Читать книгу Санькины бусинки. Детство мое, постой… - Людмила Меренкова - Страница 4

Паровоз на станции ревел и пыхтел, словно торопил решившихся на дальнее путешествие пассажиров поскорее тронуться в путь. С каждым вздохом черного чудовища из его трубы вырывалось огромное грязновато-белое облако пара и сразу растягивалось хвостом и опускалось, и окутывало туманом жавшихся друг к дружке, растерянных перед дальней неизведанной дорогой папу, маму и 2-х перепуганных детишек четырех и пяти лет, как будто хотело защитить их от грозного черного пыхтящего монстра-паровоза.

Так Санькина семья коренным образом меняла свою жизнь. Продав за бесценок едва достроенный свой первый семейный дом, они уезжали на север – на Урал, в большой промышленный город, полный горнодобывающих и химических заводов и Зэков (так называли заключенных), потому что вся округа была опутана цепью тюрем, лагерей и поселков для осужденных поселенцев.

Что толкнуло их на этот шаг, Санька тогда, в свои пять с половиной лет, не знала и воспринимала поездку не как переезд на новое место жительства, а как приключение. Сейчас, накануне своего выпуска из школы, она знала, что мама таким способом хотела увезти своего слишком общительного мужа как можно дальше от дружков и подружек из его родного села. Они рассчитывали, что деньги, вырученные за дом, помогут им создать фундамент новой жизни, а «северная» зарплата позволит, наконец, выбраться из нищеты. Но зарплата оказалась далеко не «северной», а все деньги задом испарились во время реформы 1961 года!

Санька помнила, что часто на ужин мама делала очень необычное блюдо, которое она называла смешным словом «тюря»: мама крошила сухари в большую чашку и обдавала их кипятком, потом сдабривала это подсолнечным маслом и посыпала сахаром. Эта «тюря» почему – то очень нравилась детям. Но когда Санька уже подростком попробовала приготовить давно позабытое в их сытой кавказской жизни лакомство, есть его она не захотела (может, сухари или масло были не такими?).

Наверное, не случайно запомнилось ей из той северной жизни одно священнодействие: мама ежедневно давала им с братом рыбий жир, потому что они были слабенькими и болезненными. Но этот противный рыбий жир они соглашались пить, только если разрешалось заедать большой столовой ложкой изумительного клубничного конфитюра: огромные красные ягоды, пропитанные сиропом, жирные и прозрачные, выдавались только в придачу с рыбьим жиром, в другое время огромная жестяная банка с конфитюром пряталась под замок!

В общем – то, дети не замечали бедности, и только в воспоминаниях осталось, что Санька и приехавшая к ним на целый учебный год младшая мамина сестра, четырнадцатилетняя Марина, спали вдвоем на составленных вместе двух фанерных ящиках из-под спичечных коробков. А первый диван купили только через год для братишки. Все это воспринималось, как должное: в их бараке все жили бедно.

И запомнился еще один эпизод: когда семья еще только приехала на север, остановились они в небольшом бревенчатом доме у дальней родни, которая и сманила их в этот вояж. Первые дни все шло хорошо, но Санька помнит, после чего их семья срочно переселилась совсем в другой дом на другом конце города. Однажды вечером, когда обе семьи были в сборе и готовились ужинать, хозяйка вдруг запретила им садиться за общий стол, и они вчетвером ужинали на табуретке у двери, присев на корточки. Какова была причина такой внезапной нелюбви и унижения, дети, конечно, не знали, но свою радость от переезда в другой дом Санька помнила. Видимо, действительно, родственники не очень были рады их присутствию в доме. Может быть, благодаря этому событию из ее детства Санька не слишком старалась сближаться с любыми своими родственниками, усвоив, что люди делятся не на «родных» и «чужих», а на«хороших» и «плохих».

И все последующие события только утвердили это ее убеждение.

