Читать книгу Энн из Зеленых Мезонинов - Люси Мод Монтгомери - Страница 4
Глава III
Удивляется Марилла Катберт
ОглавлениеУслышав, как открывается дверь, Марилла сразу подскочила, но замерла в изумлении, стоило её взгляду упасть на странную маленькую фигурку в уродливом грубом платье, с длинными рыжими косами и горящими нетерпеливыми глазами.
– Мэттью Катберт, это ещё кто? – вырвалось у неё. – Где мальчик?
– Не было никакого мальчика, – уныло ответил Мэттью. – Там была только она.
Он кивнул в сторону девочки, лишь теперь осознавая, что даже не спросил её имени.
– Как это не было! Должен был быть, – не сдавалась Марилла. – Мы же просили миссис Спенсер привезти мальчика.
– Ну а она привезла девочку. Я спросил у смотрителя. Пришлось взять её с собой. Нельзя же было оставить ребёнка на станции, пусть и произошла ошибка.
– Вот так история! – воскликнула Марилла.
Девочка в это время молчала, её взгляд перебегал с одного на другого, а воодушевление на лице постепенно угасало. Внезапно она, казалось, полностью осознала смысл сказанного. Уронив свой драгоценный саквояж, она шагнула вперёд и, всплеснув руками, воскликнула:
– Я вам не нужна! Я вам не нужна, потому что я не мальчик! Этого следовало ожидать. Я никогда никому не нужна. Следовало понять, что этот сон слишком прекрасен, чтобы быть правдой. Следовало знать, что на самом деле я никому не нужна. Ах, что же мне теперь делать? Я сейчас разрыдаюсь!
И она разрыдалась. Упав на стул, она уронила руки на стол, уткнулась в них лицом и залилась горькими слезами. Марилла и Мэттью с осуждением взглянули друг на друга. Оба не знали, что сказать или сделать. В конце концов Марилла нерешительно нарушила тягостное молчание:
– Ну, ну, не стоит так плакать.
– Ещё как стоит! – Девочка резко подняла заплаканное лицо и с дрожащими губами продолжила: – Вы бы тоже плакали, если б вы были сиротой, приехали в свой, как вам казалось, новый дом и обнаружили бы, что вы никому не нужны, потому что вы не мальчик. Ах, это самая трагическая минута моей жизни!
Что-то вроде невольной полуулыбки, которая так давно не появлялась на лице Мариллы, смягчило его выражение.
– Ну-ну, не плачь. Не станем же мы прямо сейчас тебя выгонять. Ты останешься здесь, пока всё не разрешится. Как тебя зовут?
Девочка на мгновение замялась, а затем горячо произнесла:
– Не могли бы вы называть меня Корделией?
– Что значит «называть»? Тебя зовут Корделия?
– Ну-у-у, нет, но я бы очень хотела, чтобы меня так звали. Это же такое изысканное имя!
– Совершенно не понимаю, о чём ты. Раз ты не Корделия, тогда как же тебя зовут?
– Энн Ширли, – неохотно ответила обладательница своего имени. – Но, пожалуйста, пожалуйста, зовите меня Корделией. Вам ведь это ничего не стоит, раз я всё равно скоро уеду? Энн звучит совершенно не романтично.
– Что за вздор! – строго возразила Марилла. – Энн – это очень хорошее имя для любой благоразумной девочки. Нечего его стыдиться.
– А я и не стыжусь. Просто Корделия мне нравится больше, – объяснила Энн. – Я всегда представляла, будто меня зовут Корделией, – во всяком случае, в последние годы. В детстве я воображала, что я Джеральдина, но сейчас мне больше нравится Корделия. Но если уж вы будете звать меня Энн, то, пожалуйста, представьте, что это имя пишется с двумя «н».
– Какая разница, как оно пишется? – берясь за чайник, спросила Марилла с ещё одной тонкой улыбкой.
– Очень большая! Так оно выглядит гораздо изящнее. Разве вы, услышав имя, не представляете его в уме, словно на бумаге? Я вот представляю. «Э-н» смотрится ужасно, а вот «Э-н-н» уже куда благороднее. Если вы будете звать меня Энн с двумя «н», то я постараюсь смириться с тем, что я не Корделия.
