Читать книгу Потерянные в Зазеркалье. Четыре книги в одной - Людмила Романова - Страница 11

Виктор лежал на нижней полке поезда с закрытыми глазами, и наслаждался стуком колес и покачиванием вагона. Ему не хотелось смотреть в окно, выходить на остановках поезда, он хотел заснуть, потому что надеялся, что сон закроет вход этой неприятной теме, этому неприятному воспоминанию, неловкого шага, который он совершил. После жизни в Дакаре, где все было так легко, приятно и лишено каких либо душевных надрывов, этот последний разговор с Валей, выводил его из того равновесия, которое он приобрел, живя там.

Он ехал в поезде, и эти навязчивые мысли лезли и лезли ему в голову. Они были ему неприятны, и он старался отделаться от них.

– А ты что думал? – прошептал ему внутренний голос. Думал все так с разбегу получится.

– Опять вернулся?! – удивился Виктор, на начало этого диалога.

– Ты же вспоминаешь обо мне, когда тебе трудно, сомнительно. Совета хочешь, поддержки? Когда хорошо, зачем я тебе? В радости многое забывается, – упрекнул его внутренний Я

– Ну, так что? Что меня гложет? – спросил Виктор свой внутренний голос.

А гложет тебя то, что эгоистом ты стал. Привык к покою, не хочешь брать на себя обязательства. Хочешь брать и ничего не давать.

– А что я взял? – спросил удивленно Виктор. Я ей потом дам больше. Никто никому не должен.

– Ты же мужчина! Разве можно рассматривать отношения между вами как сделку. Ты мне я тебе? – возмутился голос. Ты подарил женщине надежду. Сколько ты ей обещал в свой приезд. Забыл. Ты же говорил, положись на меня, я все для тебя сделаю. А сам! Едешь в пансионат один. А Валечка? Разве она не обиделась на тебя за это?

– Нет, она меня сама не приняла. Она еще не может забыть Коляна! – и у Виктора вновь шевельнулось чувство зависти к другу.

– Но он же умер, как ты можешь! – возмутился внутренний голос. Женщин нужно добиваться! А ты сразу за коленки, под халатик. А нужно быть терпеливым и добрым. Если бы она увидела, что ты и правда готов для нее на все, то может быть, и не так холодно отстранила тебя, и может быть, потом это сыграло бы в твою пользу. А так, как ты, так вряд – ли!

– Да, нет. Колян, наверное, тоже на меня бы обиделся. Он там, а я к его жене! Все, больше первый я ничего не скажу. И вообще жизнь одна, и ждать годами, когда тебя оценят уже некогда. На свете много и других женщин, – подумал он. Нужно только посмотреть повнимательнее, как мне посоветовали недавно. Не под ноги смотреть, а вокруг, может, и не прозеваю свою половинку.

* * *

Виктор и не знал, что пользуется таким успехом. В санатории было много женщин и мало мужчин. И он был нарасхват. И на танцах, и на прогулках. Даже за столиком в ресторане рядом с ним сидели три симпатичные девушки, так что в ответ на его обиду, жизнь вознаградила его вниманием с лихвой.

Здесь все были новоиспеченными знакомыми, и старались выглядеть только с хорошей стороны. И возможно, это устраивало всех и его, и окружающих. Это поверхностное знакомство на море, где все со стороны казались прекрасными людьми, где все на месяц забыли о своих проблемах и как дети жили сегодняшними радостями, было прекрасным состоянием.

Виктор упивался и своей значимостью, и пальмами с морем и этими южными вечерами. Он отключился от вчерашнего. Он пел как соловей для всех женщин, не выбрав ни одной для себя. Он слагал стихи. Его как будто прорвало. И темы брались, как будто из мешка с идеями. ОН писал про море и про скамейку, на которой он когда-то сидел со своей девушкой. О собаке, которой нужно помочь и о старости, в которой собираются воспоминания и только. Все дамы были награждены его стихами с автографом. В санатории случались и дни рождения, и Виктор торжественно читал оды для новорожденных, и конечно был обласкан именинницей и гостями. Ведь в этом замкнутом кругу, любой маленький всплеск таланта, будь-то умение танцевать, умение петь или слагать стихи, находил бурю восторгов в ответ на его проявление.

Его новая тетрадь, с которой он не расставался даже в Африке, пополнилась еще не одной новой страничкой, а от многочисленного листания, ее страницы приобретали соблазнительно букинистический вид, и становилась все пухлее и пушистее. Старую, начатую еще в юности, он почему-то не нашел, уезжая в командировку. И в новую, записал по памяти, все, что успел сочинить раньше. Проделывая это, Виктор к своему удивлению отметил, что старые стихи теперь казались ему гораздо скучнее и не значительнее, чем он воспринимал их раньше.

