Читать книгу Легко ли быть человеком. Сказки для взрослых - Людмила Кузнецова-Логинова - Страница 5

В одной деревне в очень давние времена жила девочка, и звали ее Тильда. Была она умна, работяща, доброжелательна и очень красива. И чем становилась старше, тем делалась умнее и красивее. Как любовались ее красотой люди, как охотно бежали за советом подружки, как прислушивались к ее словам ребята и как задумывались над ее рассуждениями взрослые! И рукодельница она была отменная, все в ее руках горело и спорилось, всякое дело ей было по плечу. И казалось, все дается ей легко и просто.

Шло время, девочка взрослела, взрослели и ее подружки и друзья. Вот уже и гуляющие над рекой парочки появились, вот уже стали краснеть, смущаться и жарко о чем-то перешептываться соседские девчонки, а Тильда все еще смотрела вокруг безмятежными глазами. Дальше больше. Появились у сверстников секреты, но подружки почему-то перестали делиться ими с Тильдой. Она спокойно воспринимала это, не обижалась, была всегда ровна и доброжелательна. А весна бушевала вовсю, и молодежь совсем потеряла не только покой, но и голову. И вот уже закружились в белых платьях невесты на свадьбах, на улицах с колясками появились молодые мамы. И все это были ее ровесницы и подруги, а Тильда – одна и одна.

И вот что удивительно: из всех девушек самая красивая, умная и ловкая была именно она. А уж рассудительна – никогда оплошности не допустит, а хозяйственна – все в руках горит, кипит и спорится, из воздуха вмиг обед сделает (семья-то бедновато жила). И притом ровная, вежливая, доброжелательная в общении, никогда не нагрубит, не сорвется на крик, не пройдет мимо букой. Сидят соседи в палисадниках своих домов – Тильда остановится, поздоровается. А вот парни как-то странно себя ведут. Не то что они ее не замечают, нет, каждый из них тенью за ней ходил и под окнами вечерами стоял, а потом, глядишь, он уже с ее соседкой над рекой зарю встречает. А Тильде хоть бы что. Никто и ничто не смущало ее сердца. Так же спокойно и безмятежно проводила она свои дни, совершенствовалась в рукоделье, была незаменимым помощником своим родителям. И все-то у нее получалось, все ладилось. Ловко и быстро управлялась она по хозяйству, и в доме во всей округе лучше нее никто не вышивал покрывала и накидки, а таких ковриков и дорожек, какие делала она, и вовсе никто вязать не умел. Стали ей заказывать и покупать ее рукоделье даже из дальних областей, и заказы все множились. Хорошо, богато зажила Тильда с родителями, дом построили новый, не дом, а целое подворье с огромным цветущим садом, урожайным огородом, а уж коровы, свинья, куры да гуси были самыми тучными, дающими больше всех в деревне молока и яиц!

Удачлива была Тильда во всем, и, когда шла по деревне – высокая, статная, красивая, богато одетая (глаз не отвести!), шептались сидящие на лавочках кумушки, что нет ей достойной пары ни в их селе, ни во всей округе. А в соседних домах по вечерам весело зажигались огни и звонко и нетерпеливо хлопали весной, летом, осенью и зимой калитки ее подруг. То их молодые мужья спешили после работы домой, к своим семьям. И только Тильда была одна, тишина и покой воцарились на ее подворье, все реже и реже хлопала ее калитка: какая-то пока одинокая подружка нет-нет да и забежит к ней по старой привычке. Но одиноких подружек становилось все меньше, а потому вскоре калитка и вовсе перестала хлопать.

И вот как-то появился в их селе пришлый паренек: откуда-то издалека приехал он к своей родне, что жила в этих местах, да и остался здесь насовсем. Был он, как и Тильда, высоким, статным и очень красивым, а уж таким ловким и спорым во всякой работе, что и не передать. И удачливым был сверх всякой меры. И дом себе быстро поставил, и хозяйство справное завел, и ремесло имел хлебное – был отличным кузнецом. А уж как горело все в его руках, всякое дело ладилось, мастером был на все руки – что и говорить, самый завидный жених и самая пара Тильде.

