласился добыть «камешек», пообещав держать нового знакомого в курсе событий, и вскоре выехал в Чудово….

Вспоминая сейчас тот разговор с Устином, Тузин вновь прочувствовал его важность и таинственность, потому что сам факт появления книги, которую искал ещё прадед Аскольда Феофан Кузьмич, завещавший своим потомкам также посвятить свою жизнь её поиску, был невероятным и сверхъестественным. К тому же встреча с Робертом, как нельзя лучше подходившим на роль гомункула, окончательно убедила Аскольда в успехе предстоящей операции, хотя такое счастливое стечение обстоятельств несколько настораживало.

«Впрочем, – беспечно подумал Тузин, – его прадед наверняка не удивился бы этому, он-то свято верил, что всё в мире предопределено Абсолютом».

Феофан Кузьмич с юности увлекался оккультизмом, магией, алхимией и собрал редчайшие книги, написанные адептами тайных орденов средневековья. Основная часть книг была посвящена поиску философского камня. Но прадеда интересовало не золото, которое якобы можно получить с его помощью, а даруемая избранным власть над людьми и духами. Его привлекали также древние рукописи с описанием опытов, позволявших получить гомункула – человека из плоти и крови, «астральные» и «ментальные» жизненные силы которого заданы его создателем. Однако ни философского камня, ни гомункула он так и не создал, но оставил завещание, в котором был перечень книг, необходимых для достижения этих целей, среди них был и «Трактат».

С завещанием Феофана и содержанием ранее «запретного» шкафа, хранящего собранные прадедом труды и книги, Аскольда в шестнадцать лет познакомил его дед, который с иронией относился к наследию своего отца, а вот Аскольд воспринял изыскания Феофана Кузьмича очень серьёзно и с головой погрузился в таинственный мир малопонятных аллегорий, метафор и символов. С возрастом, проштудировав не только эти книги, но и добытые где только можно труды древних мистиков, Тузин во многом разобрался и постиг сначала азы эзотерики и оккультизма, а затем серьёзно продвинулся в овладении техник гипноза и развития паранормальных способностей. Чтобы применить свои знания на практике, он освоил профессию психотерапевта и начиная с девяностых годов прошлого века стал практиковать коллективные сеансы психотерапии, с некоторого времени пользовавшиеся большим успехом, а поначалу приносившие большие разочарования и неудачи.

Тузин заставил себя забыть о мучениях, испытанных им во время первых выступлений в роли парапсихолога и экстрасенса, и вместо этого вспомнил волнующий, таинственный случай, когда, повинуясь неведомой силе, он однажды опять открыл заветный шкаф и, вынув из него несколько книг, выученных почти наизусть, обнаружил рукопись, которой раньше не замечал. С замиранием сердца он развернул свёрнутые в трубочку листы бумаги и прочитал надпись по-русски: «О способах обретения власти над стихиями и демонами. Знания, пришедшие от древности, чтобы даровать силу тому, кто задумал подчинить себе природные стихии, духов и демонов». В тексте подробно описывались четыре стихии и их элементалии, а также множественные виды демонов. На одной из страниц очень искусно был изображён иероглиф, который Аскольд потом обнаружил и на обложке Трактата. Под иероглифом располагалась надпись, поясняющая, что тот символизирует «пятую стихию» – квинтэссенцию Всемогущества – и является основным компонентом в изготовлении амулета, без которого невозможно проведение магических ритуалов, дарующих Власть. На последнем листе были перечислены названия остальных глав «Трактата»; в них, по-видимому, описывался весь процесс подготовки и проведения ритуала. Отдельная глава посвящалась созданию гомункула, который являлся посредником между стихиями и создавшим его хозяином, тем самым защищая этого хозяина от возможных негативных последствий общения с природными стихиями и духами.

Сначала Аскольд лишь подивился неожиданной находке, но затем она завладела всеми его мыслями. Он понял, что ему давался шанс осуществить то, о чём мечтал прадед: добиться возможности управлять не только людьми, но и всеми стихиями мира. Тузин активно занялся поиском «Трактата». Это оказалось очень нелёгким делом, ибо, потратив на изыскания много сил и денег, он узнал лишь то, что впервые «Трактат» упоминался в трудах немецкого врача, называвшего себя Парацельсом, который пытался создать гомункула. Однако никаких подробностей о самом трактате там не сообщалось. Ещё одно упоминание обнаружилось в Государственном областном архиве, в отрывке письма неизвестного автора, где рассказывалось, что в одной из московских масонских лож найден свиток, повествующий о приезде Парацельса в Россию и о том, что немец, боясь преследований у себя на родине, оставил «Трактат» монаху Серафиму. Тут же говорилось, что «братья» масоны предприняли попытку найти книгу, и она им удалась, но вскоре фолиант исчез при загадочных обстоятельствах. Письмо датировалось октябрём 1819 года. Больше, до знакомства с Упыриным, Аскольду ничего найти не удалось, поэтому произошедшая встреча и то, что он держал фолиант в своих руках, произвела на психотерапевта, которого давно уже трудно было чем-нибудь удивить, неизгладимое впечатление. А странная просьба Устина и малоприятное путешествие в деревню, воспринимались Тузиным как испытание, данное ему судьбой для преодоления трудностей, поскольку ничего в мире не даётся просто так.

Аскольд осторожно положил фотографию в чемодан, переоделся в пижаму, погасил свет и улёгся на новую, как и вся мебель в его комнате, двуспальную деревянную кровать. Как обычно, перед сном он прокрутил в памяти события минувшего дня, «просмотрел» характерологические особенности людей, с которыми сегодня познакомился, с удовлетворением отметил, что все они являются для него «открытой книгой», ещё раз порадовался удачному стечению обстоятельств, позволившему ему встретить покорного беспамятного человека – почти готового гомункула.

Единственным неприятным моментом был дневной телефонный разговор с Упыриным, вернее, не допускающий возражения тон, с каким Устин давал «указания» о необходимости как можно больше узнать о Кружилихином Острове и «жгучих» камнях.

«Интересно, почему он сам сюда не приедет и не узнает? Неужели чего-то боится? И почему ему так приспичило завладеть этим булыжником? – задавался Аскольд вопросами, на которые, как ни старался, не мог найти ответов. – Впрочем, это его проблемы, а свои я непременно решу».

Тузин заложил руки за голову и стал мечтать о «Трактате» и о том, как им воспользуется. Неожиданно его сладостные мечты прервал непонятный шорох за спинкой кровати. Тузин заглянул туда и встретился взглядом с мужичком чуть более полуметра ростом, который быстро отвёл глаза, пошлёпал к стулу, легко на него взобрался и воззрился на Аскольда, а тот, несмотря на то, что никогда раньше домового не видел, сразу же догадался, что это был именно он.

– А ты, я гляжу, не из пугливых, – благодушно пробасил мужичок, – и правильно, я же ничего плохого не замышляю, я просто познакомиться пришёл.

«Мне только ещё таких знакомств не хватало!» – недовольно подумал Тузин, но тут же решил, что домовой ему может пригодиться.

Поэтому он вполне доброжелательно представился, ответил на простецкие вопросы гостя, назвавшегося Тишком, а затем, будто невзначай, спросил, бывал ли тот на Кружилихином Острове и чем он интересен.

