Читать книгу Свиток Рифея - Людмила Павельская - Страница 4

Всё, что есть в человеке хорошего, от земли, в которой он родился и живёт. Бывает, скудна, бедна родная сторона, а человек стойким становится, выносливым, работящим. Глядишь, и земля расцветает. А уж если в ней, как в пещере волшебной, все богатства мира собраны, каким же счастливым должен быть человек! Каким добрым, щедрым, талантливым!

Но люди они и есть люди. Всё им не так! Всегда какой-то малости да не хватает. И начинает червь душу точить. Гонит человека на поиски неизведанного.

– И что с этим цветом делать? С чем только ни смешивал краски, желтизна выступает, а мне-то нужен чистый изумруд. Без него разве что получится? Где взять настоящую зелёную краску? Иль отступиться? Не подскажешь, что делать-то, – молодой мастер-иконописец обратился к старику-монаху с последней надеждой.

– А ты, Андрюшка, похоже, на победу настроился, возгордился, что заказ лучше признанных мастеров исполнишь? Негоже это! Гордыня – грех!

– Почему сразу гордыня? Просто хочу, чтобы храм наш был самым лучшим в округе, людей порадовать хочу. С тех пор, как барыня объявила, что храм новый в селе строить надумала да мастеров позвала, ни о чём другом думать не могу. Хочу, чтобы мои иконы в центре храма висели. Представляешь, я уже основу подготовил и рисунок углём «знаменил», не по прориси, сам. Игнатьичу показал, он не ругал ничуть, одобрил. Даже свои белила дал. У него московские, барыня подарила, и вохру он мне отдал, у меня её чуть оставалось. Но не получается санкирь, тон для ликов не идёт, хоть плачь. Нет зелени настоящей.

– Что-то не верю я тебе. Говори правду, а иначе не дождёшься от меня ответа.

– А ты поможешь? Знаешь, где краску нужную найти? Скажу правду, но только ты – никому. Видел падчерицу нашей барыни, Оленьку? Ох, хороша! И такая добрая, ласковая, никого без помощи не оставит. А поёт как! Как думаешь, если мои иконы лучшими признают, обратит на меня внимание?

– Ишь, вознёсся куда! Не по чину. Как бы не лететь вниз да голову не разбить! Что возомнил: оне баре, а ты кто?

– А барин сам из простых, все про это знают. И мне дорога не заказана. Вот стану знаменитым…

– Не о том думаешь, братец. Ничего у тебя в этом разе не получится. Смири гордыню. Думай о том, что творишь. – Старик говорил сурово, но жалкий вид молодого смутил пыл монаха. – Ладно, помогу. Но не твоему зазнайству, а храму. Вдруг создашь красоту необыкновенную. Ты толковый, с Божьей помощью получится.

И рассказал старик молодому иконописцу, где найти то, из чего краска может получиться, хоть зелёная, хоть ещё какая. Камень есть неподалёку от селенья, откуда к царскому столу стерлядь да другие яства от века поставлялись, и где барыня, жена известного на всю Россию промышленника, храм заложила на крутом берегу полноводной Камы. Чудо-камень, по-другому не скажешь. Издавна повелось, что умелые мастера-иконописцы приспособились растирать подземную находку в пыль и, смешивая с различными добавками, создавать чудесную краску, которая не выцветает, не меняется от времени, а рисунок словно полируется, покрывается защитной плёнкой. Лучше всего из камня, конечно, зелёная краска получалась: сам-то камень от природы – как трава весной. А если обжечь порошок, прокалить, а того лучше смешать со щёлочью, цинком, всю палитру получишь до самого тонкого сиренево-фиолетового свечения. Называли этот камень меж собой мастера «зелёной землёй», но не суть, как назвать, главное, какой он.

– Ты смотри, он на вид глинистый, жирный, не ошибёшься.

– Где камень найти? – обрадовался парень.

– Иди к пещере в горе, откуда по ночам слышится звон колокольный. Там рядом растут берёзы. Искать будешь под той, у которой ствол до листьев зазеленел. Но смотри, паря, у пещеры нельзя оставаться допоздна. Чудь подземная не любит, когда её покой нарушают. Может и наказать.

Да, с чудью осторожно надо себя вести, это иконописец с детства знал. Много о подземных жителях разговоров было в селе, что только ни болтали. Будто ушёл дивный народец, взрослые мужики в котором не выше наших подростков, с той земли, где сейчас русские поселения вольно раскинулись, давным-давно. Зачем? Почему? Неведомо. И не просто ушёл, а унёс с собой богатства несметные, за века трудолюбия накопленные. Говаривали, что есть у чуди, кроме золота и камней, умения колдовские. Маленький народ без труда мог взглядом холмы передвигать, предметы тяжёлые с сопки на сопку перекидывать. Да что говорить? Если какой чудин захочет, так любого селянина заколдует и за собой уведёт, как на привязи. Но и добра от чуди верхнему народу тоже перепадало не раз: не всем, конечно, а лишь тем, кто душой чист и сердцем добр. Рассказывали, что выходили старики-недоростки на поверхность перед большими бедами и чистых душой предупреждали об опасностях. Да и клады тому, кто бедствовал, показывали, не скупились.