Она одна почти что и осталась в девках, да еще девчушка – подружка, ее ровесница, так, серая мышка, невзрачная, некрасивая, тихая и незаметная. И если все удивлялись, что красавица Тильда никак не найдет себе пару, то уж о той-то сразу говорили, что пропадать ей в девках и век вековать одной. Вот она одна и забегала последнее время к Тильде, жаль только, что редко и мало бывала у нее, вечно спешила. То ей к соседке надо было помочь по хозяйству, то за больным поухаживать, то за детишками присмотреть, когда родители в отлучке. Да мало ли бед и нужды вокруг, вот подружка Тильды и заскакивала к ней лишь на минутку. Но, казалось, Тильда не замечала своего одиночества и не тяготило оно ее совсем. Иногда только кольнет что-то внутри, остановится Тильда, задумается, а потом опять за дела. Так время и шло.

А тут приезжий парень взбаламутил всю округу. Прочили его все дружно в женихи Тильде, и то правда, под стать ей, самая пара. Деревенские кумушки заметили, что он, как увидел однажды девушку на улице, так и остался стоять с открытым ртом. А Тильда ничего, скользнула по нему взглядом, поздоровалась да и пошла себе спокойно дальше. Стал он ей почему-то часто на пути попадаться, говорить ничего не говорил, но смотрел во все глаза, а уж в глазах-то…

Соседи перешептывались:

– Ну, так и есть, влюбился парень. Знать, свадьба скоро.

Доходили и до Тильды все эти разговоры. Стала она все чаще задумываться, стала к нему присматриваться и спрашивать себя, что делать. Никогда никто из парней не смутил и не встревожил ее сердца, никогда она не стремилась вечерами после молодежной гулянки остаться с кем-то наедине, ни с кем не хотелось ей в обнимку (как ее подружки) встречать рассвет над рекой. И красавец парень тоже не запал ей в сердце, не забилось оно ни сильнее, ни жарче. Оценила его Тильда, отметила, а вот полюбить… нет, не влюбилась и на сей раз.

А вот серенькая мышка-подружка совсем пропала: так к парню душой прикипела, что всем на удивление. Да куда ей! Жалко деревенским некрасивую и незаметную, но куда ей против Тильды? И самой Тильде огорчительно за подружку, и сама понимала – не тягаться с ней девушке. Хоть и не любила Тильда парня, а замуж идти надо, сама себя спросила – и решила (посватает ведь вот-вот): «Пойду». Не оставаться же вековухой, уже и к двадцати годам дело идет, по местным меркам вовсе перестарок получается. Пора семью заводить, детишек, а любовь? Ну, что любовь, Бог с ней, с этой любовью. Парень ей под стать – красивый, видный, богатый, до всякой работы жадный, руки у него самые что ни на есть золотые, и в обращении приветливый да и улыбчивый, все с шуткой веселой, с прибауткой. И ко всем сельчанам уважительный. Чем не жених, лучше-то некуда. Да и не бывает, наверное. «Пойду», – твердо решила Тильда, а он взял да и женился на серенькой мышке-подружке.

Деревня так и ахнула, так ходуном и заходила. Что же это такое? Да где же это видано, чтоб эдак-то было: красавицу и рукодельницу не взяли, а на вовсе не приметной, ничем не выдающейся – женились. Ну и ну, вот удивил так удивил. А парень с серенькой мышкой-женой, ни на кого не обращая внимания, зажили весело да дружно, душа в душу. Вот тут-то Тильда и дрогнула, замкнулась в себе, стала сторониться окружающих, не потому что страдала и убивалась с горя, нет, горя никакого не было, одно только великое ошеломление и удивление.