– У каждого свой интерес, – неопределённо ответил домовой и, вдруг засуматошившись, слез со стула и, сказав: «Прощевай, пока», – зашлёпал к выходу.

Дверь сама собой отворилась и бесшумно закрылась за ним.

«Надеюсь, это энергетическое недоразумение было самой большой неожиданностью, меня здесь ожидающей», – желчно хмыкнул Тузин.

Клинин проснулся за час до завтрака, немного повалялся в постели, вспоминая ночные происшествия и гадая, не приснилась ли ему большая их часть. Так и не приняв окончательного решения, он встал, подошёл к окну, посмотрел на серовато-голубое небо и вдруг осознал, что место тут, в самом деле, аномальное, загадочное и вполне претендующее на сенсацию. Илья почувствовал, как кончики пальцев стали горячими и начали покалывать. Для него это было явным признаком вдохновения и творческого азарта. Он записал в блокнот всё случившееся ночью, уже почти не сомневаясь в реальности произошедшего и жалея, что не поговорил с Тишком. Безусловно, само существование домового вряд ли бы потянуло на сенсацию, но разговор с ним можно было направить в интересное для читателя русло. Перечитав записи, он остался доволен раскованным языком и ироничной интонацией. Весело напевая, Илья побрился, умылся и вышел на веранду с намерением рассказать Рябкиным о ночном госте.

Варвара и Осип во дворе кормили кудахтавших и резво клевавших зерно кур, одновременно разговаривая с Тузиным. Как оказалось, говорили они о Тишке.

– Это хорошо, что вы не испугались, – одобрительно улыбался Осип, – а то некоторые после встречи с ним сразу же вещи собирали и укатывали в город – нервы, видите ли, у них не выдерживали. В городе-то воров, бандитов, коррупционеров всяких их нервы выдерживают! А тут обычный домовой с ними пообщаться захотел – и сразу же переполох. Хотя он же ничего плохого не делает, а если созорничает когда, так для смеху, а не по злобе.

– И сильно ваши домовые озорничают? – в тон ему спросил Аскольд.

– Бывает, – ухмыльнулся Рябкин, – особенно если их бояться или недоброе замышлять.

– Я сегодня ночью струхнул немного, когда Тишка увидел, – признался Илья, спустившись с крыльца и поздоровавшись со всеми, – но теперь очень хочу с ним побеседовать.

– Вот и правильно! – удовлетворённо проговорила Варвара, кидая на землю последнюю горсть зерна. – Тишок любознательный, много чего о жизни знает. Даже мне и то иногда интересно его послушать. К тому же он дом бережёт и живность нашу. Жалко, что теперь из неё у нас только куры, кот и собака остались – раньше корову держали, но нынче это дело хлопотное и дорогое.

Рябкины стали вспоминать, какую раньше держали скотину и как хорошо, когда всё своё, не магазинное.

– А Тишок только ночью появляется или и днём может прийти? – осведомился Илья, прервав воспоминания хозяев.

– Может и днём пожаловать, особенно когда погода пасмурная.

Клинин понимающе кивнул, всё больше привыкая к мыслям, которые ещё вчера казались абсурдными. Он даже на полном серьёзе полюбопытствовал, о чём Тузин говорил с домовым.

– Собственно, ни о чём. Так, несколькими словами перебросились, – нехотя ответил тот и обратился к стоящему поодаль Роберту: – А ты у себя в комнате что-нибудь странное заметил?

– Я спал, – неожиданно резко отчеканил тот.

Тузин посмотрел на него пронзительно-изучающе, но промолчал.

– А тебе как спалось после посещения Тишка? – неожиданно спросил Осип у Клинина. – Ничего интересного не приснилось? У нас тут многие начинают провидческие сны видеть.

– Вроде бы ничего особенного не приснилось….

– Ну ты всё равно имей в виду это обстоятельство, – загадочно проронил Осип и заспешил к зафырчавшему самовару.

Отказавшись от предложения Рябкиных почаёвничать с ними, постояльцы отправились в столовую, где уже собрались все, за исключением четы Дыбиных, но вскоре пришли и они, громко сообщая удивившемуся их появлению Гирину о своём решении позавтракать здесь, так как Фишкин обещал объявить о предстоящих экскурсиях. Санёк и Лёха не удержались и подкололи супругов упоминанием о шести оплаченных путёвках и отдельном рационе для Вики и Кирилла, но Дыбины проигнорировали их язвительные выпады в свой адрес и, как ни в чём не бывало, налегли на омлет со шкварками.

Илья исподтишка наблюдал за пришедшей парочкой и остальными, с нетерпением ожидая, кто же из них первым решится рассказать что-либо интригующее. Но разговоры велись самые обыденные, даже о ночной световой феерии никто не упоминал.

Фишкин, казалось, тоже был удивлён таким явным проявлением безразличия туристов к местным особенностям, но акцентировать на этом внимание не стал и после завтрака огласил намеченные мероприятия, включающие в себя дообеденную экскурсию в «обсерваторию» и послеобеденное посещение ведуньи Маланьи Никитичны. Завхоз предложил всем желающим записаться, объявив, что плата за экскурсию в обсерваторию входит в стоимость путёвки, а посещение ведуньи надо будет оплатить отдельно. Все дружно записались на оба мероприятия, только Вика отказалась от экскурсии в обсерваторию, таким образом желая доказать «альпинистам», что её совершенно не волнуют потерянные деньги. Но на тех бескорыстие Виктории не произвело никакого впечатления; «альпинистов» разочаровала тематика экскурсий: они жаждали отправиться, как обещали в турагентстве, в захватывающее и рискованное путешествие по аномальным зонам, а не к какой-то древней бабке.

– Мы, вообще-то, геофизики и наметили провести довольно много испытаний и экспериментов, для того чтобы понять природу необычных явлений в Чудове, – многозначительно сказал Олег Жуков.

– Да, не хочется тратить время на пустяки, – важно поддакнул Лёха, почему-то покосившись на Инкина.

– Эксперименты – это хорошо, – одобрительно кивнул Степан Васильевич, – но прежде всем придётся немного пообвыкнуть, познакомиться с нашей повседневной жизнью, зато потом такие экстремальные походы устроим, что век не забудете! А для начала и Маланья найдет, чем вас удивить.

Возражать завхозу больше никто не стал, и туристы дружно покинули столовую. Клинин, движимый любопытством и желанием узнать, кто что видел этой ночью необычного, попробовал разговорить Аллу Владимировну и не отходившего от неё, несмотря на идеологические разногласия, Зиновия, но оба недоумённо пожимали плечами и утверждали, что рано легли спать и ничего странного не заметили. Зато альпинисты-геофизики рассказали, как вечером, отметив приезд в деревню бутылкой водки, слышали в доме непонятные скрипы, шаги и бормотания, а, проснувшись утром, обнаружили, что их бороды всклокочены и спутаны так, что их с трудом удалось расчесать.

– А Санька и вовсе пришлось обкорнать! – заржал Лёха, показывая на значительно укороченную бороду приятеля. – Нам хозяева объяснили, что это проделки какой-то домовухи Залыбы, но Санёк считает, что это мы с Олегом прикололись.