Дом, куда переехала семья после родственников, сняв весь первый этаж, был тоже бревенчатым, но имел два этажа и очень приветливую хозяйку, которая все время баловала детей то сладким печеньем из картошки, то вареньем из дикой малины. Иногда она даже приглашала всю семью на ужин, а главное, разрешила завести кота, играть с ее собакой и бегать по всему большому двору. Комната на первом этаже (хозяйка занимала второй) была просторная и теплая, с большой печкой посредине и тремя окнами.

Когда родители получили комнату в бараке на другом конце города, Санька очень не хотела переезжать, но на новом месте жить было дешевле, барак стоял почти в центре города, и, главное, рядом была школа, а Саньке уже пора было идти в первый класс.

В их бараке был длиннющий общий коридор и целых 24 комнаты, в которых жили очень непохожие друг на друга семьи: напротив жила семья с маленькой болезненного вида девочкой, которая почему-то каждый день приходила к Санькиной семье в комнату и что-то очень необычно вкусно жевала. Синюшный цвет лица и большие круги под огромными синими глазами делали лицо девочки почти трагичным. Такой трагичной была и ее судьба: через полгода девочка умерла, и ее всем бараком хоронили прямо из коридора, и эта первая в жизни Саньки такая близкая смерть потрясла ее и запомнилась навсегда.

Через три двери от комнаты Саши жила немецкая семья (высланных на Урал немцев в городе было много, но откуда знать об этом могла семилетняя девочка?). То, что это были немцы, очень занимало пытливый Санькин ум, наверное, поэтому мальчик Алик с черными кудрявыми волосами очень привлекал любопытство Саньки. Во всех играх «в семью», когда вся детвора в беседке во дворе «строила» из одеял и покрывал свои «семейные квартиры» и делились на пары, Санька очень ревниво старалась привлечь в свои «мужья» именно Алика. Это ее желание очень не нравилось соседскому хулигану Витьке, и он каждый раз лез в драку с красивым Аликом за право быть Санькиным «мужем». Тот легко уступал эту свою привилегию, что в свою очередь уже не нравилось Саньке. Почти каждый раз «семьи» разбегались с ревом и драками – и это так похоже было на реальную жизнь взрослых в бараке!

Но вскоре в их жизнь снова ворвалась беда: красавица мама Алика, работавшая на стройке бетонщицей, как судачили соседки, надорвалась, подняв тяжелое корыто с раствором, и умерла в страшных муках. Такой же красивой, в ярком синем платье, она, как живая, лежала в гробу, и было страшно и непонятно детям, почему так с надрывом рыдает над ней папа Алика, а сам Алик с почерневшим ангельским личиком, не отрываясь, смотрит в гроб и молчит. Вскоре Алик с папой навсегда покинули и барак, и город, принесшие им непоправимое горе.

А у Саньки появился новый дружок. Одну из комнат в бараке занимал молодой паренек. Он жил один, но в комнате вечно собирались компании, правда, они удивляли соседей тем, что не пили и не шумели. И поэтому не вызывали ни у кого беспокойства, тем более, что в каждой семье в то нелегкое время своих проблем было, что называется, «по горло».

Санька с братишкой каждый день оставались на много часов одни: папа работал водителем самосвала с утра до ночи, а мама была воспитателем в строительном общежитии, и ее рабочий день начинался в 8 утра; потом она приходила на несколько часов домой, а к четырем снова уходила на весь вечер допоздна в беспокойное свое общежитие, где основной контингент строителей – это бывшие заключенные многочисленных окрестных тюрем и лагерей.

Она, конечно, сильно переживала за оставленных дома детей семи и шести лет, но другого выхода не было. Однажды ей пришлось искать их в темноте в парке неподалеку, куда старшая сестра Александра увела своего младшего брата «посмотреть на фейерверк». Две хворостинки через час отчаянных поисков по всему массиву парка под двойной рев загулявших ребятишек быстро вернули их домой.

