Читать книгу Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая - Страница 5

Спускаясь на обед, Светка выглядела довольной, как нагулявшаяся мартовская кошка. Ее широкоскулое лицо светилось улыбкой, глаза с поволокой смотрели томно и загадочно. Открытые плечи отсвечивали матовой белизной, оттеняемые ярким цветастым сарафаном без бретелек.

Высокая, соблазнительно выскакивающая из сарафана грудь притягивала взгляд не только своей нескрываемой пышностью, но и крупным, неправильной формы кулоном. Зеленый неграненый камень в центре запутанных завитков привлекал своей необычностью. На него хотелось смотреть снова и снова, не отводя глаз.

«Какая красивая вещица», – довольно равнодушно подумала Злата. Навалившееся на нее дурное настроение не проходило. Было тоскливо и почему-то хотелось плакать. Это казалось удивительным, потому что в последний раз Злата плакала три года назад, на похоронах деда. Плаксой она не была даже в детстве. – Я где-то видела что-то похожее. Точно видела! Этот зеленый камень и завитки серебряные. Где же? Точно! У Фриды Яковлевны. В шкатулке с бижутерией, которую мне давали играть, чтобы я не мешала взрослым, был такой кулон. Ну надо же, до чего похож!

– Златка, – голос Светки был свеж, как майская роза, – ты где пропадала? Я тебя по территории искала-искала, уж начала бояться, что ты в лесу заблудилась.

– В поселок ездила. Или ты думала, что я буду сидеть, как верный пес, охранять порог вашей спальни?

– Да ладно тебе сердиться, бука. – Светка снова засмеялась. – Ты ж все понимаешь. Выспавшийся Котик о-го-го как может. Мы с ним до звона в ушах дотрахались. А с кем ты в поселок ездила? Кто из здешних пузатых дяденек вокруг тебя круги выделывает?

– Никто вокруг меня кругов не выделывает, – сухо ответила Злата. – Аржанов на работу поехал и меня взял. Красивый поселок, кстати.

– Ага. И Аржанов тоже красивый. – Светка лукаво посмотрела на Злату. – Я смотрю, ты не теряешься. Но все-таки учти, Добровольская, что он женатый. Зачем тебе роман с еще одним женатым мужиком?

– А тебе зачем? – резонно заметила Злата. – Но ты не волнуйся, никакого романа у меня с ним быть не может. Помимо жены и четырех детей, у него еще и любовница имеется. Беременная.

– Да ты что? – вытаращила глаза Светка. – Это он тебе рассказал? Когда это вы успели наладить такой уровень душевной близости?

– Ой, перестань, – досадливо махнула рукой Злата. – Ничего он мне не рассказывал. Но я не слепая и не глухая. И одно к одному сводить умею. Профессия обязывает.

– Девочки, нас к столу приглашают. – Заварин призывно помахал им рукой. – Там, между прочим, жареные куропатки и тетерева в клюквенном соусе. Не знаю, как вы, а я сильно проголодался.

За обедом Злата старательно не смотрела на Аржанова, который спокойно и невозмутимо ел солянку и куропаток и вел обстоятельную беседу с теми гостями, которые выказывали подобное желание. Зато она с интересом рассматривала остальных собравшихся.

Парменов в стильном твидовом пиджаке, попыхивающий трубкой, представлял собой образец элегантности. Приятный горький запах дорогого табака плыл по столовой. Банкир Григорий, фамилии которого Злата не знала, был целиком и полностью поглощен едой. Муромцев беседовал с Аржановым, его помощник Володя скромно молчал, соблюдая субординацию. Светка ворковала с Завариным, который время от времени перекидывался парой слов с хозяином базы. Зимний азартно рассказывал о своем улове Костромину. Толстенький Щапин, смешно морща нос, пристально разглядывал Светку, видимо, ее открытые прелести не оставили его равнодушным. Злате стало смешно.

– Барышня, а можно нескромно поинтересоваться, откуда у вас столь изысканное украшение? – вдруг спросил он. От неожиданности Злата вздрогнула, а Светка изумленно воззрилась на историка.

– А можно мне поинтересоваться, с чем связан столь нескромный вопрос?

– Простите нижайше. Просто ваш кулон удивительным образом похож на фамильную драгоценность Вероники Берковской, творчеством которой мне приходилось заниматься. Он пропал где-то в начале сороковых годов. И сохранилось лишь его точное описание. Осмелюсь утверждать, что ваше украшение очень под него подходит.