Подшучивая друг над другом, геофизики вспомнили прежние «приколы», но Клинину было не до шуток. Он отошёл от развеселившейся компании, подсел к Татьяне и Лизавете, которые о чём-то секретничали в беседке рядом с гостиницей, и заговорщицким тоном, предполагавшим каверзу и подвох, рассказал о посетившем его ночью Тишке. Татьяна нервно хихикнула, спросив, не перебрал ли он вчера чего лишнего, а вот Лизавета восприняла его слова с полной серьёзностью. Более того, она впервые внимательно на него посмотрела, и Клинин обнаружил, что глаза у неё цвета искристого тёмного янтаря.

– Ты, правда, веришь в домовых? – пытливо спросила она.

Илья интуитивно понял, что ему просто необходимо ответить утвердительно.

– После того как увидел Тишка, глупо было бы не верить, к тому же хозяева дома совершенно спокойно относятся к его существованию.

– Наша горничная тоже говорила, что в деревне водятся домовые, но в гостинице их вроде бы нет, потому что она недавно построена, – в некотором замешательстве сообщила Татьяна и добавила, глядя на Китину: – Не знаю, но мне от этих рассказов про местных духов как-то не по себе, а ты не боишься?

– Меня напугать трудно, – ответила Лизавета уверенно, – да и мои предки из этих мест. Я бабушке давно обещала побывать в Чудове, о котором наша семья знает много разных легенд. И не только о домовых.

– Расскажи! – загорелся Илья.

– А какой смысл? Всё равно не поверите. Если честно, я и сама им не очень доверяю. Но хочу проверить, а вдруг это не выдумки.

– Тогда давай вместе проверим, – предложил Клинин, мало рассчитывая на согласие Лизаветы, но та неожиданно благосклонно отнеслась к его предложению и сказала, что если он не передумает принять участие в этом рискованном и авантюрном деле, то она будет рада такой компании.

– Может, и мне с вами? – задумчиво сказала Татьяна. – Я с геофизиками в каких только авантюрных походах не участвовала!

– Сначала со своими проблемами разберись, – немного снисходительно ответила Китина, как бы намекая на известные им обеим обстоятельства.

У Лизаветы явно улучшилось настроение. Илью это порадовало, потому что, судя по всему, намечался не только увлекательный поход по местам, фигурирующим в семейных легендах, но и замаячил флирт с классной девчонкой.

Находясь в отличном расположении духа, он вместе с новыми подружками отправился на первую экскурсию в обсерваторию, располагавшуюся на самом берегу Кружилихи в кирпичном цилиндрическом строении, крышей которому служил обшитый листами оцинкованной стали купол с раздвигающимися створками. Это замысловатое здание выглядело достаточно внушительно, хотя впечатление немного смазывалось от вида обычной деревянной избы, соединённой с обсерваторией бревенчатым сарайчиком-коридором, посередине которого находилась узкая невысокая дверь. Именно у неё их и встретил хозяин дома и обсерватории Ерофей Семёнович Северов – человек лет пятидесяти, среднего роста, с посеребренными сединой висками, высоким лбом и усталым мудрым взглядом. Он поздоровался с туристами и провёл их вверх по винтовой лестнице в помещение диаметром около пяти метров. В его центре размещался явно самодельный телескоп. Покупной, похоже, была только труба. Монтировка, опора и установленные на ней непонятного назначения приспособления были выполнены кустарным способом и выглядели архаично и курьёзно.

Особенно позабавил Илью такой же, как в душевой комнате у Рябкиных, «пароходный штурвал». Ерофей с натугой крутанул его. Вверху заскрежетало, заскрипело, громыхнуло. Купол медленно и плавно начал поворачиваться, а створки – раздвигаться, открывая для обзора значительный участок неба и расстилающуюся до горизонта деревенскую округу. Всех сразу же впечатлил Кружилихин Остров с его разноликой местностью: у самого берега равнинной и песчаной, а дальше бугристой, густо заросшей травой и кустарником. Хорошо просматривались несколько холмов, поляны и небольшие рощицы, где деревья изгибались ещё причудливее, чем в деревне, и, казалось, росли вширь, а не ввысь. В середине острова виднелась возвышенность с пологими склонами, тонущая в колышущейся туманной дымке.

Илья вспомнил про светящуюся пирамиду и рассказал о ней Ерофею. Тот подтвердил, что это явление действительно наблюдается по ночам и служит здешним жителям бесплатной иллюминацией. Однако природу свечения учёные объяснить не могут. У деревенских же есть свои предположения на этот счёт, но они, по большей части, сказочные, основанные на местных преданиях.

– А я согласна с предположениями некоторых эзотериков, что это портал, соединяющий Землю с параллельными мирами, – с обычным чувством превосходства над остальными туристами проговорила Алла Владимировна, всматриваясь вдаль.

– Может и «портал», – загадочно сказал Фишкин, – только выяснить это ещё ни одному человеку не удалось.

– Да, островок-то видимо непростой! – завороженно протянул Санёк.

– Остров как остров, мы и поинтересней места видели, – возразил Лёха, глядя в бинокль, взятый у Фишкина напрокат, – помнишь, на Алтае аномалыцина даже в воздухе ощущалась, а здесь природа вполне понятная, объяснимая.

– Объяснимая говорите, – усмехнулся Ерофей Семёнович, – а вы вон туда посмотрите.

Он настроил телескоп и предложил посмотреть в окуляр.

– Е-твоё, это что за муть? – удивлённо выдохнул Лёха.

– Почему муть, телескоп хорошо работает.

– Да я не о телескопе. Кто это там?

– Шипуны – островные охранники, – спокойно пояснил Ерофей.

– А можно мне взглянуть? – нетерпеливо попросил Клинин и, прильнув к окуляру, увидел призрачные странные фигуры, медленно скользившие над одним из холмов.

Услышав слово «охранники», Дыбин, до этого безучастно стоявший у стены рядом с таким же безучастным Робертом, отстранил Илью и приник к телескопу.

– И правда, муть какая-то, – проворчал он, поспешно отпрянув от окуляра.

Оставшиеся туристы выстроились в очередь, чтобы посмотреть на островное диво. Понаблюдав за «охранниками», мужчины молча отходили в сторону, озадаченные увиденным, а женщины эмоционально переговаривались, ойкали и недоумённо посматривали на Ерофея, ожидая более подробных объяснений. Инкин свысока наблюдал за суетой у телескопа, но, не выдержав, заглянул в окуляр и тут же заявил, что это всего лишь оптический обман, вызванный атмосферными явлениями и несовершенством линз. Но его предположения звучали слишком неубедительно, и туристы захотели послушать Ерофея.

– Этого словами не объяснишь, – категорично пресёк расспросы любознательных туристов завхоз, – вот когда пойдём на Остров, вы сами всё увидите, а пока экскурсию заканчиваем, потому как в «обсерватории» самое интересное – за ночным небом наблюдать, что мы и сделаем, вернувшись сюда через пару дней.

В некотором смятении туристы спустились с лестницы и, распрощавшись с Северовым и Фишкиным, сгрудились на берегу Кружилихи, стараясь рассмотреть в бинокли ещё что-нибудь необычное.