Она вроде уже совсем свыклась с мыслью о замужестве, уже и приготовилась, всего-то и осталось из своего дома в его дом шагнуть, а тут на тебе такое! Но и не это ее мучило, грыз Тильду всего один вопрос: «Чем я хуже своих ровесниц?» А видно, и деревню этот же вопрос в тупик поставил. Но время шло, шла своим чередом деревенская жизнь, все забылось и наладилось, только вот Тильда так и ходила теперь задумчивая и еще больше сторонилась людей. И они теперь тоже как-то странно на нее поглядывали. Хотя, может, ей это просто казалось? Сколько с того случая весен прошло, Тильда не считала, но вот вопрос этот так и остался грызть ее изнутри: «Чем я-то хуже?»

А тут она прослышала, что живет по соседству с их деревней мудрая женщина, которой все ведомо. Думала Тильда, думала да и решилась. Как-то собралась с самого раннего утра и, никому ничего не сказав, отправилась в то село, где жил человек, который на мучивший ее вопрос ответ мог дать. Солнце только-только встало, когда Тильда стукнула в калитку маленького опрятного домика, самого крайнего на улице.

На порог вышла немолодая, но красивая и хорошо одетая даже в этот ранний час женщина в строгом темном платке, повязанном по самые глаза. Глянула она теми огромными глазами на стоящую у калитки Тильду и вдруг сказала сильным, звучным голосом:

– Что тебя привело ко мне, девушка, не имеющая души?

Удивилась Тильда:

– О чем говоришь ты, мудрая женщина? Кого ты назвала девушкой, не имеющей души?

– Ты и есть та самая девушка, – спокойно ответила женщина.

– Как же так, – опять удивилась Тильда. – Я такая же, как все, а ты говоришь такие непонятные слова.

– Заходи, поговорим, – устало махнула рукой женщина, а когда Тильда приблизилась, спустилась к ней, села на ступеньки и девушку усадила рядом.

– Где твои родители? – спросила неожиданно.

– Недавно умерли.

– А ты горюешь, поминаешь, добрые слова говоришь, ходишь к ним на могилу?

– Конечно, хожу. Всегда в день их смерти несу им цветы, а горевать, поминать да добрые слова говорить – времени нет, едва-едва с делами управляюсь, одна ведь я совсем на свете, помочь некому.

– А помогаешь ли ты кому-нибудь?

– Я же говорю тебе, едва-едва сама с делами справляюсь. У сельчан моих тоже руки есть, сами и справляться должны.

– А вот я знаю, в твоей деревне много семей многодетных, может, им денежку даешь?

– Ну вот, опять удивила. Если они столько детей завели, я-то тут при чем? Коль не могут их прокормить, то и рожать нечего, только нищету плодить.

– А к старикам заходишь присмотреть, все ли в порядке?

– И это незачем. У них свои дети есть, должны за старыми родителями доглядывать.

– Кто заболеет в селе, заходишь ли проведать да поделать что-то по дому, чтоб человеку облегчение сделать?

– Я же говорила тебе, может, ты недослышала? Я сама едва-едва со своим хозяйством справляюсь, некогда мне по чужим дворам бегать.

Мудрая женщина вздохнула, помолчала, а потом опять спросила:

– Ну, а вот коли радость в доме твоих ровесников – ты радуешься за них, идешь с поздравлениями?

– Мне-то что в том хорошего, – пожала плечами Тильда, – в чужом доме радость – чужая радость, мне от нее ни жарко ни холодно. – Потом подумала и добавила: – Хотя это все-таки лучше, чем пришли бы к ним горе или беда. Вообще-то мне надо о себе самой думать, у меня никого нет, кто бы за меня думал да обо мне заботился.

И снова вздохнула мудрая женщина, и снова надолго замолчала.

– А любила ли ты когда-нибудь? – спросила она отчужденно и даже вроде как-то нехотя.

Тильда задумалась:

– Да я вроде всех люблю.

– А что такое, по-твоему, любовь? – заглянула ей в глаза мудрая женщина.

– Ну, это когда тебя привечают, останавливаются поговорить, заходят в гости. А еще того лучше, разные там подарки дарят.

Покачала головой женщина:

– Вот я и говорю, всем взяла ты: и умом, и красотой, и ловкостью, а души в тебе нет. Холодно с тобой рядом, вот люди холода и сторонятся.