– А кто такая Вероника Берковская? – заинтересованно спросила Злата. Светкин кулон ее интересовал все больше.

– Актриса. Довольно талантливая, но мало известная широкому кругу зрителей. В кино она не снималась. Играла на сцене Малого театра в Москве. Красива была удивительно. В принципе, ее почитатели ходили смотреть не на ее игру, а на внешность. Одна из первых красавиц Москвы, чем, наверное, и объясняется ее трагическая судьба. Слишком много мужчин жаждали ею обладать, совершая ради этого низости. Так что она умерла в лагере. На Колыме.

– А фамильные ценности у нее откуда? – вступил в разговор Заварин. Злата видела, что с интересом прислушивается к беседе и сидящий напротив Володя. Щапин поудобнее развалился на стуле и начал рассказывать, довольный вниманием аудитории.

– Марк Берковский, отец Вероники, был довольно известным в России адвокатом. Он происходил из богатой семьи. Много практиковал еще до революции, поэтому нажил довольно приличное состояние. Когда в России началась смута, он все средства перевел в драгоценные камни – бриллианты, изумруды, рубины. Но выехать из страны то ли не успел, то ли не захотел. Новая власть к его услугам тоже прибегала довольно активно, поэтому семья Берковских тихо жила на отдельной подмосковной даче. Никто их не притеснял и не репрессировал. Экспроприация тоже обошла стороной, поэтому Вероника довольно открыто красовалась на великосветских приемах в фамильных бриллиантах. Чем тоже, разумеется, вызывала зависть и нелюбовь других дам, в том числе и жен высокопоставленных чинов НКВД.

Замужем она была трижды. Сначала в двадцать восьмом году отец выдал ее за своего коллегу-адвоката. Ей только-только исполнилось двадцать, а адвокату этому было уже за пятьдесят. Через год она изменила ему с режиссером, муж поймал ее на измене, выгнал из дома и немедленно развелся.

Красавица особо не расстроилась, бурные романы следовали один за другим, несколько лет она жила словно в угаре, меняя любовников как перчатки, что безумно расстраивало ее отца, человека достаточно строгих взглядов. Он пригрозил, что отречется от дочери и украшения все отберет, если она не одумается. Уж не знаю, по этой ли причине или по какой другой, но в тридцать третьем году она вышла замуж за довольно скучного и ничем не примечательного инженера одной из московских типографий.

– Так это же был Левушка Горский! – выпалила потрясенная Злата. Все обернулись к ней. – Ну, то есть Лев Моисеевич. Друг моих бабушки и дедушки. Он был главным инженером московской типографии и женат на очень красивой актрисе, которая его бросила, вышла замуж за энкавэдэшника, а Левушку отправили в лагерь. Как и ее саму, только позже. Только Левушка свою жену Верой называл, а она, оказывается, Вероника.

– Правильно, милая барышня. – Щапин почтительно склонил голову в полупоклоне. – Фамилия второго мужа Вероники была Горский. И все действительно происходило так, как вы только что рассказали. Когда Берковскую арестовали, то конфисковали шкатулку с драгоценностями. В ней же лежала опись. Так вот, в наличии оказались все бриллианты и прочие дорогие цацки, кроме кольца с рубином в россыпи бриллиантов и уникального кулона – крупного необработанного изумруда в платиновых завитках. Вот точь-в‑точь такого, как на вашей груди, молодая леди. – Теперь уже он почтительно склонил голову в сторону Светки.

– Но это же не может быть изумруд в платине! – воскликнула она. – Это мне… подарили. Это агат в серебре.

– Я же и не утверждаю, что это тот же самый кулон, – пожал плечами Щапин. – Просто он очень на него похож, вот и все. Но если бы это был он, то на вашей милой шейке сейчас висело бы около пятидесяти тысяч долларов, не меньше.

Злата посмотрела на побледневшую Светку, непроизвольно закрывшую кулон ладошкой. В голове у нее медленно всплывали картинки из детства. Вот она открывает шкатулку с потрескавшимся лаком и перебирает украшения, которые кажутся ей чудом ювелирного искусства. Вот бабушка со смехом треплет ее по голове и объясняет, что это дешевая бижутерия, которую актриса надевала на сцену во время спектаклей. Она даже вспомнила острое чувство испытанного разочарования, что все это великолепие на самом деле не стоит ломаного гроша.