– Обман это всё, дешёвые фокусы, – гнул свою линию Инкин, – простое оболванивание доверчивых граждан.

– Это вы, Зиновий Яковлевич, самообманом занимаетесь и не хотите замечать очевидного, – раздосадованно фыркнула Алла Владимировна.

– Да, первый раз встречаю человека с такими ретроградскими представлениями об окружающем мире, – пренебрежительно произнёс Тузин.

Инкин, не отреагировавший на замечание Сумец, от слов Аскольда буквально взвился и начал обвинять его в шарлатанстве, сектантстве и некомпетентности.

– Ты же обещал вылечить Роберта и вернуть ему память, и что, где результат?! – выкрикнул он напоследок.

– Результат есть, – холодно парировал Аскольд.

Он приказал Роберту говорить, и тот скупыми словами, отчего рассказ казался ещё более трагичным, поведал о том, как его ограбили и избили. Этот незатейливый монолог произвёл впечатление на всех, даже на Инкина, который всё же продолжал утверждать, что Тузину не удастся восстановить полностью память подопечного и возится он с ним только ради рекламы. Теперь уже Аскольд вспылил и так посмотрел на оппонента, что у того сильно закололо сердце и участился пульс. Не на шутку перепугавшись, Зиновий присел на землю и положил под язык лекарство. Алла Владимировна окинула Тузина ненавидящим взглядом и принялась страстно шептать нечто вроде заговора и производить над головой Инкина пассы руками. Как ни странно, на него это вскоре подействовало, профессор самостоятельно поднялся и в сопровождении Сумец двинулся к гостинице. За ними потянулись и остальные.

Только Аскольд, может быть, для того чтобы не усугублять инцидент, попросил Илью присмотреть за Робертом, а сам вернулся к дому Ерофея.

Северов был явно озадачен возвращением Тузина и его просьбой рассказать подробнее о Кружилихином Острове и «жгучем» камне. Видя недоумение «звездочёта», Аскольд объяснил, что он по профессии психотерапевт, имеющий экстрасенсорные способности, и его очень интересуют энергии различного происхождения.

– Совершенно случайно я недавно узнал, что здесь есть место, где находятся «жгучие» камни, обладающие энергетикой, способной давать людям небывалую силу, здоровье и благополучие, – говорил Аскольд, не спуская с Ерофея гипнотического взора, – меня очень заинтересовал этот феномен и ради него я приехал в Чудово. Хотелось бы поговорить о нём с умным человеком, лишённым предрассудков и суеверий. Поэтому я решил обратиться к Вам.

– Но я сам никогда таких камней не видел, их природу и свойства толком не знаю, слышал о них только домыслы и местные байки, – растерянно пробормотал Ерофей, безуспешно пытаясь отвести взгляд от лица Тузина.

– Расскажите мне всё, что слышали! – требовательно произнёс экстрасенс.

– Говорят, что такой камень действительно существует, но за последние двести с лишним лет добыть его удалось лишь деревенскому колдуну, которого заставил это сделать помещик, в те времена владевший Чудовом.

Северов замолчал, снова пытаясь уклониться от пронзительного взгляда экстрасенса.

– Дальше! – властно потребовал Тузин.

– Я не знаю, рассказывать ли об этом помещике?

– Да!

– Он по характеру был совсем не похож на своих предков, довольно образованных людей, увлекающихся гуманистическими и самыми современными идеями того времени, – монотонно, почти как Роберт, говорил «звездочёт», – а, наоборот, отличался жестокостью, самодурством и хитростью недалёкого человека. Барин тот получал удовольствие, когда измывался над дворовыми людьми и когда наблюдал, как издевается над ними его жена, которая была ему подстать. Они оба упивались своей властью и безнаказанностью, с каждым днём становясь всё безжалостнее и беспощаднее.

Тузин недовольно поморщился и потребовал говорить по существу.

Неожиданно Ерофей, почувствовав себя свободнее, возразил, что без этих подробностей нельзя понять дальнейший ход событий.

– А что касается энергетики, – вспомнил он слова экстрасенса, – видно, из-за негатива, царившего в доме, там возникли злобные сущности – лярвы. Надеюсь, Вам не надо объяснять их природу.

Тузин нетерпеливо кивнул.

– Так вот, эти сущности, «пиявки», как называли их в доме, вскоре набрали силу и начали всячески вредить не только дворне, но и хозяевам усадьбы. Сами собой в их комнатах летали вещи, непроизвольно перемещалась мебель, день и ночь раздавались стуки, от которых у помещика всё чаще случались сердечные приступы, да и у помещицы резко ухудшилось самочувствие. Что только они не делали, кого только не приглашали, чтобы избавиться от этой напасти – ничего не помогало. Тогда помещик позвал деревенского колдуна и, смерив гордыню, попросил у него совета и помощи. Колдун долго ходил по дому прислушивался, принюхивался, осматривал закоулки, затем закрыл глаза и сообщил, что видит разного размера извивающихся «пиявок», словно сотканных из дыма. Они находятся во всех комнатах и во дворе дома. Но самое страшное то, что, собираясь в стаю, «пиявки» присасываются к помещику и его жене, для того чтобы выпить их «жизненные силы». Правда, есть способы от них избавиться, но уничтожение «пиявок» потребует времени, а главное здоровья, а его-то у хозяев дома и нет. Помещик стал упрашивать колдуна помочь восстановить здоровье и вернуть утраченную «жизненную силу», но тот решительно ответил, что это может сделать только «жгучий» камень, если во время полнолуния пойти с ним к Бездонному Озеру. Хозяин был наслышан о чудо-камне с Кружилихина Острова, он уже когда-то посылал за ним своих людей, да безрезультатно. Шипуны надёжно охраняли остров.

– Можно без былинности и многословия, а конкретнее и подробнее о шипунах, – досадливо перебил Тузин.

– Без «былинности» пересказывать предания тяжело, – возразил Ерофей, – а о шипунах ничего конкретного сказать не могу, кроме того, что, на мой взгляд, они сущности не нашего мира, охраняющие подступы к Дурман-месту, расположенному в центре Острова и отгороженному от Сторожевых Холмов кольцом из жгучих камней.

– Так они Дурман-место или жгучие камни охраняют?

– И то, и другое, по крайней мере, шипуны не дают людям эти камни уносить с Острова.

– Каким образом?

– Говорят, что того, кто пытается взять хоть один камешек, они пронзают обжигающим лучом, похожим на молнию.

– Но, судя по легенде, кому-то всё же удалось добыть камень, значит, от луча можно защититься?

– Вот про способы защиты от шипунов здесь, к счастью, никому доподлинно неизвестно, а иначе бы все жгучие камни давно растащили на сувениры. А они наверняка выполняют какую-то важную функцию.

– Какую?

– Не знаю.

Как ни старался Аскольд вытянуть из Северова ещё какую-нибудь информацию о жгучих камнях и охранниках острова, это ему не удалось. Тогда он велел Ерофею рассказывать дальше.

– В общем, пообещал помещик колдуну большие деньги и вольную в обмен на «жгучий» камень, и, как гласит молва, спустя некоторое время тот, обессиленный и еле волочивший ноги от усталости, принёс его в железном кувшине. Обрадовался барин, расплатился с ним щедро, но вольную оформлять не спешил, дожидаясь полнолуния.