Они надолго замолчали, а потом Тильда тихо спросила:

– Мудрая женщина, не скажешь ли теперь мне ты, что такое любовь?

– Любовь? Кто же из живущих на земле может точно сказать, что это? Она у каждого своя, и сколько людей, столько и любви, вот что я тебе только сказать могу.

– Значит, и ты не знаешь?

– И я, – мудрая женщина подняла голову и долго смотрела вдаль. – И еще одно лишь скажу. Когда есть душа, есть любовь к земле, к родителям, к друзьям и к тому, кого Господь определил твоей половиной.

– Может, и я любила кого-нибудь?

– А билось ли твое сердце в груди так, что казалось, это биение слышит весь мир, когда ты видела человека, которого любишь?

– Нет, – покачала головой Тильда.

– А может быть, пело в тебе все, и весь мир сиял нестерпимым светом, когда шел к тебе твой человек навстречу?

– Нет, – снова ответила Тильда.

– А может, вселилось в тебя сто человеческих сил, все было тебе по плечу, все могла ты сделать и даже не заметить, что ночь сменяет день, если он рядом?

– Нет, я не знаю, о чем ты говоришь.

– Значит, ты не знаешь, что такое любовь, – спокойно и твердо сказала мудрая женщина.

Низко-низко опустила голову Тильда и еле слышно спросила:

– Ты говорила о душе, мудрая женщина. Что же такое душа, скажи мне?

– Душа дана нам Богом, она всю нашу земную жизнь слышит Божий голос и учит нас истинной любви, истинной вере и истинному смирению и благочестию. Она же помогает нам жить в согласии с Господом, с окружающим миром, с нашими близкими и с самими собой. Ею мы любим, страдаем, очищаемся. Душа связывает нас с Богом и обещает земным людям спасение, если они благочестивы.

– Что же теперь делать мне, если ее у меня нет?

– Заслужить, – коротко ответила мудрая женщина.

– А как?

– Трудно это, но возможно. Вот тебе первое задание. Иди к больным, к калекам в приют и служи им. Через пять лет ко мне придешь, скажу, что дальше делать.

На том и расстались. Пошла Тильда домой, долго соседи видели, как поздно ночью все еще горел в ее окнах свет. А потом вдруг она куда-то пропала. Неожиданно для всех распродала хозяйство, заколотила дом и исчезла. И ни один человек в деревне не знал, куда она делась и что с ней.

И вот ровно через пять лет снова стукнула калитка, и на стук на крыльцо своего дома вышла мудрая женщина. У забора стояла Тильда, она чуть похудела и посерьезнела, что-то изменилось в ее лице, но по-прежнему девушка была очень и очень красива.

– Я выполнила твое задание, – сказала Тильда, – пять лет я прожила в доме престарелых, и не было из них ни одного человека, который бы ни благословил меня перед своей смертью.

– Знаю, – ответила мудрая женщина, – мне многое ведомо, я все пять лет видела тебя. Ты совершила человеческий подвиг.

Тильда на минуту задумалась. Можно ли назвать подвигом то, что она делала эти годы? Она вспомнила каждодневные ночные бдения у постелей больных и умирающих стариков, вспомнила, что все эти пять лет за сутки ей едва удавалось поспать больше четырех часов и иногда от усталости у нее подкашивались ноги, не было сил разлепить закрывающиеся глаза, и руки повисали, как плети, от бесконечной работы. Но она усилием воли преодолевала все и снова и снова мыла, убирала, стирала, готовила, сидела у постелей нуждающихся в уходе. И была всегда спокойна, доброжелательна, ровна, и хоть улыбка редко появлялась на ее лице, потому что и раньше Тильда была неулыбчива, глаза ее смотрели на окружающих внимательно, с ласковой приветливостью. Все это так, но подвиг ли это?