– У Горских хранилась шкатулка, которую незадолго до ареста передала его первой семье Вероника Берковская, – медленно сказала она. – Вот только там не было никаких драгоценностей. Пластмассовые бусы, кольца со стекляшками. Хотя кулон, очень похожий на этот, я там видела. Он мне в детстве особенно нравился. Я им часто играла. Но бабушка говорила, что там нет ничего ценного, и Фрида Яковлевна, третья жена Левушки, всегда давала мне эту шкатулку играть. Вряд ли она доверила бы маленькой девочке настоящие драгоценности.

– Вы знаете, – оживился Щапин, – у Вероники действительно в театральной гримуборной стояла шкатулка с дешевым реквизитом. Так вот после ареста она пропала. То есть все драгоценности, кроме двух, были на месте, а вот стекляшек никто больше никогда не видел. Вы такие интересные вещи рассказываете, милая барышня! Они имеют огромное значение для истории. Вы не знаете, где сейчас эта шкатулка?

– Не знаю, – пожала плечами Злата, – после смерти Фриды Яковлевны квартира и все, что в ней было, достались сыну Левушки. Он, конечно, уже тоже в очень почтенном возрасте был. Вы же понимаете, что меня имущество Горских мало интересовало.

Она невольно отметила, с каким жадным интересом слушают ее Муромцев и его помощник Володя. И всегда красное, апоплексическое лицо депутата стало еще краснее, Володя же, наоборот, побледнел, на лбу у него выступила испарина, хотя в кондиционируемом помещении столовой было довольно прохладно. Впрочем, разговору о драгоценностях сосредоточенно внимали и Зимний, прекративший вещать о лещах и язях, и банкир Гриша, и даже Аржанов.

Склонившись к уху сидящей рядом Светки, она тихонько шепнула:

– А, правда, откуда у тебя этот кулон?

– Бывший любовник подарил, – так же тихо ответила Светка. – Ты его даже не видела, мы недолго встречались. Он совершенно не в моем вкусе был. Мрачный, неразговорчивый. Одно и достоинство, что неженатый. Вот он и подарил. На Новый год. Ну не мог же он мне цацку за пятьдесят тысяч баксов подарить!

– Странно все это, – задумчиво сказала Злата. – Конечно, в шкатулку с бижутерией чисто теоретически могли и дорогие вещи затесаться. В конце концов, Берковская могла их специально спрятать среди реквизита, чтобы оставить Левушкиной семье что-то стоящее. Она же говорила, что извиняться пришла за то, что принесла им столько горя. Но все считали, что нет в этой шкатулке ничего ценного.

Она вдруг осеклась, вспомнив руки Фриды Яковлевны, проворно накрывающей на стол. Худые старческие руки в пигментных пятнах, и на одной из них большое, явно золотое кольцо – с крупным красным камнем в обрамлении более мелких белых, сверкающих в электрическом свете.

– Семен Михайлович! – воскликнула она, обращаясь к Щапину. – У жены Горского было такое кольцо, как вы описали. То есть, что кольцо ценное, они могли понять, поэтому она его носила, не снимая. А что камень в кулоне на самом деле необработанный изумруд, а завитки – не из серебра, а из платины, могли и не догадаться.

– Скорее всего, так и было, – подумав, ответил историк. – Весь вопрос, куда эти украшения девались потом и мог ли дорогой кулон попасть к вам, Светлана. Или это просто похожее украшение, не имеющее к Горским никакого отношения. На вашем месте я бы по возвращении отсюда сдал этот замечательный кулон в оценку, чтобы узнать правду.

– Я так и сделаю, – дрожащим голосом сказала Светка. На чем инцидент с кулоном был исчерпан.

– Через полчаса встречаемся перед входом, – объявил Аржанов. – Едем на охоту. Дамы, вас это тоже касается.

– Как? – перепуганно спросила Злата. – А если я не хочу?

– Глупо приехать на базу и не узнать, что такое охота, – ответил Аржанов, посмотрев на нее тяжелым взглядом. – На лабаз мы вас не погоним, по полям бродить не заставим. Посадим на одну из вышек, смею заверить, что они у нас вполне комфортные. С сетками от комаров и мягкими креслами. Посмотрите хоть на оленей и косуль. Не захотите стрелять, не будете.

– Не захотим! – в один голос воскликнули Злата и Светка. Мужчины засмеялись.

– Все. Идите переодеваться. Время пошло, – скомандовал Аржанов, и гости разом покинули столовую, чтобы разбрестись по своим комнатам.

На машину, на которой им предстояло ехать на охоту, Злата смотрела с опаской. Чудовищный монстр на шести колесах, каждое из которых было с нее ростом, не вызывал у Златы особого доверия.