– И что дальше?

– Дальше предание утверждает, что когда барин в полнолуние пошёл к Бездонному Озеру с кувшином, то одна из «пиявок» влезла в сосуд, а у самого озера вылезла, разбухая прямо на глазах, забирая всю «живительную силу» у камня. Говорят, после этого она обрела невероятные возможности, с помощью которых учинила в усадьбе жуткий разгром, чем довела помещика до инфаркта и быстрой смерти, а затем и по всей округе безобразничать стала: деревья валила, дома сжигала, на скотину мор наводила. Тут уж даже наши домашние и лесные духи не выдержали, объединились и выдворили эту бесчиницу за пределы Чудова. Вот, в сущности, и вся известная мне история о «жгучем» камне. Что в ней правда, а что вымысел, не мне судить. Сами решайте, – сумрачно сказал Ерофей.

– Да, фольклор, похоже, в ваших местах всегда отличался буйством фантазии и минимумом правдивости, – пренебрежительно заметил Аскольд, – к сожалению, для меня он не представляет никакого интереса. Я практик, и мне нужны достоверные факты и подлинная информация.

– Сожалею, что не смог Вам помочь, – сухо проговорил Ерофей, давая понять, что хочет закончить разговор.

Неожиданно Тузин сменил тон на почти сердечный и доверительный, рассыпался в благодарностях за интересный разговор, извинился за резкость, объяснив её усталостью от чрезмерной загруженности работой. Затем, пригласив Северова в гости, любезно попрощался.

«Нет уж, к экстрасенсам я не ходок, – закрывая за Аскольдом дверь, насмешливо подумал Ерофей, – мне и здешних феноменов достаточно».

Возвратившись к себе после разговора со «звездочётом», Тузин закрылся в номере, лихорадочно обдумывая полученную информацию. Выходило, что далеко не простое и не шуточное дело поручил ему Упырин в обмен на книгу. Аскольд в какой-то момент даже решил отказаться от попыток добыть камень, но вдруг вспомнил о Роберте и удивился, как сразу не догадался использовать его в качестве главного исполнителя задания Устина. У Тузина моментально созрел план дальнейших действий, первым пунктом которого стало намеченное Фишкиным посещение Маланьи. Он хотел подробнее расспросить ведунью о свойствах «жгучих» камней и способах их добычи, потому что самому Аскольду, несмотря на огромные усилия воли и применение самых мощных эзотерических практик, никак не удавалось узнать о них что-либо стоящее. И вообще, в этой деревне у него не получалось многое из того, что он умел. Аскольд объяснял это повышенным фоном природных энергий, мешающих в полной мере проявиться его способностям, но он верил, что скоро обуздает все энергии и подчинит себе любых духов Земли….

В назначенное время Тузин вместе с остальными отправился на экскурсию к ведунье, по дороге он постарался сгладить неприятное впечатление, оставшееся у многих туристов после его ссоры с Ннкиным. Некоторым усилием воли он погасил негативный биоэнергетический фон, шедший от Зиновия, до такой степени, что Инкин, почувствовав себя виноватым, подошёл и извинился за свои слова, сказанные у «обсерватории». Аскольд, конечно же, его учтиво выслушал и тоже извинился. Мир был восстановлен, а это было на руку Тузину, которому сейчас совершенно не нужны были конфликтные ситуации, способные отвлечь его от важных дел. С удовлетворением отметив легкость, с какой ему удалось погасить конфликт, Тузин вновь обрёл уверенность в себе и своих силах. Ходко прошагав всю дорогу, он первым оказался у дома Маланьи. Старуха стояла у калитки, опираясь на клюку, и, загораживая ладонью глаза от послеобеденного солнца, наблюдала за гостями.

– А ты зачем пришёл? – шепелявя беззубым ртом, ворчливо спросила она у Тузина. – Чай, лучше меня можешь людей насквозь видеть и о будущем больше меня знаешь!

– Посоветоваться пришёл, Маланья Никитична, – сделав вид, что не заметил недовольства старухи, заискивающе проговорил Аскольд.

– Я в твоих делах не советчик, – ещё суровее молвила старуха, – не моего ума это дело. Одно скажу: вот с этим, – она указала на подошедшего Роберта, – не связывайся. Долг у тебя перед ним непомерный, и, если он о нём вспомнит, плохо вам обоим придётся.

– Я совсем недавно встретился с Робертом и ничего ему не должен…, – мысленно кляня сумасшедшую бабку, начал Аскольд.

Но Маланья демонстративно от него отвернулась и обратилась к шумной компании геофизиков:

– А вы чего расшумелись? Здешние места страсть как шума не любят, особенно если пьяные галдят. Видать, мало вам Залыба бороды-то попутала – всё одно не угомонились.

Троица геофизиков онемела от неожиданного бабкиного напора и упоминания Залыбы.

– Маланья Никитична, ты чего разбушевалась? – остановил ведунью Фишкин. – Люди пришли на запланированную экскурсию, деньги заплатили, если тебе сегодня нездоровится – так и скажи, мы в следующий раз придём.

– У меня со здоровьем всё в порядке! – строптиво ответила старуха, но уже не так воинственно добавила: – Ладно, коли деньги заплачены, проходите по одному во двор, там заговоренный пенёк находится, с его помощью я вам о будущем поведаю, но только если неприятное сообщу, то не обессудьте!

Никто из туристов не откликнулся на её предложение пройти во двор, и только Инкин возмущённо пробормотал: «Сколько можно эту ахинею терпеть. Полный идиотизм!»

– А у тебя ума палата, только счастья нет. Жена-то у дочки предпочитает жить, а не с тобой, – ехидно прошамкала Маланья.

– Что, бабка в точку попала? – смеясь, хлопнул по плечу окаменевшего Зиновия Гирин. – Давай-ка и я испытаю судьбу – узнаю, что было, что будет, чем сердце успокоится.

Охранник безбоязненно прошёл в открытую калитку. Маланья поковыляла за ним, крикнув, чтобы он садился на пенёк, стоящий недалеко от тропинки. Сквозь изгородь было хорошо видно, как Игорь, скептически ухмыляясь, уселся на пень, скорее всего, оставшийся от древнего дуба. Выступающие из земли змеевидные корни делали его похожим на распластавшегося осьминога, поджидавшего свою добычу. Маланья, кряхтя и охая, примостилась рядом с Гириным и, время от времени прикасаясь руками к пеньку, что-то степенно стала говорить. Судя по тому, как быстро сползла ухмылка с лица охранника, бабка и на этот раз «попала в точку».

– Ну и Маланья – всю правду чешет: и про то, почему я развёлся, и про то, как в милиции служил и почему из неё уволился, – возвратившись, озадаченно сообщил Гирин, – даже о будущем кое-что рассказала, но поживем, увидим…. А пока она следующего велела позвать.

– Пожалуй, я тоже схожу, посмотрю на эту достопримечательность, – иронично молвила Алла Владимировна и величественно вступила на территорию двора.

Когда она вышла от ведуньи, то была совершенно на себя не похожа: растеряна, смущена и озадачена.

– Кирилл, я не хочу идти к этой старухе, – глядя на неё, боязливо заныла Виктория.

