Читать книгу Бифем - Людмила Петрушевская - Страница 2

Действующие лица

Би, женщина 50 лет

Фем, женщина 27 лет

Голос из динамика, который время от времени говорит неразборчиво

Появляется Бифем. Это двухголовая женщина.

Фем. Ты зачем надела наш парик?

Би. Какой это ваш парик. Ваш парик! Ваше величество женщина! Ах, ты же еще девушка! Ты не была замужем! Я же позабыла. Ты девушка. Несмотря на свои сорок любовников. Девушка, а это твой разве парик? Ты разве лысая девушка?

Фем. Ты зачем залезла в мою сумку? Как ворюга? Когда я сплю?

Би. Моя вещь, я ее и взяла. Мой парик! И не спи, не спи!

Фем. Ты же мне его отдала! Ты мне сама его принесла в подвал и хотела на меня надеть! Но было нельзя! И ты мне его сама оставила, сказала, это для тебя, когда к тебе будут приходить! И принесла мне сумку, это для тебя, и положила парик в мою сумку! И теперь ты, меня не спросив, берешь парик?

Би. Кто ты такая, спрашивать тебя о моем парике?

Фем. Это была моя вещь.

Би. Ты его даже не надела ни разу, когда тебя там повесили!

Фем. Отдай! (Пытается сорвать с головы Би парик, но сталкивается с сопротивлением ее руки.) Зачем ты надела парик? Что такое произошло, пока я спала? Я ничего не слышала! Ты можешь мне ответить? Корова!

Би (торжественно). А ты не спи! Я тебя будила, кстати. Ты ответила мне «му», как сама корова. Мычала как обычно. Тебя же не добудишься! Вот ты и все проспала царствие небесное в прямом смысле слова! Ты не способна утром встать! И не можешь вечером лечь! Ты читала полночи, не давала мне заснуть. Теперь ты видишь, к чему это все привело. Когда-нибудь за все приходится платить!

Фем. Тогда я хочу попросить у тебя одну вещь.

Би. Нет, курить ты не будешь, травить меня.

Фем. Другое.

Би. И умереть ты меня не проси. Всё. Всё! (Танцует одним боком, поет.)

Фем. Ну мамка, ну скажи!

Голос. Ал-але! (Хрип, хруст, скрежет.) Аем наду храгранну.

Би. Вот оно! Начинается! Начинается!

Фем. Что начинается, мамка? Зачем мы пришли сюда? Зачем ты меня разбудила? Никакой Колин нас не звал! Ты обманула меня!

Би. Ну и живи, ни о чем не догадываясь. Ура! Да здравствует! (Поет.) Вся я горю, не пойму отчего!

Фем. Не пой! Заглохни!

Би (поет). Не пой, красавица, при мне!

Фем (старается перекричать). Раз! Два! Два! Два!

Вопят обе.

Голос. Алло! Пере шави риминдый крусай кххх! Алл-ло! Омибуха! Правый микрофон прощвертя.

Би. Сюда идут журналисты, телевидение! Ящик! Будут освещать, сказали, подвиг матери по ящику! По ящику меня, мать, освещать! На, попудрись! Нос блестит!

Фем. Вот зачем ты парик надела!

Би протягивает Фем свою сумочку, та отталкивает.

Би. А Миша, Михаил будет смотреть на тебя! А? Михаил снова влюбится? Твой мимолетный роман? Приведи себя в порядок, урод!

Фем. А пошла ты со своей пудрой! Не хочу!

Би (заботливо). Ну не глупи! (Протягивает ей сумку.) У меня тут тени! Помада! Возьми расческу, взбей! Взбей волосята! Возьми мыльце, причеши брови с мылом! Бери помаду, крась веки, щеки, шею! Достань мое зеркало! Доктор Колин собирает прессу! От этого все зависит. Нашли спонсора! Наша жизнь!

Фем. Погоди, что зависит?

Би. Всё!

Фем. Скажи! А то не буду краситься!

Би. Испугала. Не красься! Скажут: молодая красивая мама пожертвовала собой ради уродика дочери. Не дам тебе пудру и мыло. Нос блестит у тебя пусть, губы пусть синие, хорошо. Брови как ерошка нечесаные. Прыщ!

Фем. Где?

Би. На носу.

Фем. Конечно, ты вчера нажралась черного хлеба с сахаром, я тебя просила, не ешь!

Би. Да нет, это у тебя сексуальный прыщ. Хотюнчик называется. Они всегда на подбородке и на носу. На лбу, кстати.

Фем. Вчера у меня не было сексуальности, сегодня, после черного хлеба с сахаром, появилась.