– Ну хорошо, пусть будет Энн с двумя «н». А теперь не можешь ли ты нам объяснить, как всё это вышло? Мы просили миссис Спенсер привезти мальчика. Неужели в приюте не было мальчиков?
– Да нет, мальчиков там предостаточно. Но миссис Спенсер весьма недвусмысленно сказала, что вам нужна девочка лет одиннадцати. А воспитательница решила, что я подойду. Вы не представляете, как я обрадовалась! Всю прошлую ночь не могла уснуть от счастья, – сказала она и, повернувшись к Мэттью, добавила с упреком: – Ах, почему вы не сказали мне на станции, что я вам не нужна, и не оставили меня там? Если бы я не видела Дороги Белого Восторга и Озера Сверкающих Вод, то сейчас мне не было бы так больно.
– О чём это она? – уставилась на Мэттью Марилла.
– Ну… это мы просто по дороге разговаривали, – поспешно сказал он. – Я пойду распрягу лошадь. Поставь пока чай.
Когда Мэттью вышел, Марилла продолжила расспросы:
– Миссис Спенсер привезла ещё кого-то, кроме тебя?
– Да, Лили Джонс. Ей всего пять лет, она очень красивая и с каштановыми волосами. Если бы я была очень красивой и с каштановыми волосами, вы бы меня оставили?
– Нет. Нам нужен мальчик, чтобы помогал Мэттью на ферме. От девочки нам проку нет. Снимай шляпу. Я отнесу её и твой саквояж в прихожую.
Энн покорно сняла шляпу. Вскоре вернулся Мэттью, и они сели за стол. Но Энн есть не могла. И хотя она немного покусала хлеб с маслом и поклевала яблочное варенье из маленькой розетки, выглядела еда так, будто Энн к ней и не притронулась.
– Ты совсем не ешь, – строго, словно речь шла о серьёзном проступке, заметила Марилла.
Энн вздохнула.
– Я не могу. Я в пучине отчаяния. Вы можете есть, когда вы в пучине отчаяния?
– Я никогда не была в пучине отчаяния, так что не могу сказать.
– Да? А вы пытались как-нибудь представить, что вы в пучине отчаяния?
– Не пыталась.
– Тогда, полагаю, вы не сможете понять, каково это. Это ужасно неприятное чувство. К горлу подступает комок и не даёт проглотить даже шоколадную конфету. Я как-то ела шоколадную конфету, года два назад. Она была невероятно вкусной. С тех пор мне часто снится, что передо мной лежит целая куча шоколадных конфет, но всякий раз я просыпаюсь, как только собираюсь съесть хотя бы одну. Надеюсь, вы не обидитесь, что я не могу есть. Всё очень вкусно, но я просто не могу.
– Думаю, она устала, – сказал Мэттью, который не произнес ещё ни слова с тех пор, как вернулся со двора. – Лучше уложить её спать.
Марилла всё это время размышляла, где же уложить Энн. Для мальчика она подготовила кушетку в комнате возле кухни. И хотя та была чистой и опрятной, всё же для девочки это место казалось неподходящим. В гостевую спальню бездомного ребёнка она размещать не хотела, так что оставалась только комната в мезонине в восточной части дома. Марилла зажгла свечу и велела вялой Энн ступать за ней. Так, захватив по пути из пугающе чистой прихожей свою шляпу и саквояж, она очутилась в небольшом мезонине, который выглядел даже чище прихожей.
Марилла поставила свечу на трёхногий треугольный столик и убрала покрывало с постели.
– Полагаю, у тебя есть ночная рубашка? – спросила она.
Энн кивнула.
– Да, две. Мне их сшила воспитательница. Они ужасно тесные. В приютах вечно всего не хватает, поэтому вещи всегда такие тесные. Во всяком случае, в таких бедных приютах, как наш. Я терпеть не могу тесные ночные рубашки. Хотя сны в них могут сниться такие же прекрасные, как и в роскошных длинных рубашках с кружевными воротничками. Хоть это утешает.
– Скорее раздевайся и ложись. Я вернусь через пару минут за свечой. Сама не туши, а то ещё пожар устроишь.