– Я и сам не пойду, устроили тут цирк, – негодующе буркнул Дыбин, бросив хмурый взгляд на завхоза.

Он взял жену под руку, и пара как-то слишком поспешно удалилась. За ними ушли Зиновий с Аллой Владимировной и геофизики, за которыми нехотя последовала Татьяна. В раздумье постояв у калитки, ушёл и Тузин, уведя за собой Роберта.

– Никитична, ты зачем мне экскурсию сорвала? – огорчённо спросил Фишкин у вышедшей из калитки Маланьи.

– А я виновата, если они правду слушать не хотят? – сварливо ответила та. – Да и мне самой тяжело было с ними якшаться – силу супротивную от некоторых чую.

– Ишь, придумала отмазку, – покачал головой Степан Васильевич и обратился к Илье и Лизавете: – А вы что приуныли, неужели тоже боитесь правду услышать?

– Нет, я бы очень хотел побеседовать с Маланьей Никитичной, – стараясь перебороть внезапно возникший мандраж, вежливо сказал Клинин, – только меня больше интересует её дар и способность к ясновидению, чем возможность узнать своё будущим.

– Я интервью не даю, – недовольно прошамкала Маланья, – мне ваша газетная братия надоела хуже горькой редьки!

– Ну, молодёжь, похоже, сегодня Никитична не в духе, первый раз её такой вижу, придётся с ней воспитательную работу провести, – полушутя, полусерьёзно изрёк завхоз, неодобрительно поглядывая на ведунью, – надеюсь, в следующий раз она приветливей будет. А сейчас идите в столовую – время ужинать.

Илье, честно говоря, не слишком хотелось, чтобы его кроме Тузина ещё и столетняя бабка «просканировала», поэтому он не медля увлёк Лизавету от дома старухи и попытался разговорить. Приятной неожиданностью для него стало многообразие тем, которые можно было с ней обсудить, поскольку он уже начинал скучать без общения с людьми, понимающими его с полуслова. Разговоры с оказавшейся остроумной и схватывающей на лету любую его мысль девчонкой настолько захватили Клинина, что он совершенно забыл про ужин. А когда они, наконец, подошли к столовой, то там уже никого не было, кроме Гирина, с аппетитом доедавшего творожную запеканку, и официантки, первой сплетницы в деревне – Лукерьи Леонидовны Плетнёвой, которую в Чудове за глаза называли Сплетнёвой. Она осуждающе-укоризненным взглядом выказала опоздавшим своё неудовольствие, но всё же прикатила тележку с ужином. Демонстративно гремя посудой и бурча нечто похожее на «понаехали тут», Лукерья расставила тарелки и, упершись руками в бока, стояла рядом до тех пор, пока они не вышли из-за стола. Настроение у Клинина и Лизаветы от цепкого, изучающего взгляда Плетнёвой резко испортилось, и они вместо того, чтобы, как планировали раньше, пойти по местам семейных легенд Китиной, разошлись по домам.

У веранды дома Рябкиных Илью встретила хозяйка и заговорщицки сообщила:

– Аскольд Михайлович в своём номере Роберта лечит. Чего-то говорит, как приказывает. Хорошо бы получилось парню память вернуть, а то жалко на него смотреть. Такой красавец – и ни бе ни ме…. А ты, если хочешь, иди в горницу, нам газеты свежие почтальон привёз, можешь их с Осипом почитать. Он любит с кем-нибудь новости обсудить и о политике посудачить, я то в гости к Маланье собралась, наверное, поздно приду.

Илья, подивившись тому, что Рябкина на ночь глядя решила идти в гости к неприветливой ведунье, отправился к Осипу. В «горнице» на столе лежала кипа свежей прессы, по большей части районной. Клинин с профессиональным любопытством углубился в одну из них, которую Осип охарактеризовал как самую свободомыслящую, освещающую злободневные темы. Газета называлась «Куролесовская правда» и, действительно, довольно раскованно писала о неприглядных делах, творимых чиновниками разного уровня, но Илью больше всего заинтересовала рубрика «Что новенького в мире чудес?». В ней рассказывалось о том, как жители деревни Здоровьино стали свидетелями необычного явления. Ранним утром там начали ощущаться подземные толчки и гул, похожий на раскаты грома, затем над Островом Тишины взметнулся столб синеватого пламени, по окрестностям Здоровьино пронёсся скоротечный вихрь, и всё стихло. Старожилы утверждают, что такие явления там иногда наблюдаются, но раньше на них никто не обращал внимания. А обитателей здоровьинских особняков случившееся сильно обеспокоило, и они для получения разъяснений о напугавшем их происшествии направили запросы во все инстанции, вплоть до Академии наук. Перечитав заметку несколько раз, Илья спросил Рябкина, что тот о ней думает.

– А что тут думать, – протирая очки фланелевой тряпочкой, философски ответил Осип, – по здешним меркам такое явление – вещь довольно обыденная. Вот сам Остров Тишины вопросы вызывает. Ведь он так называется, потому что на нём никаких звуков не слышно. Уже когда к нему подплываешь, глохнуть начинаешь, а на нём, будто тебя колпаком накрыли, – тишина! И дольше пяти минут там находиться нельзя – всё тело болеть начинает.

– Зачем же тогда местная элита рядом с островом коттеджи настроила?

– Так в Здоровьине никаких неприятных ощущений не наблюдается, наоборот, у его жителей всегда отменное самочувствие было. Поэтому богачи и позарились на эти места, а про то, что там иногда земля трясётся и гудит, видно, не знали.

Клинин хотел продолжить расспросы, но в комнату вошли Аскольд с Робертом. Тузин сказал, что ему необходимо отлучиться, и на время своего отсутствия попросил присмотреть за пациентом. Как только психотерапевт вышел, Роберт сел на стул рядом с печкой, положил руки на колени и уставился в пол. Он выглядел каким-то чересчур уставшим и потерянным. Посмотрев на него, Осип и Клинин сочувственно замолчали. Зато с лежанки послышалось громкое, тревожное мяуканье. Клубок, спрыгнув с печки, остановился невдалеке от Роберта и, принюхиваясь, стал неотрывно смотреть на незнакомца. Удивлённо фыркнув несколько раз, кот начал нервно ходить по комнате, стараясь заглянуть в опущенные глаза Роберта. Наконец Клубок остановился у его ног, мяукнул, как крякнул, и прыгнул на колени гостя. Подопечный Аскольда вздрогнул и перевёл невидящий взгляд на блаженно замурлыкавшего котяру. На лице Роберта сначала появился испуг, а затем нечто похожее на любопытство. Страх всё же пересилил, он попытался согнать кота, но не тут-то было. Клубок намертво вцепился в рубашку и протестующе завопил. Роберт в замешательстве смотрел на него, словно пытаясь что-то вспомнить, и вдруг погладил своей большой ладонью пушистую кошачью спину. Клубок замурлыкал так громко, что заглушил удивлённый возглас Осипа, никогда ранее не видевшего такого явного расположения своенравного питомца к кому-либо.

– Ты гляди-ка, что вытворяет, – показывая на кота, изумился Рябкин, – он же никому, кроме Варвары, в руки не даётся, вот диво-то! А ты говоришь, чудес не бывает.