Алчных же да злых наказывали по справедливости. Начнёт такой жадный да бессовестный к богатствам подземным дорогу торить, напустят на него пещерные жители медведя или обернутся сами всадниками на лихих скакунах, загонят до смерти.

– Смотри, парень, сокровища искать не пытайся. Идёшь за камнем, его и ищи.

Пошёл Андрей к горе засветло. Сначала, и правда, вокруг деревьев подкапывал, но не заметил, как увлёкся, стал рядом с горой рыть. Зелёный глинистый камень что-то никак в руки не шёл, но закладку чью-то обнаружил наш копатель. А там чего только нет: и золотые бляшки с мордами звериными, и ножи с позолоченной рукоятью, и даже несколько камней яхонтовых. Ох, как удержаться, дальше не копнуть чуток! Не заметил герой, что вокруг темным-темно стало. Вдруг слышит: шаги. Откуда ни возьмись, видно, из пещеры, показалась девчонка малая, но одежда на ней, что у старухи поселковой, хотя побогаче и наряднее. Пригляделся: старушка и есть, морщины, губы узкие, но глаза ясные, светлые, и огонь в них молодой.

– Пойдём со мной, Андрей-свет, покажу тебе богатства невиданные. Иль испугаешься бабушку старенькую?

И ведь знал Андрей, что ходить нельзя в подземный мир. Но пошёл, как заворожённый. Голос ласковый у старушки, звонкий. Ведёт да приговаривает: «Ох, подарок мне достался, добрый молодец попался».

Чем дальше старушенция заводит глупца, тем больше богатств по сторонам открывается, там кладовушка, тут занорочек. То золото, то камни, то вещицы какие-то невиданные – глаза разбегаются, шум в ушах, разум меркнет.

Долго ли, коротко шли подземные путники, но ходы всё ниже и уже становились. Андрюшка пригибается, но идёт, не отстаёт.

Вот уже и совсем на колени встал. И тут старуха зло вдруг спрашивает: «Зачем пришёл? Золота нашего захотелось, разорить подземный мир задумал?»

Несчастный парень завопил, что было мочи: «Не надо мне ваших богатств. Ищу камень для краски зелёной. Икону задумал для нового храма, а краски нужной нет».

Старушонка оторопела слегка. Задумалась.

– Коли так, отпускать тебя надо. Но правду ли говоришь? Что-то я про новый храм ничего не знаю. Надо бы проверить, пошлю-ка я внучка своего наверх, а ты тут посиди. Если правду сказал, отпустим, а соврал – пеняй на себя. Убежать не пытайся, тут кругом такая «охрана», как бы хуже не вышло. Где храм строить собираются?

– На взгорке, у реки. Там уж намечено, земля срыта. Увидите.

– Ладно, сиди жди, не дергайся зря.

Оглянулся Андрей по сторонам, а вокруг скелеты стены подпирают, страх, да и только. Сел, затих, думку думает, как выбираться. А ночь к исходу подошла, посланник старушки чудинской всё не воротится – беда!

И точно. Чудь днём по земле не ходит, от солнца отвыкла. Старики говаривали, что иной раз подземные жители и в камень оборачивались, и в зверушек разных, если их рассвет на земле заставал. Может, болтали, может, нет, кто знает.

Андрюшке-то всё едино сидеть, дёрнулся раз, кости страшных соседей сомкнулись вокруг – не пустили. Не ел, не пил, дремал – ждал.

Стемнело. На счастье, старушка вернулась с хорошими вестями: правда его, может идти.

Повела горемыку к выходу. И то ли невзначай, то ли с умыслом подвела к ответвлению в пещере. А там храм подземный. Красота – не описать! Свет такой, как сто солнц вокруг, а не обжигает, тёплый, ласковый, и запах приятный, умиротворяющий.

А икон писаных мало. Стоят статуи из лучших пород дерева, расписаны так, что лики – как живые. Смотрят боги ясными глазами, и как будто даже слезинки на щеках у светлых образов. Андрей застыл, поражённый. Видел он подобные статуи в старых прикамских храмах, но те застывшие были, немые, безразличные. А эти как будто в душу заглядывают, пронзают тебя насквозь, зовут к чему-то высокому, словно сам Всесильный их на землю отправил, вернее, под землю.

«А что если и мне подобную статую сделать? Не икону, а изваяние? Нет, конечно, такой образ не по силам, но можно же попытаться. Надо краску искать. У этих статуй лики явно в зелену писаны, потому и смотрятся на тёмном фоне, как живые. Ангела надо делать».