Когда Марилла вышла, Энн тоскливо оглядела комнату. Белые стены были столь мучительно голыми и неприютными, что казалось, и сами страдают от своей наготы. Пол тоже был голым, если не считать круглого плетёного коврика посередине – таких Энн ещё не встречала. В одном углу стояла высокая старомодная кровать с четырьмя тёмными небольшими столбиками. В другом находился тот самый треугольный столик, на котором лежала пухлая игольница из красного бархата, такая жёсткая, что о неё запросто сломалось бы остриё самой отважной булавки. Над столиком висело маленькое, шесть на восемь дюймов, зеркальце. Между столиком и кроватью находилось окно с белоснежной муслиновой занавеской, а напротив него – умывальник. От всей комнаты веяло такой неописуемой суровостью, что по телу Энн пробежала дрожь. Всхлипнув, она поспешно сбросила одежду, надела тесную ночную рубашку и, нырнув в кровать, уткнулась лицом в подушку и натянула на голову одеяло. Когда Марилла вернулась за свечой, лишь разбросанная по полу жалкая одежка да немного смятая постель выдавали чьё-то присутствие.
Марилла неторопливо собрала вещи Энн, аккуратно разложила их на жёстком жёлтом стуле и, забрав свечу, подошла к кровати.
– Доброй ночи, – сказала она слегка неуверенно, но без неприязни.
Бледное личико с огромными глазами внезапно появилось из-под одеяла.
– Как вы можете называть эту ночь доброй, когда знаете, что это будет худшая ночь в моей жизни? – укоризненно произнесла Энн и вновь нырнула под одеяло.
Марилла медленно спустилась в кухню и принялась мыть посуду. Мэттью курил, что было верным признаком его душевного смятения. Он редко позволял себе эту скверную привычку, против которой резко выступала Марилла. Но в иные моменты его неудержимо тянуло к трубке, и тогда Марилла смотрела на это сквозь пальцы, понимая, что и мужчине нужно куда-то девать свои чувства.
– Ну и дела! – сердито сказала она. – Надо было самим поехать и передать свою просьбу. Родственники Ричарда Спенсера явно что-то напутали. Кому-то из нас придётся поехать завтра к миссис Спенсер. Девочку надо отправить обратно в приют.
– Да, наверное, надо, – неохотно ответил Мэттью.
– Наверное? Почему это наверное?
– Ну, знаешь, она ведь очень славный ребёнок. Жаль отправлять её назад, раз уж она так хочет остаться.
– Мэттью Катберт, ты что, предлагаешь её оставить?!
Изъяви её брат желание встать на голову, Марилла удивилась бы куда меньше.
– Ну, хм, как бы нет, думаю… не то чтобы… – запинаясь, пробормотал Мэттью, который именно это и предлагал. – Полагаю, ну, вряд ли от нас кто-то стал бы ожидать, что мы её оставим.
– Вот именно. Да и какая нам от неё польза?
– Может быть, ей будет польза от нас, – неожиданно вырвалось у него.
– Мэттью, да эта девочка тебя просто заколдовала! Я ясно вижу, что ты хочешь её оставить.
– Хм, ну, она очень занимательное создание, – не сдавался Мэттью. – Ты бы слышала, как она болтала по дороге.
– О да, болтать-то она мастерица, это сразу видно. Сомнительное преимущество. Не люблю я таких болтливых детей. И девочка мне не нужна, а уж если бы и понадобилась, то я бы не такую выбрала. Есть в ней что-то странноватое. Нет-нет, нужно скорее отправить её обратно.
– Я мог бы нанять в помощники французского мальчика, – сказал Мэттью, – а она бы составила тебе компанию.
– Не нужна мне компания, – отрезала Марилла. – И оставлять я её не собираюсь.
– Хм, ну что ж, как скажешь, Марилла, – произнёс Мэттью, поднимаясь с места и убирая трубку. – Я пойду спать.
И Мэттью отправился спать. Убрав посуду и продолжая хмуриться, Марилла последовала его примеру. А наверху, в восточном мезонине, заливаясь слезами, засыпал одинокий, жаждущий любви и участия ребёнок.