Мудрая женщина словно вместе с Тильдой тоже вспоминала прошедшие годы, в глазах ее вспыхивали порой какие-то искорки, она смотрела мимо Тильды с ласковой и нежной улыбкой в ей одной ведомую даль и иногда кивала головой тому, что видела. Но вот она вздохнула, перевела взгляд глубоких темных глаз на Тильду и сказала:

– А теперь иди в свою деревню, там твой дом стоит сиротой, оживи его, пусть снова весело загорятся его окна, захлопают двери и расцветет сирень у забора. Только вот все, что ты заработаешь, а надо много работать, ты отдашь тем, кому живется хуже, чем тебе. Ты должна будешь оставить себе только самое необходимое, а остальное раздать тем, кому плохо. И так снова целых пять лет.

Ничего не ответила ей Тильда, молча поклонилась и пошла со двора. А вскоре на деревенской улице повстречали удивленные соседи вернувшуюся в свой дом Тильду. Спокойно и уверенно открыла она родную калитку и поднялась на крыльцо. Закипело, завертелось все в ее ловких руках. Как по волшебству появилось снова большое хозяйство, молодцевато приосанился старый дом, обновленный и ухоженный, потянулись из окрестных деревень люди покупать удивительной красоты накидки и дорожки, сделанные золотыми руками мастерицы-искусницы. И все вроде стало по-прежнему. Но Тильда еще больше удивила соседей. Каждый день появлялась она в чьем-то бедном или нищем доме, и все сразу менялось на глазах. То деньгами, то продуктами своего большого хозяйства Тильда поставила на крепкие ноги не одну семью, поддержала и вывела в люди многих сирот и детей многодетных родителей. Достаток и уют вошли в дом всех одиноких людей в округе. Так что хоть и по-прежнему потекла жизнь Тильды, а все не так.

Бывало раньше идет она по улице – ну, поздороваются с ней сельчане, ну, кивнут головой, может, посмотрят вслед красивой девушке – да и пойдут себе спокойно дальше. А то и просто посторонятся, молча пропустят ее – то ли заметили, то ли и не видят вовсе. Тут же: не успеет Тильда выйти за порог дома, а уж ей со всех дворов весело и звонко кричит детвора:

– Добрый день, Тильда!

Идет ли Тильда по улице, окно каждого дома откроется:

– Здравствуй, Тильда, заходи, не проходи мимо.

Берет ли воду в колодце, сразу кто-то подбежит:

– Не помочь ли тебе, Тильда?

Если соседи работают во дворе, а девушка проходит мимо, тут же за калитку выскочат:

– Доброго здоровья, Тильда.

И со всех сторон улыбки, радостные возгласы:

– Как поживаешь, Тильда?

– Иди к нам, Тильда.

– Заходи попить чайку, Тильда!

– Приходи в гости, Тильда.

А кто-то нет-нет да и протянет ей застенчиво цветы из своего сада, или полевые, или из леса. И так все пять лет.

А через пять лет снова Тильда подошла к дому мудрой женщины. Та ждала ее, стоя на крыльце.

– Я сделала так, как ты сказала. Какое задание ты мне теперь дашь?

– А ты готова к нему?

– Да, – просто ответила Тильда, а потом взглянула на небо, и беспокойство мелькнуло в ее глазах: – Говори скорее, мудрая женщина, сейчас, видно, будет гроза, а соседка уехала в город, и малыши ее остались одни. Очень уж они грозы боятся. Надо бы мне бежать к ним, успокоить.

– А соседка попросила тебя присмотреть за детьми?

– Нет, не просила, откуда ж ей было знать, что будет гроза?

– Так чего же ты торопишься, если тебя ни о чем не просили?

– А зачем просить? Разве не видно, когда кто-то в беде или нуждается? Без их просьб все внутри разрывается от боли за них.

Мудрая женщина улыбнулась:

– Вот ты и закончила свой жизненный урок, девушка, имеющая душу. Ступай себе с Богом, твоя душа всегда теперь будет с тобой на земле, а когда ты эту землю покинешь, она уйдет к Господу, как и должно быть.