– Проба пера, – подумал он. А теперь, я созрел. Теперь у меня выходят шедевры.

Момент, когда Виктор записывал в свою тетрадь новый стих, обработанный и законченный, становился для Виктора маленьким праздником. ОН садился за стол, клал перед собой листочек черновика и старательно переписывал стихотворение в новое законное место, с номером страницы, проставленной его рукой, и с оглавлением сзади, в которое под номером вписывалось название произведения. Это стихотворение имело номер 361 и называлось «Руки женщины» Оно было написано под впечатлением медсестры Татьяны Сергеевны, которая делала ему перевязку головы, после неудачного ныряния. Увидев ее красивые черные глаза и пухлый ротик, Виктор подумал, что ради этого, можно было и побыть больным. Немного. Татьяна Сергеевна, обматывала ему голову бинтом, и ее грудь почти касалась его лица. И когда Татьяна Сергеевна удалялась от него в поисках то мази, то ножниц, Виктор чувствовал это, как ужасную потерю.

– Совсем распустился. Уже и под пыткой йода все о том же! – возмущался его внутренний голос. Хотя конечно, кто удержится от близости таких форм. Я тоже начинаю мечтать о большем. Прямо так и хочется, чтобы ты ее обня-я-ял и отблагодарил. Боже, какие ручки, аж, все в душе переворачивается. Я сейчас просто закружусь в вальсе! – верещал внутренний голос.

– Татьяна Сергеевна у вас такие ручки, – сказал Виктор, что я готов разбивать каждый день что-нибудь.

– Оставайтесь лучше здоровым, а то после второго такого удара, у вас в голове и дырка может появиться. Вам повезло. Бывает и перелом шеи, а то и еще хуже. За десять лет я всего здесь насмотрелась. А вам еще жить и женщин любить нужно, – усмехнулась Татьяна Сергеевна, обрезая бинт и делая маленький бантик.

Придете завтра на перевязку. Купаться больше не советую. Будет тошнить, или головокружение, вызывайте врача. Но думаю ничего страшного, кроме ссадины нет.

Татьяна Сергеевна ловко убрала медикаменты, и сунув руки в карман своего белого халатика, пошла посмотреть, нет ли еще страждущего и ждущего медицинской помощи.

А Виктор с сожалением вышел из кабинета, и стараясь поймать взгляд Татьяны Сергеевны, повернулся к ней около двери. Он встретился с ней глазами, и взгляд прожег в его теле, где– то в районе живота, дырку.

– Полежите часа два, никакой нагрузки и алкоголя. Зайду проверю, – засмеялась она в след ему.

Я смотрю на тебя, замираю,

Вдруг исчезнешь куда-то как сон,

От рук нежных твоих погибаю

Как мальчишка впервые влюблен…

Эти строчки он написал на бумаге, как только пришел в свою комнату. Он взял блокнотик, и, выйдя на балкон, сел за столик и дописал все стихотворение.

– Нет, я не виноват, – подумал он. Чтобы писать стихи, нужны восторги, а восторги складываются из открытий новых чувств, новых красок природы, новых впечатлений от жизни. Нужно удивляться и открывать. Нужно чувствовать, и тогда стихи приходят сами, потому что вдруг начинаешь видеть все малейшие нюансы, присущие новому чувству, слышишь новые нотки в шуме листвы и прибоя и вдруг ощущаешь еще множество того, что не видел минуту назад, пока новое и удивительное не стронуло твою душу с тормоза обычности. Татьяна Сергеевна, вы живете в моем сердце какой-то музыкой, какой то неощутимой массой чувств, которым нет названия.

Виктор готов был целовать ее руки, гладить ее волосы и кружить, кружить ее на руках, конечно как прелюдию к другим действиям.

– Да, по-моему, ты таким бабником раньше не был, – сказал ему внутренний голос, когда Виктор закрыл тетрадку и прилег на кровать, лицом к балкону, подложив под голову руки.

Теплый ветер порхал изредка по комнате, солнце веселыми пятнами ложилось на зеленые листья какого то растения, стоящего на журнальном столике, ветки цветущего куста виднелись за окошком и на душе у Виктора было легко и хорошо. Его маленькое ранение ввело его в чувство лености и необходимости отложить активный отдых, не осуждая себя за бездействие. Он ловил доносившийся запах моря, и на душе было также солнечно и приятно.

