Читать книгу Остров - М. А. Беннетт - Страница 8

И разумеется, одним из самых первых уроков в Осни оказались Игры. Около полудня первого своего школьного дня я очутился посреди Большого стадиона школы Осни, задница мерзла в спортивной форме: форма была отлично пошита, вот только материал тоньше бумаги, а на дворе хотя и сентябрь, но чуть ли не ноль. В жизни я так не мерз. Спортивная форма школы Осни – это голубые шорты и такая же футболка со школьным значком, его полагается носить на груди справа. Герб школы – деревце, похожее на дуб, посреди острова (три волнистые линии обозначают, как я догадался, воду). Дело в том, что школа стоит на острове Осни посреди реки. От спортивной формы была только одна польза (потому что греть она вовсе не грела): с виду я не отличался от всех остальных, и я понадеялся – если удастся затеряться в толпе одинаково одетых ребят, глядишь, и дотяну до конца урока, не выставив себя полным дураком. Я знал, что в школе Осни играют не в те игры, в которые я легко проигрывал дома, в Штатах – баскетбол там, бейсбол: тут будет целый набор новых игр, чтоб уж мне опозориться по полной. И самое ужасное: Осни – школа совместного обучения, толпа вокруг меня состояла наполовину из девочек. Очень скверно. Почему-то когда поблизости оказывались девочки, я ухитрялся осрамиться пуще обычного. Так что я трясся, прятался за чужими спинами и старался не выделяться.

Но как ни старайся – выглядел-то я не в точности, как все. Волосы были скверно подстрижены, как обычно, – мои родители не признавали парикмахеров, у меня отрастали темные волосы до плеч, но когда челка начинала лезть в глаза, я попросту подрубал свой причесон маникюрными ножницами, и, как правило, слишком коротко, чтобы отделаться на какое-то время. Вид у меня из-за этого был такой, словно меня застигли врасплох и напугали. Мама вечно твердила, какой я красивый, но это я автоматически сбрасывал со счетов: мамы запрограммированы считать своих отпрысков очаровашками. Некоторые плюсы у меня были: довольно чистая кожа для тринадцатилетнего (не слишком пестрый кротик, как видите). И новая пара очков, моя гордость и краса, триста фунтов стоили. В то утро я еще посомневался, надевать ли их на физкультуру (никто больше в очках на Игры не явился), но мне еще не выделили шкафчика, а оставлять их где попало не хотелось, я слишком ими дорожил. Родители купили эти очки, чтобы подсластить пилюлю, когда было решено, что я отправляюсь в школу. Немного великоваты для моего лица, зато оправа черная, матовая, яркие прозрачные стекла, и на одной дужке аккуратными серебряными буквами выведено «Том Форд»[5]. Насчет школы я тогда вовсе не переживал, – я же не догадывался, что меня ждет! – но очки принял с благодарностью, потому что они и правда крутые. Я не близорук, но очки носить люблю, это – примета моего племени.

Итак, я взирал на все окружающее сквозь новые очки. Школа Осни выглядит в точности как оксфордский колледж, да это и понятно. Больше всего она похожа как раз на уменьшенную копию колледжа моих родителей, Святой Троицы. В тот момент я находился в самом средоточии школьной территории, на Большом дворе, то есть на огромном прямоугольнике зеленого газона, окруженном со всех сторон длинными приземистыми зданиями прямиком из доброй старой Англии, каждое прекрасно, каждое на свой лад, и все вместе они составляют, как здесь говорят, «Квадрат». Школа Осни – довольно дорогая дневная школа и выглядит соответственно. Мне бы сюда никак не попасть, если б школа не состояла при университете.

И вот мы ждем, трясемся, и тут на поле выходит мужик в толстовке с эмблемой Осни, в тренировочных штанах – счастливчик, ему-то не мерзнуть в шортах. Выбежал рысцой на середину газона, преувеличенно пружиня коленками, чтобы показать нам, в какой он офигенной форме. Свисток висел у него на шее, на ленточке, словно олимпийская медаль. За все время учебы в Осни я ни разу не видел, чтобы он в него подул.