Второй случай был уже не настолько безобидным, и подробностей этой истории Санька так и не смогла узнать впоследствии от мамы: до конца жизни мама таки не рассказала Саньке, почему таким громким скандалом закончилась «дружба» общительной девицы Александры с тем самым молодым соседом. Сама Санька почему —то напрочь забыла, почему мама силой вытащила ее из комнаты этого парня, она помнила только, что там было очень весело: дружок играл на гитаре, на столе было много вкусностей, компания смеялась и шутила. Правда, когда мама прибежала за Санькой, компании уже не было, Санька и ее дружок были в комнате одни; почему так всполошилась и раскричалась мама, налетев на парня с кулаками и ругательствами, и почему потом приезжали милиционеры и забрали ее дружка с собой, Санька так и не поняла, и никто ей объяснять это не собирался. С этого дня детей больше одних не оставляли, а через неделю к ним на постоянное место жительства приехала мамина младшая сестра Марина – серьезная и ответственная семиклассница, в чьи обязанности входило следить, кормить, выгуливать, развлекать и образовывать Саньку с братом. Сказки и истории, мастерицей рассказывать которые была Марина, Санька запомнила на всю жизнь. Только через много лет в пионерском лагере она встретится еще с одной такой же мастерицей рассказывать истории, не заглядывая в книжки. Сама же Санька так этому и не научилась.

Жизнь в центре города подарила детям одно из чисто городских развлечений: на их улице открыли новый маршрут троллейбуса! Эти блестящие, яркие, с огромными окнами и дверями-гармошками машины влекли к себе всю окрестную детвору. Хохочущие «зайчишки» заскакивали в троллейбус на своей остановке, высматривая сначала, где находится кондуктор, которая не успевала за один пролет пройти весь салон, – и шустро выскакивали на следующей остановке. Так можно было кататься до бесконечности! Все это не очень нравилось пассажирам, но поделать с проворной ребятней они ничего не могли, не ловить же и не отдавать в руки кондуктора! Оставалосьтолько ждать, пока им это новшество надоест.

Но помогла зима. В тех краях она начиналась уже в сентябре и заканчивалась в мае. Зимой у детей появлялись совсем другие занятия, потому что зимой выпадал снег, и его было так много, что каждое утро начиналось с раскопок: папа с лопатой с трудом выбирался на улицу, откапывал входные двери, за ним выбирались другие мужчины и откапывали свои окна. Постепенно в комнате становилось светлее, через очищенное от снега стекло снова становилась видна сначала лопата и папина согнутая фигура, а потом и улица.

После завтрака дети спешили в соседский детский сад, где была сооружена самая большая снежная горка; с нее можно было кататься всем – и каждый находил свой «вид транспорта» для спуска с горы: у самых везучих были надутые автомобильные камеры, а остальные довольствовались фанерками, алюминиевыми тарелками и даже портфелями.

В забитой снегом одежде, красные от мороза и шумные от возбуждения к обеду прибегали домой. Санька всегда помогала накрывать на стол: расставляла тарелки и чашки, сметала крошки с клеенки, раскладывала ложки и вилки, резала хлеб. Санька очень старалась, потому что папа любил порядок, и она со страхом всегда высматривала его в окно, чтобы успеть дочиста вытереть стол, а потом аккуратно, ровно нарезать хлеб. Их веселого и шутливого в чужих компаниях папу почему-то дома всегда очень раздражало все, что сделано было не по его правилам. Однажды неровно отрезанный хлеб привел к настоящему скандалу. Что на самом деле разозлило папу перед обедом, неизвестно, но, увидев откромсанную буханку, он схватил Саньку за плечи и так тряхнул, что она больно ударилась затылком о подоконник. Санька так испугалась, что с того дня хлеб к обеду был всегда нарезан ровно и красиво, а появление папы за окном напрягало в хлипкой Санькиной фигурке каждый мускул от ожидания очередной вспышки гнева.