Радостно вернулась домой Тильда. И еще веселее и светлее стало ее красивое лицо, еще звонче голос и приветливей улыбка, с еще большей энергией стала она помогать окружающим. А повода к тому было много. Всегда найдется рядом тот, кому нужна помощь.

Тут вскорости геологи в их округе объявились, люди говорили, что они нефть ищут. Вот из этого-то геологоразведочного лагеря к Тильде и прибегали. То что-то из продуктов она им даст, то теплых вещей навяжет, то лекарственных трав соберет, насушит и им передаст: ведь за годы ее служения людям она овладела многими знаниями, могла и лечить травами да настоями, вот к ней и бежала вся округа, когда кто-то заболевал. Потому-то однажды и влетела к ней в дом вихрем испуганная повариха из лагеря:

– Помоги, Тильда, косит людей наших какая-то болезнь.

Побежала с ней девушка – и правда, почти в каждой палатке больной. Мечутся в жару и кашляют надрывно.

Больше десяти дней провела в лагере Тильда, всех выходила, а один геолог никак не поправляется. Думала девушка, думала и решила: «Заберу к себе домой, там сподручнее будет за ним ухаживать. И хозяйство не заброшу. Болезнь прочно в человека въелась, тут не одна неделя нужна, чтобы ее побороть». Как решила, так и сделала. Забрала геолога с собой и стала его выхаживать.

Долго и трудно боролась Тильда за жизнь этого человека, самоотверженно ухаживая за ним, и болезнь понемногу стала отступать, а потом и вовсе отступила под напором усилий Тильды. Геолог потихоньку стал ходить по комнате и уже встречал Тильду у дверей, помогал раздеться и даже пытался сделать что-то самостоятельно: накрыть стол к ужину, подмести в комнате, прибить что надо или починить сломавшуюся вещь. Они весело ужинали вместе, и в доме было так светло и уютно, как никогда прежде в ее жизни. И вообще, Тильда заметила, что все было в этот период необыкновенным и удивительным.

Ну, во-первых, поутру раньше никогда так радостно и звонко не пели птицы; во-вторых, небо никогда не было таким пронзительно голубым и чистым, а в-третьих, никогда еще цветы не пахли так одурманивающе и пряно, особенно ее любимые розы. Тильда недоумевала, отчего раньше она не замечала, что окружающий мир так прекрасен. Но самое большое чудо было в ней самой. Никогда прежде она не просыпалась с мгновенным ощущением беспричинной и беспредельной радости, никогда еще не пело и не ликовало все у нее внутри, не было такого прилива сил. Казалось, она забыта, что такое усталость, грусть и желание, чтобы скорее кончился день. Сейчас, наоборот, ей хотелось, чтобы ночь никогда не наступала, ведь так жалко было времени, отданного сну, так много дел можно было сделать, столько рассказать своему гостю и столько интересного услышать от него.

Дни летели незаметно, и Тильда не считала, сколько их прошло с тех пор, как она стала выхаживать геолога. Но вот в одно наступившее утро, пока Тильда готовила завтрак, он походил совсем уже бодро по комнате, а когда они сели за стол, спокойно и уверенно сказал:

– Не знаю даже, как мне благодарить тебя, Тильда. Сама знаешь, что ты спасла меня. Если бы не ты, болезнь меня бы одолела, хоть я и крепкий орешек. А сейчас я чувствую, что почти совсем здоров. Послезавтра надо будет отправляться к товарищам в лагерь и браться за работу. Спасибо тебе.

Тильда выслушала его и улыбнулась:

– Я рада, что ты выздоровел, я рада, что ты вернешься к друзьям и снова будешь заниматься своим любимым делом. Будь здоров и счастлив, это и есть моя награда и твое спасибо.

И она пошла заниматься своими привычными, обычными делами.

Но вот незадача, этот день выдался, видимо, каким-то неудачным. Работа не спорилась, как раньше, иногда Тильда даже как бы вообще забывала, что делает, и о чем-то глубоко задумывалась, но о чем? Птицы в это утро тоже почему-то не пели, небо хмурилось и даже цветы не пахли. Она и так, и эдак наклонялась к своим любимым розам, но нет, сегодня они не пахли. Никто не мог ей подсказать, почему вернулась грусть, а радостное ликование внутри кончилось. А тут еще к концу вечера навалилась такая усталость, что она, зайдя в хлев доить корову, прижала к себе ее умную теплую морду и неожиданно расплакалась.