– Да я так не говорил, – ответил Илья, немного ревниво наблюдая, как Клубок, без всякого угощения, дружелюбно льнёт к Роберту.

Осипа тоже слегка обидело поведение кота, но, чтобы не показать этого, он вернулся к обсуждению заметки о событии в Здоровьине, хотя ничего нового не сказал, разве что предположил желание автора приукрасить незначительный инцидент. Илья, в свою очередь, вспомнил, как они вчера, проезжая мимо Здоровьино на автобусе, не заметили ничего необычного, кроме роскошных построек.

– Ну, значит, очередная газетная утка, – категорично заключил Рябкин и стал спрашивать Илью, почему в газетах так много вранья.

Отшутившись, Клинин сказал, что не может отвечать за всю отечественную прессу, а он и его газета уток не разводят. Осип неожиданно запальчиво продолжал настаивать на том, что теперь нет ни одной газеты и журнала, пишущих правду. Из щекотливой ситуации Илье помог выйти возвратившийся Тузин, который, увидев Клубка на руках Роберта, изумился, пожалуй, больше, чем Рябкин, к тому же, судя по побелевшим губам и холодному блеску глаз, почему-то страшно разозлился.

– Пошли к себе, – резко приказал он, и, взяв кота за шкирку, с силой швырнул его на пол.

Клубок оторопел от такого грубого обращения, а когда опомнился, было поздно – Аскольд с Робертом скрылись за дверью. Угрожающе зашипев, кот царапнул когтями по двери, пытаясь её открыть, но та была плотно закрыта. Не обращая внимания на участливые взгляды Ильи и Осипа, которым было искренне жаль Клубка, так несправедливо обиженного экстрасенсом, кот понуро поплёлся к печке, тяжело запрыгнул на лежанку и затих.

– Эх, бедолага, такое унижение ему первый раз в жизни довелось испытать, мы с ним, как с человеком, обращаемся. Надо будет сказать Аскольду, пусть он больше такого себе не позволяет, – огорчённо проговорил Рябкин.

Илья на всякий случай, предупредил Осипа, что с Тузиным лучше не связываться, так как тот, похоже, может не только вылечить, но и покалечить. Его слова почему-то вернули Рябкину воинственное расположение духа, и он боевито изрёк:

– Пусть только попробует, тут не город, беспредельщиков быстро на место ставят. Одни только наши домовые могут любому кузькину мать показать!

Увидев, как Илья поёжился после упоминания о домовых, Осип Потапович благодушно заулыбался:

– Да ты не бойся, тебя, я точно знаю, – никто не тронет.

– Я и не боюсь.

– И правильно делаешь, если сегодня ночью Тишок опять наведается – не дрейфь. Лучше расспроси его как непосредственного участника и очевидца деревенских аномалий. Только будь настороже – он приврать любит.

– Постараюсь расспросить, – неопределённо сказал Клинин и пожелал Осипу спокойной ночи.

Удивляясь тому, как скоро он привык к мысли о существовании фантастических особей, ещё совсем недавно казавшихся абсолютной выдумкой, Илья стоял у окна своего номера, ожидая, когда стемнеет и начнётся световое представление, но небо заволокли плотные облака, и, кроме отсветов «иллюминации», доходивших сюда с Острова, ничего зрелищного не наблюдалось. Тогда он чуть ли не с нетерпением стал ждать появления домового, но тот не появлялся, несмотря на то что «колокольчики» уже оповестили о наступлении полуночи. В коридоре, правда, изредка раздавались какие-то подозрительные шорохи и стуки, но в комнате было тихо. Клинин не отважился выйти в коридор и посмотреть, что там происходит. Он решил смоделировать ситуацию прошлой ночи: выключил свет, задвинул занавески и улёгся в кровать.

У него уже начали слипаться веки, когда совсем близко послышались шлёпающие звуки. Илья приподнял голову и огляделся.

– Что, соскучился? – услышал он знакомый басок и, присмотревшись, обнаружил силуэт вчерашнего мужичка у себя в ногах.

Клинин сел на край громко скрипнувшей кровати и, поражаясь своему панибратскому тону, сказал:

– Ты чего так далеко уселся, иди поближе.

– Можно и поближе, – охотно согласился Тишок и зашлёпал к стулу, стоявшему напротив Ильи.

Они некоторое время молчали, как бы приглядываясь друг к другу Пробившийся сквозь облака лунный свет проник в комнату и осветил добродушное лицо домового, обрамлённое пушистыми, взлохмаченными волосами.

– А я тебя совсем заждался, думал, не придёшь, – сказал Илья, которого эта абсурдная ситуация уже начинала занимать.

– Да пришлось со Страшком повозиться, он тоже хотел с тобой познакомиться, но я его в комнату экстрасенса направил, пусть там безобразничает.

У Клинина сразу же возникло несколько вопросов: откуда Тишок знает, что Тузин экстрасенс, знает ли он вообще, что такое экстрасенс и почему он «направил» Страшка к нему безобразничать?

– Эка невидаль – экстрасенсы! Нам про них давно известно, – словно прочитав мысли Ильи, ответил домовой. Правда, этот Аскольд странный какой-то, но тот, кто с ним всё время ходит – ещё страннее.

– Ты имеешь в виду Роберта? – на всякий случай уточнил Клинин, одновременно удивляясь необычному началу разговора и тому, что домовой не только способен читать мысли, но и в курсе многих событий, происходящих за стенами дома.

– Может, он и Роберт, только не человек.

– А кто?

– Надо подумать…. – почесал за ухом Тишок и замолчал. – Нет, – очень скоро разочарованно проговорил он, – ничего не думается. Но точно тебе скажу – энергетика у него какая-то не человеческая.

– Роберт просто память потерял, у людей такое встречается.

– Может, у людей и встречается, – загадочно протянул домовой.

Клинин предположил, что с изменением психики может очень сильно измениться и энергетика.

– Причём тут психика? – махнул рукой Тишок. – Вам, людям, этого не понять, вы не чувствуете основу миропостроения.

– И что же это за основа?

– Эх, милок, словами такого не объяснишь. Надо видеть и чувствовать, – многозначительно сообщил домовой и неожиданно заключил, – но ты, вроде бы, стараешься принимать действительность такой, какая она есть, а не закрываться от неё одеялом, поэтому у тебя есть вероятность познать невидимое.

– Да ты философ!

– Э, нет, философ у нас Ираклий из рода ведателей, он кроме информационно-чувственных сгустков энергии биологического и космического происхождения обладает энергией, почерпнутой из множества книг, поэтому гораздо больше обычного домового знает. Да ты, если захочешь, можешь и сам с ним познакомиться, он тут недалеко, во флигеле бывшей помещичьей усадьбы, обитает.

– Как-нибудь потом, мне сначала к тебе и твоей учёности привыкнуть надо.

– В общем-то, правильно. Слишком много впечатлений паранормального свойства могут на нервную систему плохо подействовать, – важно заметил домовой, лишний раз показывая свою «учёность».

– Послушай, а откуда такие умные…, – Илья запнулся, но всё же продолжил, – существа, как ты, берутся, можешь объяснить?