Вышел Андрей из пещеры, поклонился старушке и домой пошёл. На следующий день молодой иконописец вновь к пещере двинулся. Наконец, нашёл то, что искал. То-то радость была, когда дома из растёртого в пыль глинистого камня получился сочный зелёный порошок. По обыкновению смешал молодой мастер пыль с желтковой эмульсией в деревянной ложке без черенка, растёр до нужного состояния – то что нужно, красота!

Началась долгая, кропотливая работа. Пока храм строили, Андрей над фигурой Ангела бился изо всех сил. Сколько ошибок было совершено, сколько неудач!

Основу Андрей выточил из карминовой сосны, специально в рощу дальнюю за лучшим деревом ездил. Искал образ, повороты головы, рук, одеяние – всё пришло не сразу.

А уж расписывать стал, сколько ложек деревянных извёл для смешивания красок – не счесть. То одну добавку пробовал, то другую, пока не нашёл то, что нужно. Руки истёр, краской пропах насквозь. От молитвы к работе, от работы – к молитве.

Расписал свою статую с любовью, памятуя о тех идеальных образцах, что видел в пещере. Получился невыразимо прекрасный образ, такой возвышенный, что рядом с ним хотелось петь молитву, но, вместе с тем, родной, земной, тёплый. Зелёные глаза ангела, как отражение глаз любимой Оленьки, грели душу мастера.

Пришла пора выставлять икону-скульптуру в готовящемся к открытию храме. Андрей робел среди признанных мастеров, но держался гордо, строго, ждал, что скажет барыня и её приближённые. Батюшка-то уже порадовал иконописца тёплым словом, да и другие мастера одобрили.

Хозяйке имения Ангел не понравился. Она долго всматривалась в лик зеленоглазый, но сходство учуяла. Разгневалась не на шутку: «Ладно бы её, красавицу, мастер в иконе изобразил. Благодетельница-то она, а не какая-то девчонка надоевшая, с которой ещё и наследство делить придётся. Ишь, ходит по домам бедняков, помогает болящим, детей привечает, с простым народом здоровается – праведная какая! Несправедливо это!» В церкви, правда, смолчала, но батюшке строго наказала наглеца гнать взашей и фигуру с глаз убрать куда подальше.

Кто поспорит с женой человека, чьи предки царицей были наделены землями в крае благословенным?

Выгнали Андрюшку, да не просто выгнали. К иконописи больше на дух не допускали. На рудник пришлось идти. Что с ним дальше было, неведомо. Работа на руднике тяжёлая, болезни да увечья рядом – кто долго протянет! Молодой, правда! Может, и сдюжил, кто знает.

Падчерицу же, чтобы впредь с народом простым поменьше зналась да красотой своей мачеху не затмевала, благодетельница отправила в столицу, а там скоренько замуж выдала, от сердца вон. Говаривали, что молодая барыня в смутные годы уехала с семьёй мужа за границу, тем и спаслась. По крайней мере, в родных краях её больше не видели.

Статую спрятали в подсобку собора да и забыли на долгие годы о нёй.

Не увидел светлый Ангел, как рушил народ церкви в Прикамье в кровавые годы смуты, как метался в поисках истины, не до красоты было, о куске хлеба люди думали, о том, как выжить. Что только ни творили: брат на брата шёл, невинных с родных мест изгоняли навсегда, деревни пустели, воды рек вспять повернуть пытались. Лежала Русь разбитая, как Мамай прошёл.

Чтобы водохранилище на Каме создать, сколько деревень загублено было! Людей переселяли, те опамятовались, спасали иконы, где могли, а дома, хозяйства, пашни, места упокоения предков под воду ушли навсегда.

Про Ангела никто не вспомнил, не спас. Но жизнь справедлива, а небеса вечны. И чудо всегда рядом с людьми.

Всплыл из затопленного старинного храма Ангел зеленоглазый, и принесло его на берег камский. В том месте, где прибило к берегу икону-статую, люди храм новый построили.

Вот так-то жизнь рассудила.

А к пещерам в горах, где, по легендам, чудь появляется, по сей день ходить в сумерках не принято. Звон идёт из-под земли в тех местах, свет пробивается неземной, ясный, речь чужая слышится в тишине ночи. А прислушаешься, понятно становится, о чём говорят подземные жители. Но не всякий слышит, это уметь надо, слушать-то и понимать.

А много ли среди нас таких людей? Мы и тех, кто рядом, на земле, не всегда понимаем, а тут Подземный мир. Как его понять?

Но Земля-то одна!

То зелёная, как живописный камень прикамский, то белая, как глаза подземных жителей, отвыкшие от света.

Одна! Сколько же её испытывают, взрывают, топят, вырубают, кровь на неё безвинную льют. Живёт Рифей. Течёт Кама полноводная, на высоком холме стоит храм златоглавый, а в нём Ангел с зелёными, обращёнными в вечность глазами.

И лучше бы нам Ангела этого больше не терять!