Би. Не знаю, может быть, ночью у тебя были мечты… Книгу ты какую читала? Приснилось, может, что-то. (Напевает.) Вся я горю, не пойму отчего.

Фем (кричит). Раз! Два! Два! Два!

Би. Ну а если мне хочется сладкого? А все деньги мы истратили на того алкоголика? Я вынуждена есть сахар с хлебом.

Фем. Не все. Ты заначила часть.

Би. А это на другого алкоголика, ты же сама знаешь, что Рекс может вернуться. Твою пенсию ты уже истратила, купила лак для волос. У меня волос хороший, а у тебя плохой, в твоего отца, царствие ему небесное.

Фем. Кому царствие небесное? Ты что! Что случилось?

Би. Волосам Титова, твоего отца, каюк пришел. Лысый в свои сорок пять лет.

Фем. А!..

Би. Ну ничего. Сделаем операцию по вживлению волос с одного места. У него еще много там лохмушек. Около хохолка-то. Кудри вьются. (Поет.) Кудри вьются, кудри вьются… Посмотрим, посмотрим.

Фем. Ненормальная ты, мамка. Отец ничего такого делать не будет. Перед тобой ему красоваться неохота, а остальным он и так хорош.

Би. Да вот у тебя прыщ.

Фем. Да нет у меня ничего. Дай зеркало.

Би. Держи сумку.

Фем держит сумку, Би достает зеркало, смотрится в него, отдает Фем, сама выуживает помаду и, боком заглядывая в зеркальце, быстро красит губы и щеки, затем растушевывает пальцем.

На! (Протягивает помаду Фем.)

Фем. Да не буду я. Нет никакого прыща.

Би. Хотюнчик маленький-маленький. (Прячет помаду, достает пудру.) Открой мне пудру, я подержу?

Фем. Не буду.

Би. То-то Михаил посмеется, увидев тебя в ящике.

Фем. А меня никто не узнает.

Би. Фамилию скажут, Фем Титова.

Фем. Таких тысячи.

Би. Скажут: красавица мать совершила подвиг для некрасивой дочери, тем больше она самоотверженности проявила. Материнская любовь не знает уродов и счастливчиков, даже некрасивых любят больше.

Фем. Кто красавица? Грязная, накрашенная старуха.

Би. А вот это чушь! Мать не может быть некрасивой. Более того, мать с большой буквы и должна быть некрасивой, это ее подвиг прекрасен. Никто не забыт!

Фем. Какой это подвиг?

Би. Этот! (Бьет себя в грудь.) Спасла. Своими руками! (Демонстрирует руку, как силач в цирке.)

Фем. Как это спасла?

Би. Спасла жизнь.

Фем. Кому это?

Би. Тебе!

Фем. Мне? Мне ты не спасла жизнь. Мне спас жизнь Сашка.

Би. Никто не знает никакого Сашки, твоего любовника. Все знают, доктор Колин скажет, что это я. Статья в газете «Голос Тушина» о чем была? Мать выручила дочь, пожертвовав собой. Любовники приходят и уходят, а мать остается.

Фем. Сашка не мой любовник. Он просто мой очень хороший друг.

Би. Много тебя навещал твой друг, когда тебя повесили?

Фем. Не разрешалось.

Би. Я же тебе предлагала, кого ты хочешь видеть из своих любовников! Ты глазами хлоп-хлоп. Никого. А так наш телефон молчал. Все твои так называемые друзья не звонили. Ни один любовник.

Фем. Какие любовники, ты что!

Би. Они все, кто на тебе лежал, были твои любовники.

Фем. Я тебе повторяю в какой раз, был обрыв троса. Все оказались на дне колодца. Я была внизу.

Би. Мы все это знаем. Ты была под ними. А я тебя спасла!

Фем. Меня вытащил из колодца Саша.

Би. Меня надо любить! Я тебя спасла, я! И в результате ты меня ненавидишь! Люди не выносят, если кто им посвятил всю свою жизнь. Я удобрение для тебя.

Фем. Все родители удобрение для своих детей.

Би. О нет! Взял и сделал аборт! Или оставил в детдоме! Или бросил, как твой отец!

Фем. Ты делала аборт.

Би. Это ты делала аборт! У тебя нет и не будет никогда детей! И не плачь!

Фем. Не буду. (Плачет.)

Би. Кто плачет, жалеет сам себя. Не жалей себя, жалей меня. Я была женщина. А теперь меня только в цирке показывать. Двухголовая с прыщом на левом носу.

Фем. Я тебя ненавижу. Особенно когда ты срешь.

Би. Хорошо, больше не буду…

Фем. Когда ты жрешь.