– Сам не пойму, – ответил он. Моя меня за мужика – то не считала. Она ни разу не захотела близости сама, так ради порядка. Жена все-таки. Я уж не говорю о страсти. Это не про нее, я думаю.

– Не хочу, не могу, все болит, устала. Да ну тебя! – Виктор вспомнил все эти свои унижения, когда его раздирало естественное чувство желания близости, и он должен был просить, выпрашивать. Что ему было-то двадцать два, когда он женился на ней. Любил он ее или нет? Молодость не всегда разборчива, совершил ошибку, поспешил? А дальше дети, понятие о порядочности. Вот и тянул эту лямку столько лет. Но разве это был секс? И уж конечно не любовь.

Она была хорошей хозяйкой, исправно готовила обеды, следила за чистотой и любила детей. Она радушно принимала гостей, но только к нему она была равнодушна. И ничего кроме денег, ей от него не было нужно. А он мучился. Запихивая свои желания и чувства в мешок с долгом. И никаких других женщин. И так шестнадцать лет! Зачерствеешь, – Виктору даже стало жаль бесцельно прожитые годы.

И вдруг Валя! Он и сам удивился на свои желания, и мечты о ней. Да это было прекрасно. И Виктор думал, что никакая другая женщина не сможет возбудить его так, как возбуждали его мечты о Вале. Как долго он мечтал о ней, и не хотел смотреть ни на какую другую. И вот вроде все получилось так, что у него появился шанс. Но что снова?

– Об этом говорить больше не будем! Колю мне никто не заменит… – вспомнил он слова Вали, обжигающие отказом.

– Ну что мне всю жизнь жить с завтраками? – подумал Виктор. Так и состариться можно, и пройдет мимо тебя все, что другим достается в избытке.

И вдруг новое явление. Он даже удивился, как быстро он клюнул. Он уже не вспоминал Валю. В его голове звучали нотки духов исходящих от тела Татьяны Сергеевны, его волновали ее яркие губы, ее черные глаза, и он уже представлял ее тело, и жаждал его. Виктор удивился, как быстро перестроились его мысли, и какое красноречие и смелость появились в нем.

* * *

– Татьяна Сергеевна, почему же вы вчера не навестили больного, – спросил он, заходя в ее кабинет на перевязку. Я так страдал!

– Но вы живы и на ногах, – улыбнулась Татьяна Сергеевна, – проходите, сейчас я вас перевяжу.

Она снова подошла близко к нему, и разрезав ножницами кончик бинта стала разматывать его с головы. Боже, хоть бы этот бинт был длиннее, думал Виктор и даже искусственно настраивал в своем мозгу картины интимной близости. Грудь Татьяны Сергеевны, время от времени, касалась лица Виктора. Но она была наполовину закрыта белым халатиком, хотя эта соблазнительная складочка и эта загорелая округлость ее в вырезе кофточки предполагали маленькое движение, которое очень быстро освободило бы ее. Виктор уткнулся лицом в грудь Татьяны Сергеевны, он прижал ее к себе, и она, покачнувшись, села к нему на колени. Его рука продвинулась в разрез кофточки, и грудь оказалась у него в руке. Это было совсем другое ощущение, чем когда-либо он испытывал. Эти ощущения возбудили в Викторе негасимое желание соблазнить медсестру, он захотел увидеть, как она растает от его прикосновения, и он сделал это, забыв о том, что может и получить обратную реакцию.

Татьяна Сергеевна, вдруг покраснела, и на секунду помедлила с наказанием. Казалось, что она на секунду получила прилив ответного чувства, и справиться с ним ей было очень трудно.

– Не здесь, – сказала она, встав с колен, и заправив грудь под халатик.

– Простите, потерял контроль. Вы такая соблазнительная, у меня в голове все крутится, – пролепетал Виктор.

– У меня тоже, – усмехнулась Татьяна Сергеевна. Но вы забыли, что сюда могут войти. И голова у вас еще кровоточит. Встретимся вечером, – шепнула она ему, услышав стук шагов рядом с дверью. Она поправила халатик и мастерски замотала голову Виктора. В семь вечера, – снова шепнула она ему. Надеюсь, шампанское будет на столе, я его люблю.

Виктор ушел окрыленный. Он забежал в палатку и купил шампанского, сыра и консервированных ананасов.

Ему даже было немного страшно. Ведь до этого столько попыток такого плана и такой покорности и отдачи от женщин у него не было. Он снова испугался, что не сможет оправдать свой имидж ненасытного и горящего страстью мужчины. Потому что немного выдохся и немного остыл к вечеру. Он ждал Татьяну Сергеевну, надеясь, что дальше все пойдет само собой.