Она даже не плакала, а рыдала навзрыд, и ей казалось, что внутри у нее сердце разрывается на части. И что это вдруг на нее нашло! Сколько она себя помнила, ей не доводилось реветь. Была она не из слезливых. Как бы тяжело в жизни и на душе ни было, слезу из нее вышибить не удавалось никому и ничему. А тут? Еле переставляя ноги, шла она домой. Значит, уже послезавтра не будет этих веселых бесед во время завтрака и ужина, никто не встретит ее на пороге, не снимет с нее пальто и не спросит: «Ну, как сегодня твой день прошел, что было хорошего?» Никто не расскажет ей столько интересного о людях и окружающем мире, а ведь она уже привыкла каждый вечер слушать захватывающие дух истории из жизни человека, этот мир повидавшего и знавшего столько, что и за всю ее жизнь ей бы не наскучило его слушать. Ни с кем теперь не поделится прожитым она. Ведь и ей довелось за десять лет служения людям пройти через многие испытания, и она тоже так нуждалась в добром и внимательном слушателе.

Тильда открыла дверь в дом и увидела, что стол уже приготовлен к ужину и за ним, низко свесив голову, сидит геолог. Тильда застыла на пороге.

– Добрый вечер, – неслушающимися губами проговорила она.

– Добрый вечер, – глухо отозвался он.

Они помолчали. Тильда все еще стояла в рабочем пальто, но совершенно не замечала этого.

– Знаешь, я, пожалуй, завтра утром уйду в лагерь к ребятам, – начал геолог, – им без меня трудно. А я уже совсем здоров, и отлеживать бока мне стыдно.

– Да, – безжизненно отозвалась Тильда.

– Спасибо тебе за все.

Он помолчал, молчала и Тильда.

– Я здоров и снова буду много работать и много ездить по свету, ведь меня нигде никто не ждет, нет у меня ни семьи, ни дома и нет человека, которому я дорог и нужен. Вольная птица, – он опять замолчал, сидя все так же с низко опущенной головой.

В комнате стояла звенящая тишина, и Тильда, замерев у двери, ни за что на свете не нарушила бы ее.

– Но, знаешь, – вдруг снова заговорил геолог, – больше всего, больше самой жизни, мне хотелось бы не уходить отсюда никогда, потому что впервые за всю мою жизнь я захотел, чтобы именно здесь были мой дом, моя семья и тот самый человек, которому я один из всех живущих людей на земле дорог и нужен.

Опять он замолчал, также молча стояла и Тильда. И тогда впервые за весь разговор он поднял голову и посмотрел на нее.

Ему навстречу вдруг хлынуло небесной красоты счастливое сияние ее глаз, лицо Тильды сияло божественным светом любви, а ее солнечная улыбка озарила всю комнату. И хотя на улице была уже осень, холодная и ненастная, лил дождь и хмурое небо темнело тучами, в доме Тильды расцветала весна, она даже могла поклясться, что вдруг отчетливо услышала майские трели соловья и почувствовала нежный запах ландыша. Молча смотрели они друг на друга. Слова совсем не были нужны, они были даже лишними, эти земные слова. И тогда такое же счастливое мерцание небесной красоты его глаз хлынуло ей навстречу, и теперь уже его солнечная улыбка еще ярче заставила засверкать комнату, и, словно зеркальное отражение, уже его лицо засияло божественным светом любви. Счастливо вздохнув, он сказал:

– Да, я нашел свою семью и человека, которому я один из всех живущих людей на земле дорог и нужен. Я нашел свой дом.

Вот так, хоть и поздно, пришло к Тильде простое человеческое счастье, самое настоящее и на всю жизнь. Именно то, которое и обещал Господь всем людям, любящим Его и имеющим Душу.