Би. Клянусь, никогда не съем ни куска…

Фем. Когда ты пукаешь.

Би. Не буду больше никогда…

Фем. Это раскаты грома!

Би. Я сама стесняюсь. Все понимаю, но не могу удержаться, больные кишки. Норкин говорит, это болезнь метеоризм.

Фем. Жрать не надо так!

Би. Это от бедности, от бедности! Бесплатно ведь! Муки голода невыносимы. (Достает из сумки хлеб, начинает жевать.) Бедность увеличивает аппетит!

Фем. Ну вот, ты же обещала!

Би. Дети такие требовательные! Не любят смотреть, как родители едят. Я сама ненавидела, когда за столом моя мать ела. (Жует.)

Фем. Надо бороться с собой. Я вот не ем почти что ничего.

Би. Ты куришь. Не кури! Травишь мой организм! Легкие это мои!

Фем. Представляешь, ты сожрала этот кусок, потом он идет у тебя в желудок камнем, ты его перевариваешь…

Би. Да! (Ест.)

Фем. И он проваливается в твои больные кишки, пенится там, разлагается!

Би. Да!

Фем. Живот пучит! А потом ты усаживаешься на унитаз, и у тебя ничего не выходит.

Би. О, боли, боли! О, вечерняя земля! Бог ты мой, какие муки! (Ест.) Есть-то не больно! Чрево хватает все! Жадно! Воронка затягивает! (Ест.)

Фем. И эта вонь! За что я должна это выносить?

Би. Когда я тебя рожала, думаешь, это было чисто? Хорошо пахло? А все вокруг меня собрались. Потому что была смертельная опасность, что ты не родишься. И это все уважали.

Фем. Сколько можно рассказывать одно и то же?

Би. А кому мне это рассказывать-то, это же твои роды были! Ты рожалась! Ни с чем не сравнимая боль! И сейчас ни с чем не сравнимая боль!

Фем. Ни с чем не сравнимая боль, это когда тебя казнят. Отрубили голову, а потом повесили!

Би. Ну я не знаю, меня не казнили. Как-то не пришлось. Но я думаю, что при казни больше муки скорей душевные, страх там, кошмар. А сама-то боль длится быстро.

Фем. Не быстро.

Би. Ну вот. А я решила не кричать.

Фем. Я не кричала. Колин сказал: «Проверьте, есть ли сознание».

Би. А я крикнула: «Сестра! Сестра!» А голос-то меццо-сопрано! Прозвучал, видно, они все вздрогнули.

Фем. Когда ты видишь свою отрубленную шею там, внизу… Когда ты возносишься над собой…

Би. Сестра! Я рожаю!

Фем. Я все видела! Глаза мои были широко открыты.

Би. И вдруг они все быстра ушли. Растворились вокруг. И тут ты у меня в животе как разбежалась, как бычок, и головой бум! Как об забор! И вышли воды.

Фем. Это самое страшное, висеть…

Би. Не самое страшное. А вот когда тебя все покинули… И ты одна… И всем плевать… Спасение ушло… Ты знаешь, что они могут подойти, но никто не подходит! Во время смерти, наверное, самое главное – это обида.

Фем. Обида, да. За что такая судьба. Ни у кого такой судьбы. Несут голову, вешают в сосуде… Все чувствуешь… Оставляют одну без сна… Подопытный кролик… Как кролики, мыши все чувствуют!

Би. Брось, ты была под наркозом.

Фем. Нет…

Би. И тут я поднатужилась окончательно и выдавила тебя из себя! Ты родилась живая!

Фем. И зачем. Зачем?

Би. Они мне тебя показывают и спрашивают: «Мамаша, это кто у вас, мальчик или девочка?» Я говорю: «Мальчик». Они: «Да это у нее просто пуповинка торчит, у вас девочка!»

Фем. Один вопрос.

Би. Нет, не кури.

Фем. Не то. Другое.

Би. Нет, я не хочу умирать. Спасибо.

Фем. Поменяемся, и всё.

Би. Оставь глупости.

Фем. Ты же сказала, что можешь отдать за меня жизнь. Отдай.

Би. Колин больше не будет повторять тот проект с висящей головой, он сказал. Проект окончен.

Фем. Уговори его!

Би. Не берусь.

Фем. И тогда где же твоя самоотверженность? Всё! Кончился героизм!

Би. Ты хочешь меня казнить для своего удобства?

Фем. Я еще не родила ребенка!

Би. Так давай родим! Искусственное зачатие, и всё! Или хочешь, Норкин придет. Ты спрячешь голову под подушкой. Он будет опираться на руки.