– Не слишком ли ты разгулялся? – спросил его внутренний голос. Тебя ждет Валя!

– Валя далеко, а я имею право на все, что мне хочется. Никаких обязательств, я свободен. Все должно быть, как я хочу сейчас, хватит, уже посидел на скоромном. Так и засохнуть можно было. Если бы я знал, что могу такое, то давно бы изменил своей, а не выпрашивал бы как дурак. А почему вдруг такое буйство, и такие симпатии женщин? Наверное, это я в Африке набрался солнечной энергии, наверное, это все киви, бананы и манго. Да эти травки, которые он по совету коллеги купил на рынке.

– Вот, вот, – шепнул внутренний голос. И заметь, женщины ценят не красоту, а напор и обожание. Ты правильно делаешь, – сказал внутренний голос. И я тебя не осуждаю. Мне и самому до чертиков хорошо. Риск!

* * *

Татьяна Сергеевна вошла в номер легким ветерком. Увидев накрытый стол, она схватила кусочек ананаса и быстро вытащила из сумочки маленькую бутылочку медицинского спирта.

– О, – сказал Виктор, предвкушая веселый вечер, где не нужно будет мучаться от газированной кислятины, изображая из себя трезвенника.

К маленькой бутылочке приложилось несколько свертков и пакетиков, в которых оказались и запеченный кусочек свининки и две куриные ножки и баночка лечо.

– Восторг, – только смог проговорить Виктор, вдруг почувствовавший неутолимое желание отведать всего этого и сразу.

– С чего начнем? – спросил он Танечку.

– Начнем с шампанского, все-таки это наша первая встреча! Виктор открывайте же бутылку, – Танечка села на кресло закинув ножку на ножку, отчего ее красивая шифоновая юбочка очень плавно переместилась повыше. Она поправила свои черные стриженые волосы и состроив очень вожделенную мордочку подняла бокал

– За что пьем?

– Танечка, за вас, – сказал Виктор, пододвигая свое кресло ближе к ее ножкам.

– Красота, – сказала Танечка, выпив шампанское одним махом. Виктор берите буженинку, это я сама делала. Она схватила кусочек сырку и бросила в ротик кусочек ананаса.

Виктор повеселел и налил остатки шампанского, закусывая в это время вторым кусочком буженинки.

– Ха бутылка пустая! – засмеялась Танечка. Под стол ее, под стол. Они выпили последний бокал на брудершафт и поцеловались, после чего Танечка снова покраснела и засмеялась, немного подняв плечики.

Им стало грустно оттого, что шампанское так быстро кончилось.

Танечка, посидите здесь минут десять я сбегаю за добавками, – сказал Виктор вставая со стула.

– Нет, – надула губки Танечка. У нас же есть спирт, и есть ананасовый сок, подставляйте стакан, сейчас будем пить коктейль.

Танечка, вы прелесть, Виктор, посадил ее себе на колени и поцеловав в щечку, чокнулся бокалом в котором плавали кусочки ананаса. Они выпили коктейль также одним махом, и Танечка, не удержавшись на коленях Виктора, потому что он полез за кусочком курочки, вдруг упала ему в объятия, и он, поймав ее губы, поцеловал их,

Будем танцевать, – сказала она, выбравшись с колен Виктора, и задернув занавески, потянула его на танец. Приемник источал звуки песен Круга, и они, подпевая певцам, виляли бедрами и вытянутыми руками.

– Заходите в мой дом! – пели они вместе с певцами. Им было смешно и хорошо. Было легко и весело. Танечка вы прелесть, какая же вы прелесть, целовал Виктор ее ручки. Они снова подлили себе спирта, предварительно разбавленного соком в свои еще не опустевшие стаканы и чокнувшись в танце, продолжали и пить и петь, и танцевать.

– Нет! – я больше так не могу, подумал Виктор, падая на кровать, вместе с Танечкой. Они даже не сняли с себя одежды, как поняли, что все уже произошло.

– Танюш, ну подожди не уходи, – тянул ее за руку Виктор.

– Нет, нет, с дикцией измененной под воздействием многочисленных коктейлей сказала Танечка. Встретимся завтра, если вы, конечно, этого захотите, подняла она пальчик и поправив юбочку и прическу, вышла из номера. Виктор упал на подушку и очнулся только уже утром.

Голова болела как после тройного удара о дно. Он с трудом пошел в душ, но после него, уже выглядел бодрым. На завтрак! – подумал он. И на море. Нужно освежиться.

А рана? Он вдруг вспомнил про нее.

Бинты валялись рядом с кроватью, а на месте удара, красовалась засохшая болячка.