«Это не может ездить», – думала она, судорожно обдумывая свои шансы улизнуть с предстоящего мероприятия.

Аржанов откинул задние двери блестящего белого фургона и подозвал Заварина:

– Константин, залезай, я девушкам снизу помогу, а ты их изнутри примешь.

Заварин кивнул и довольно лихо взобрался на немалую высоту. Грациозно опершись на локоть Аржанова, птицей взлетела в салон Светлана. Злата тоскливо мялась в стороне, пропустив вперед Парменова в фирменном охотничьем костюме, предназначенном не менее чем для кенийского сафари, Володю, сосредоточенно забросившего в фургон оружие, и залезшего в кабину рядом с водителем Щапина, из-за полноты действовавшего довольно неуклюже, но ничуть от этого не смутившегося. Рядом с ней так же тоскливо переминался с ноги на ногу банкир Гриша.

«Он же тоже в первый раз на охоте», – вспомнила Злата.

– Даже маленькая победа над собой делает человека сильнее. – Она вздрогнула от шепота незаметно подкравшегося Аржанова. – Давайте докажем, что Максим Горький был прав.

Независимо пожав плечами, Злата подошла к подножке фургона. Сильные руки подняли ее в воздух, и, не успев испугаться, она уже оказалась внутри, бережно принятая Завариным. Светка гостеприимно похлопала рукой по мягкому дивану рядом с собой. Вслед за Златой в кабину залез несчастный Гриша, одним движением, без помощи рук, впрыгнул Аржанов, запер двери изнутри и сел на свободное место рядом со Златой. Она инстинктивно отодвинулась.

– А где остальные? – полюбопытствовала Светка.

– На второй машине поедут. Она сейчас подойдет и заберет Зимнего, Костромина, Муромцева и Аграфенина. Да, Санек?

Сидящий за рулем здоровенный детина в камуфляже, заметно вздрогнув, повернулся на голос хозяина и безучастно кивнул. Машина тронулась, переваливаясь огромными колесами.

– А кто такой Аграфенин? – Злата покосилась на банкира Гришу, фамилии которого не знала.

– Директор водочного завода, мой друг. – Аржанов отвечал с той же обстоятельностью, с которой делал, казалось, все. – Он только что приехал, и сразу на охоту. Антон – отличный мужик, я вас потом познакомлю.

– Ага, отличный, – с сомнением протянул Санек. – Вы уж, Александр Федорыч, держите его от меня подальше. А то как бы я ему все-таки морду не набил.

– Или он тебе, – сухо ответил Аржанов. – По сути, ты, Саня, конечно, был прав, что не дал ему без лицензии медведя подстрелить. Но по форме… Наши гости – для нас главное, равно как их удобство, комфорт и безопасность. Так что морду бить – все-таки не твой уровень компетенции.

– А разве в частных охотугодьях по лицензии охотятся? – спросил Григорий. – Я считал, что раз вы сами зверя разводите, то вас лицензии не касаются.

– Ну мало ли что вы считали, – хамовато ответил Санек, – сразу видно, что вы в охоте ни ухом ни рылом, как говорится.

– Саня, – грозно осек его Аржанов, – я, кажется, ясно по-русски выражаюсь. Рот закрой. – И, повернувшись к банкиру, пояснил: – На того зверя, которого мы разводим, лицензии, Григорий Филиппыч, действительно не нужны. Но медведь у нас дикий в лесах водится. Медведей мы не разводим, а потому лицензии на его отстрел закупаем у государства, все как положено. Аграфенин в том году приехал внезапно, уже все лицензии расписаны были по заявкам. Отправились они с Саньком в лес, а на них медведица вышла. Он попытался ружье достать, а Санек не дал, чтобы лицензию не тратить. Пока спорили, медведица ушла. Вот Аграфенин со злости и пустился врукопашную. Сцепились они с Саньком, хорошо – другие егеря недалеко были, растащили.

– Мужик он сильный, – с некоторым даже удовольствием признал Санек. – Если бы не парни, навалял бы он мне. Такую породу сейчас мало где делают. – Он обернулся из-за руля и довольно пренебрежительно оглядел собравшихся. Взгляд его остановился на Григории. – Вот вам бы, мужики, я бы всем с собой связываться не советовал. Сделал бы я вас одной левой. Пролетариев умственного труда. Сразу видно, что вы тяжелее ручки ничего в руках не держали, а Аграфенин хоть и бизнесмен, но мужик стопроцентный.