Фем. Боже мой, свободы! Свободы!

Би. Родим ребенка, тогда тебе не понадобится свобода. Будешь занята каждую секунду.

Фем. Это ты, ты родишь опять.

Би. Не все ли равно?

Фем. Мне не все равно, я родила или нет.

Би. Смирись. Такой уж у тебя рок судьбы. Смирись! Не надо быть такой гордой! Каждому свое.

Фем. Но если ты можешь меня оставить в покое? Спаси меня, освободи от себя!

Би. И ты можешь быть свободной, когда у меня отрежут голову? Да я умру от одного горя, что ты меня предала! Каково тебе будет жить?

Фем. Пока что ты меня предаешь. Заедаешь мою жизнь. А могла бы не мешать. Уйди!

Би. Оставь эти глупости. Мать всегда чему-то мешает и якобы стоит на пути счастья своих детей.

Фем. Ну мамочка, ну пожалуйста! Ну спаси меня, ты ведь такая добрая на самом деле!

Би. Ну ладно, хорошо. Ты будешь мой палач. Договорились. Но сейчас мы с тобой накрасимся, причешемся.

Фем. Ты согласилась? Мамочка, любименькая!

Би. Но ты понимаешь, что это не сейчас. Не сию минуту. А скажи, зачем ты хочешь свободы? Ты желаешь продолжить свою историю с Михаилом? А знаешь ли ты, что он голубой? У него мужчина. Они оба постриглись налысо, это у них обручальная стрижка, чтобы никто их не любил.

Фем (с заткнутыми ушами, рука аркой над головой). Ничего не слышу.

Би. Никто не знает, никто не знает! Как я тут одна! Вообрази, я здесь одна! Никто меня не понимает! (Поет.) Рассудок мой изнемогает, и молча гибнуть я должна. (Внезапно.) Песнь всех людей Чайковского.

Фем. Заколебала. Певица.

Би. Я им, прессе, учти, расскажу всё. Пусть. Пусть кому-то будет не по себе. Всё расскажу в газеты.

Фем. Заколебала. (Передразнивает.) Я жду тебя, я жду тебя.

Би (поет). Я жду тебя, я жду тебя! Приди, приди! Але! Ты же не знаешь ничего. Не хочешь знать. Не слушаешь меня! Подушку на ухо или затыкаешь слуховой проход пальцем! Второй затыкаешь локтем!

Фем (отворачивается). Вот был бы хороший кляп, был бы кляп! (Вертит кулаком перед лицом Би.) Ох!

Би (ловит кулак Фем). Не сочиняй драку! Ты дочь певицы!

Сцепляются руками.

Фем. Певцы в консерватории после духовиков на первом месте по глупости.

Голос. Ну что, ну что, будем начинать. Пятиминутная готовность. Раз-два-три-четыре-пять. Але, але. Даю пробу.

Би (кричит). Да але! Але! Вас слышу! Ты видишь? Меня ждут. Меня все ждут. Газеты, журналы, телевидение. Я героически… Я спасла! Только один человек на свете, ради которого я умерла, можно сказать, погибла! Только один человек не желает меня видеть! Слышать! (Бросает с силой руку Фем.) Судьбу мою отныне я тебе вверяю!

Фем. Да. Голос не желаю слышать. Толстый нос. Храпит.

Би. А ты? Какой у тебя нос? Кому ты нужна, бестолочь! У тебя вообще ни слуху ни духу! Ты не храпишь? Со свистом вылетает! (Показывает.) Хрр-фью!

Фем. У меня шея перерезана. Как я еще могу. Я была казнена.

Би. Не говори таким голосом. «У меня шея перерезана»! Ах-ах! Заплачь еще! Жертва! Казнили ее! (Фем плачет.) Еще скажи, что пятеро на тебе лежали! (Фем рыдает.) Возьми платок, в таком виде сниматься. (Фем отталкивает платок. Рвут платок своими двумя руками.) Господин Колин! Господин Колин! Я так больше не могу. Поставьте ей укол!

Фем. Мне сделают укол, а заснешь ты и будешь храпеть у меня над ухом.

Би. Лучше спать! Вечным сном!

Фем. О да, пожалуйста! Засни вечным сном! Прямо перед телекамерой! Сенсация! Смерть Би! Великой певицы на творческой пенсии!

Би. Да, будет лучше. Тебе будет лучше, ты загуляешь на просторе.

Фем. Ты умрешь, и я умру, где это я загуляю! Ты хозяйка!

Би. Твои мечты сбудутся, мою голову отрежут, и ой, загуляешь, опять пятерых на себя взвалишь!