– Как на собаке, подумал Виктор, усмехаясь на то, что он помнил из вчерашнего вечера, и раздумывая, как ему себя вести теперь с Танечкой. Так и до привода в милицию можно докатиться. Он вспомнил, как хотел прыгнуть с балкона, чтобы сорвать цветок для Танечки, как хотел сбегать еще в магазинчик, смело шагнув, в черноту спящего города. Слава Богу, Татьяна Сергевна была на высоте и совершенно трезвая. Ну девчонка, – подумал он, плывя к бую. Не плохо бы и повторить. Ой, а стихи то я ей не прочел. Вот и причина! – обрадовался этой мысли Виктор.

– Татьяна Сергеевна, – вошел он в кабинет, – посмотрите мою рану.

Татьяна Сергеевна сидела в кабинете с ярко накрашенными губами, имеющими пухлость выше знакомой Виктору. На шее у нее, не смотря на жару красовался платочек, такой же яркий как она.

Рядом убиралась нянечка, и Виктору пришлось сдерживать свои эмоции, как и Татьяне Сергеевне тоже. Она посмотрела на рану и официальным тоном сказала, – у вас все в порядке. Постарайтесь не травмировать это место и все!

– Татьяна Сергеевна у вас такие нежные ручки, я бы еще сто ран получил, лишь бы вы меня перевязали, – сказал Виктор, думая, что его слова не выходят за рамки обычной лести.

Татьяна Сергеевна милостиво усмехнулась, незаметно для нянечки проведя рукой по щеке Виктора.

– А я вам даже стихи написал, хотите прочту? Виктор встал в позу и прочел свои стихи. Нянечка захлопала вместе с Татьяной Сергеевной, а Виктор поцеловал в довершение ручки медсестры и уборщицы, чем привел ее в восторг и умиление.

– Да вы поэт? Какие прекрасные стихи. А можно еще послушать? – попросила нянечка, облокотившись на щетку.

– Пожалуйста, – сказал, вдохновлено Виктор и стал усиленно вспоминать, чтобы такое ему прочесть.

Он прочитал два своих стихотворения, но в это время пришел другой посетитель.

– Я вам мешаюсь, – сказал Виктор с сожалением…

– А вы к нам в клуб вечерком приходите. У нас много здесь персонала, все придут послушать.

– Да, – обрадовался Виктор. Я приду. Я еще и на гитаре играю, у кого ни будь есть гитара?

– Я принесу, – сказала Татьяна Сергеевна.

Виктор убежал окрыленный. Он плескался в море, лежал до упора под горячими лучами солнца, а в ресторане за обедом, к нему подошла официантка, и тихо, чтобы никто не слышал, сказала, – это специально для вас, попробуйте, очень вкусно, и многозначительно посмотрела на него, вильнув попкой на прощание.

Виктор взлетел, а после того, как сначала он получил обожание персонала за свои стихи и песни, а потом был вечер в доме главврача, оказавшейся тетей Татьяны Сергеевны, и он там тоже имел успех, к радости Танечки, он просто воспарил.

Танечка, ты настоящий друг, лепетал он взахлеб, после того как его отпуск превратился в феерию с бешеным успехом и маленькой книжечкой местного издательства, в которой наряду с произведениями местных самородков, красовались и два его стихотворения, посвященные городу Сочи и военной тематике.

– Моя первая книжечка, – вертел Виктор в руках сверкающий томик альманаха– «Полет». Вот они мои, дорогие. Он махал рукой девчонкам вышедшим проводить его на автобус и многозначительно посмотрел в глаза Татьяны Сергеевны, и послал воздушный поцелуй официантке Маше, которая потчевала его лишним вкусным кусочком, и получила за это стихи о простой девчонке, которая, наконец, дождется и любви и счастья.

Он был популярен.

– Два вечера в его честь с его стихами, с его песнями под гитару! – усмехнулся Виктор.

Как это получилось? Раньше бренчал себе под нос в своей квартирке, а оказывается, это интересно и другим. И как распелся, какое вдохновение. Танечка! Она просто прелесть…, и так помогла, пристроив в альманах его стихи!

Виктор на секунду улетел в тот бешеный вечер и в то сумасшествие веселого морского романа, он пронесся перед его глазами как веселая карусель, которая кружится под звуки разудалой музыки и не хочет остановиться.

– Ну и вулкан, или нет, стрекоза! У стрекозочка, моя сумасшедшая! – подумал Виктор, вспомнив яркие губы и стройные ножки Тани, и даже немного подпрыгнул на своей полке поезда, увозившего его в Москву, подражая ее порханию.