– Почему же не объяснить, – широко улыбнулся Тишок, – правда, домовые университетов не заканчивают и научными знаниями не владеют. Но если рассказывать, как нам видится и понимается суть вопроса, применяя некоторые представления, почерпнутые у людей, сюда приезжающих, то выходит, что рождаемся мы в домах, где живёт не одно поколение семей. Там возникают чувственно-информационные энергии, которые друг с другом соединяются, образуя сгустки, обладающие силой и сознанием, иногда достаточными для проявления себя в этом мире, но не имеющими необходимой разумности. Оттого поначалу мы глупостей много вытворяем, как дети малые, однако постепенно учимся, познаём мир человеческий и тонкоматериальный. Определяемся, кто к какому роду принадлежит (всего у домовых девять родов), определившись, получаем внешний облик, в котором можем показываться людям. Так что выходит – у нас содержание форму определяет…. Развиваемся дальше. Знаем, что если не развиваться и не учиться, то опять превратимся в неразумные энергетические сгустки и распадемся на бесчувственное вещество.

– Это как?

– А очень просто. Вон у соседа нашего домовой раньше жил, вроде, нормального рода, нашего, тихонского, но только много дурости от хозяина дома набрался, который к спиртному пристрастился. И домовой тоже энергетикой водки и самогона подпитываться приспособился, говорил, кураж от них появляется и настроение улучшается. Ну и «докуражился». Сначала вовсю куролесил: в чужие дома вваливался, безобразничал там, беспокойства людям доставлял, а потом, силы подрастеряв, стал, как тварь неразумная, предметами кидаться да стучать. Мы пытались его образумить, уговаривать, но куда там, в кураже разве что стоящее умыслишь. Вот и пропал бедолага. Исчез, будто никогда и не было. Да и хозяин ненадолго на этом свете задержался. Так что жизнь наша зависит от людей, с которыми мы живём, а вернее, от их энергетики. Теперь понимаешь?

– Не очень, – честно признался Илья, недоверчиво присматриваясь к Тишку, уже явственно различимому в забрезжившем рассвете, и, не выдержав, воскликнул: – Нет, ну не может домовой так говорить!

– Конечно, ты так часто с домовыми общался, что знаешь, о чём они могут говорить, а о чём нет, – прыснул Тишок.

Но вдруг посерьёзнел, услышав грозный, раздражённый голос Аскольда, и обеспокоенно сказал:

– Страшок, видать, переборщил со своими проказами, разозлил экстрасенса, как бы чего худого с ним не случилось.

– С кем, с экстрасенсом или со Страшком?

– Со Страшком, – вздохнул домовой, прислушиваясь, – он же у нас ещё совсем глупый, родившийся из энергетики страхов и трусости постояльцев, которым наша жизнь непривычна и неведома. А трусость – вещь дрянная, никому добра не приносящая. Из неё всё что угодно родиться может. У нас вот Страшок родился – в кладовке прижился. Сначала хозяев донимал очень, но мы его всем домом воспитывали, информационно-энергетическую суть меняли. Кое-что получилось, но он ещё слишком слаб, чтобы противостоять нехорошему влиянию или разрушающей силе негативного воздействия. Вот так, – ещё тяжелее вздохнул Тишок, – люди бездумно плодят разных мыслящих сущностей, а им потом мыкайся, ищи себе подпитку от тех же людей, на плохие дела и мысли их толкающих. Порочный круг получается! Ты бы написал в газете, чтобы люди поменьше производили на свет негативных эмоций, а то возникают всякие мерзостные существа и им же самим жизнь портят, – глубокомысленно произнёс он и вопросительно посмотрел на Илью.

Клинину постепенно становилось всё больше не по себе от странных речей домового, так буднично рассуждавшего о вещах, не укладывающихся в человеческом сознании. Поэтому он не стал спрашивать, как появился на свет сам Тишок, но не смог оставить без ответа его просьбу.

– Написать то можно, но вряд ли наша газета станет это публиковать, – сконфуженно сказал он, – боюсь, в ней вообще не напечатают ничего из того, что я напишу.

– Ты не расстраивайся, здесь столько всего для вас, людей, диковинного есть, наверняка, что-нибудь интересное найдёшь, – ободрил Клинина домовой, – завтра вот пойдёте на Кружилихин Остров, там на каждом шагу – загадки. А про негативные энергии, видать, бесполезно писать, я уже не одному журналисту о них докладывал и просил людей предостеречь. Некоторые писали, потом мне даже напечатанное показывали, да что толку? Никто на это внимания не обращает, – горестно сказал Тишок и, снова прислушавшись, пробормотал:

– Пойду, погляжу, как там Страшок. Заодно и с экстрасенсом побеседую, разговор у меня к нему есть, а ты давай на боковую, надо выспаться перед экскурсией.

– Ладно, высплюсь ещё, – не слишком уверенно ответил Клинин, чтобы не обидеть домового, но того уже не было в комнате.

Илья снова лёг, однако быстро заснуть не получилось.

«Как хорошо, что мама и бабуля не знают, с кем мне здесь приходится общаться, – думал он, глядя на колышущиеся от ветра занавески, – а вот Никите, пожалуй, можно рассказать…. А если всё же попробовать написать репортаж о здешних домовых, включая рассказ Тишка об истории их рождения?»

Клинин перебрал в голове несколько заголовков к такой истории и остановился на «Тишок из рода Тихонов». Он вспомнил и о Страшке – таинственной сущности, произошедшей от энергии человеческих страхов, решил упомянуть и о нём, но, представив реакцию Сагиняна, благоразумно решил отказаться от этой затеи. Илья стал думать, о каких деревенских чудесах можно было бы написать, не вызывая насмешку или даже негодование у главного редактора. Чтобы лучше сосредоточится, он закрыл глаза и вдруг увидел «номер» Аскольда, его самого, сидевшего в кресле, и как всегда примостившегося на краешке стула Тишка.

– Послушай, господин хороший, – сказал домовой, и Илье показалось, что тот волнуется, – ты на Страшка не обижайся, это я виноват – послал его к тебе, чтобы в нём энергия озорства угомонилась. Думал, она при такой силе, как твоя, угаснет. А он, гляди, что натворил: водой в тебя плесканул, ботинки в окно вышвырнул….

– Ничего, посидит в графине – угомонится, – зло усмехнулся психотерапевт, кивнув на графин, в котором булькала и пузырилась вода.

– Выпусти его, будь добр, он больше тебе досаждать не будет, я обещаю, – сокрушённо разводя руками, взмолился домовой.

– Бери графин и сам выпускай, только не в моей комнате.

Тишок обрадованно закивал, слез со стула, взял графин, собрался было уйти, но остановился и осторожно спросил:

– А не скажешь ли, подопечный твой, который в беспамятстве находится, он кто?

– Тебе-то какое дело? – процедил сквозь зубы Аскольд.

– Так, просто среди нашего домового сословия слухи разные ходят.

– Не лезьте не в своё дело, а ты вообще здесь больше не появляйся, а то…

– А то что?

– Вот что, – прорычал Тузин, резким движением поднял руку и направил ладонь в сторону домового.

Тишок схватился за бок и застонал, как будто от сильного удара.

– Понял, с кем имеешь дело? Уноси ноги, пока цел!

– Дар сильный имеешь, да душу – слабую, – охая, проронил домовой и исчез вместе с графином.