Фем. Тебе прекрасно известно, что оборвалась лестница! Я шла последняя, выше меня пятеро! Дура!

Би. Дура! А почему это пятеро мужиков и ты одна их всех на себя поймала? Ты их обслуживала ночью на привале, да? Давно хотела спросить.

Фем. Как раз такое соотношение в спелеологии. (Плачет.) Женщин мало. Я бывала даже в пещерах одна девушка среди десяти – двадцати.

Би. Ты и двадцать обслуживала? Ну ты железная станина! Я не знала! Двадцать мужиков! Это даже для публичного дома норма повышенная! Ха-ха-ха!

Фем. У тебя на уме одна только ширинка. Ты не можешь себе даже вообразить, как это – мужчина рядом и не залезть к нему в штаны! Ты бы кинулась в пещеры, если бы не твой почтенный возраст!

Би. Ха! В моем возрасте рожают! И если бы не твоя эта голова, я бы давно вышла за Норкина!

Фем. У Норкина, как это широко известно, жена.

Би. Не жена, а хозяйка квартиры.

Фем. Сожительница. Вас у него две.

Би. А Мишка сошелся твой. Фем. Когда?

Би. Да уж год, почитай, прошел…

Фем. Год назад он меня провожал в горы! С Павелецкого вокзала! Ты что! Врешь! (Плачет.)

Би (торжествуя). Я не хотела тебе говорить. Жалела… Михаил сошелся на следующий день утром. Ты уехала в ночь на субботу… Он утром уже уехал в медовое путешествие. С этим.

Фем. Да ты врешь. С кем?

Би. А ты задумывалась о том, почему он к тебе ни разу не пришел в подвал?

Фем. Я его не хотела видеть. Не звонила ему ни разу.

Би. Во-первых, ты ему звонила…

Фем. У меня же не было голоса, как?

Би. Ты заставляла лаборантов.

Фем. Как, как я им могла сообщить номер телефона? Дура!

Би. Уж это ты лучше знаешь, как ты у них просила водки или закурить!

Фем. И ни разу не подошел женский голос, они говорили.

Би. А ты думала! Откуда же там быть женскому голосу? Мне все известно, но я молчу. А он уже давно не один.

Фем. Я откладывала и откладывала его посещение. Думала, надеялась… Звонила редко.

Би. На что ты надеялась? Дура, на что ты надеялась?

Фем. На тело.

Би. Голова надеялась на тело. Тело тебе нужно! Ах, тебе нужно тело! Тебе мало того, что ты жива, видишь, слышишь, ешь! Двигаешься! В сад выводят! Мало. А ведь ты весила всего полтора кило, когда мне тебя хотел вернуть доктор Колин! Всё! Год прошел, эксперимент закончен! Берите голову назад! Вот даже вам коробка для нее! А я (плачет): ай-лю-ли, ай-лю-ли, не гоните вы меня, добрый доктор! А он: эксперимент закончен. Не знала, что я из дур у тебя не буду выходить!

Фем. Ну и закончила бы. Всё. (Закрывает уши.)

Би. Но ты же плакала в этот день! Ты же мне пожаловалась, что тебя не кормили! Я чуть с ума не сошла! Нет, ты слушай! (Отрывает ее руку от ушей.) Я кинулась к Колину, так: «Док-тор Ко-лин! Вы что?» А он: «Идите, вам скажут». – «Кто?» – «Ламара». – «Но Ламара уехала на станцию переливания крови с бидоном, это надолго. Пока там надоят… из свежего мертвого… Скажите вы». Он: «Вы свободны». – «Кто? Я?» – «И вы в том числе». – «То есть как? И она… свободна? Что такое „свободна“? Вор сказал… вы свободны от рублей? Так, да?» Слушай! Он: «Я хотел бы, чтобы Ламарочка поговорила с вами как женщина с женщиной». – «Ага! Это все у вас отговорки, отвертки, доктор Колин! Я вас прошу как квалифицированного профессора». Я так сказала. «Почему вы объявили, что мы свободны? Вы имели в виду мою дочь? Мою дочь имели?» Он: «Ну какая это дочь. Дочь не бывает в полтора кило весом. Ей сколько лет? Двадцать семь? В таком возрасте не может быть этот вес у живого человека». Поняла? «Она не живая, это все эксперимент, который все». Я: «Врачи не должны убивать! Тем более больных не убивают, вы доктор!» Он: «Какая она больная, вы поймите, температура нормальная, никаких болезней и т. д.» – «Но что, здоровых убивают?» Ты слушай. Он: «Ну какая же она здоровая. Она не существует. Висела голова, подключенная к питанию, и всё».