Даже в полумраке салона было видно, как сильно побледнел Григорий. Белое лицо разительно контрастировало с виднеющейся в вырезе охотничьей футболки загорелой шеей. Загар, мимолетно отметила Злата, был не северный, а густой, средиземноморский. Сама она в этом году могла о таком загаре только мечтать.

– Далеко нам ехать? – спросил Заварин, явно желая перевести разговор на другое.

– Минут десять, – ответил Аржанов. – Вас с девушками мы оставим на первой вышке. Там интересно и безопасно, а остальных отвезем на второе поле. Побродить с ружьями. Сегодня погода для охоты не очень. Ветра нет, так что кабан все запахи учует. Но хоть привыкнете немного, проведете, так сказать, рекогносцировку на местности. А уж завтра на настоящую охоту поедем. Без дам.

Злата облегченно вздохнула и покосилась на сидящую рядом бледную Светку.

«Чего это с ней? – удивленно подумала она. – Не трясет вроде. Да и не укачивает ее, в отличие от меня».

– Все в порядке? – тихонько шепнула она подруге. Та в ответ коротко кивнула, не разжимая рта.

– Вы не держите оружие на коленях, – сказал Санек сидящему рядом с ним в кабине Щапину. – Тут подставка под ружье есть. И закрепить можно, дулом вверх. Что ж вы как маленький? Будто первый раз. Учишь вас, учишь, все без толку…

Щапин начал суетливо закреплять ружье в подставке. Он даже запыхтел от усилий, и Санек, одной рукой крутя руль, другой помог ему справиться с оружием.

– Саня, чего ты сегодня вразнос пошел? У тебя просто «болдинская осень», – строго сказал Аржанов. – Ты уже сегодня на десять баллов штрафа натворил. Укороти язык, а? А то я всерьез рассержусь.

– Я знаете что вспомнил, – снова дипломатично вступил в разговор Заварин, – у меня случай был. Я вернулся с охоты на дачу. Поздно уже было, лег спать, а утром встал пораньше, чтобы ружье почистить и зачехлить, и выстрелил нечаянно в потолок. Жена прибежала, кричит: а если бы я в это время в туалете сидела, ты бы в меня попал! В общем, шуму было много.

– А оно и сейчас выстрелить может? – Злата с некоторой тревогой посмотрела на ружье Щапина, вставленное в гнездо в полу машины в полуметре от нее, а также на несколько зачехленных ружей на полу.

– Не может, – успокоил ее Аржанов. И явно чтобы отвлечь ее внимание от неприятного разговора и от хамоватого Санька, спросил: – Ну как вам, машина нравится?

– Это не машина, а монстр, – искренне ответила Злата.

– Почему же монстр? – обиделся Аржанов. – Аналогов этой машины ни в одной стране мира нет. Это наша российская марка – «Трэкол». И реку форсировать может, и вообще на пересеченной местности ей равных нет. Ее даже пограничники апробировали. А уж на охоте и рыбалке она вообще незаменима. У нас их две. И обе служат верой и правдой.

– Дорогие, наверное? – оживленно включился в разговор Щапин.

– В полной комплектации три миллиона, не так и дорого, – пожал плечами Аржанов.

Фыркающий монстр преодолел трое наглухо запертых ворот. Каждый раз Аржанов легко выпрыгивал из машины, отпирал и снова запирал ворота, без видимых усилий забираясь внутрь машины.

«Будет тут спортивная форма», – подумала Злата.

Минут через десять остановились у кромки очередного поля.

– Подождите, я быстро, – бросил Аржанов. – Константин и вы, девушки, вылезайте. Санек, подсоби.

Выпрыгнув из машины, он опустил подножку, помог выйти и вынуть оружие Заварину, снял за талию Злату. Объятия у него были железные. Надежные такие объятия.

«Прекрати, дура! – рассердилась на себя Злата. – Ты же знаешь, какой он на самом деле. Плачущая беременная Ирина тому подтверждение».

Светке помог вылезти из машины Санек. Подруга была явно напряжена. И, оказавшись на земле, быстро отскочила в сторону.

«Ну конечно, ей тоже этот грубый хам не нравится, – подумала Злата. – Надо же, какой тип неприятный!»

Справа от дороги стояла деревянная будка, возвышающаяся над землей метра на два-три. Широкая лестница с перилами вела внутрь. Плечистый Санек бодро тащил по этой лестнице непонятную коробку. Аржанов протянул Заварину рацию.