Свисток был для него тем же, чем для меня очки – ненужной, но важной приметой. Мистер Ллевеллин, преподаватель физкультуры, то бишь Игр.

Здоровенный малый с редеющими песочного цвета волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. В качестве компенсации за недостаток волос на голове он отрастил пышные песочные усы, точно сержант Второй мировой. На всех нас он смотрел так, словно мы – тараканы в его пицце. Я хотел спрятаться за чьими-то спинами, но он меня тут же высмотрел и уставился так, словно я – его трофей.

– Ага! Вижу, у нас новенький! – заговорил он, тыча в меня толстым, как сосиска, пальцем. – Шаг вперед, юноша. Как тебя зовут?

Вот тебе и укрылся от радара.

Я сделал шаг вперед, зубы щелкали.

– Я – Линкольн Селкирк.

– Я – Линкольн Селкирк, сэр! – Тренер фыркнул, усы подпрыгнули. – Странное имечко.

– Меня назвали в честь Авраама Линкольна, шестнадцатого президента Соединенных Штатов.

Мистера Ллевеллина вовсе не интересовало, в честь кого я назван и кем был Авраам Линкольн. Слишком много информации для старины Ллевеллина. Скоро я пойму, что Ллевеллина, как и почти всех в Осни, по-настоящему интересовало одно: Игры. Если бы Линкольн был знаменитым игроком в футбол – нет, простите, в ножной мяч, – тогда у меня еще был бы какой-никакой шанс.

– Ладно, нам нет дела до твоего иноземного имени, – проворчал мистер Ллевеллин. – В школе ты Селкирк, и точка.

– Дасэр.

– Американец, стало быть, Селкирк?

Впервые в жизни мне задали такой вопрос, так что пришлось над ним подумать. Кто я? С семи лет я жил в Англии, но родился в Америке, это, я полагаю, перевешивает.

– Дасэр.

– Хмм… Значит, в настоящие Игры никогда не играл, пари держу.

Эта фраза сказала мне все, что требовалось знать о мистере Ллевеллине: он был фанатиком Игр, спортофашистом. Если бы его пригласили на «Диски необитаемого острова», он бы выбрал «Огненные колесницы»[6], «Вперед, к победе» и «Глаз тигра»[7]. И книгу бы взял не настоящую, а типа «1001 факт о спорте» или тому подобное, для чтения на унитазе. А предметом роскоши стал бы для него неразлучный и никчемный маленький свисток.

– В таком случае, Селкирк, мы должны тебе показать, как мы это делаем в Оксфорде. Что скажете? – У него был такой аристократический акцент, как у пилота Второй мировой, под которого он косил. – Верно? – спросил он весь класс. – Покажем американскому кузену, как это делается в Осни?

Позвольте и мне сообщить вам кое-какие общеизвестные факты. Когда Авраама Линкольна застрелили (в возрасте 54 лет), он как раз смотрел пьесу под названием «Наш американский кузен». И когда мистер Ллевеллин в насмешку так меня обозвал, я сразу подумал, какое это скверное для меня предзнаменование, и оказался прав.

– Селкирк, тебе предстоит стать частью великой оксфордской традиции. Как все новички в Осни, ты примешь участие в Забеге, спринте вокруг Большого стадиона Осни.

Взмахом руки он охватил все четыре стороны прямоугольника, включая и похожее на часовню сооружение с башенными часами. Циферблат у часов был синий (синий, как наши замерзшие рожи), цифры – золотые. Золотые стрелки показывали без пяти минут двенадцать.

– С тобой побежит одноклассник, чтобы задать тебе темп, но соревноваться ты будешь не с ним, а с колоколами. – Палец-сосиска ткнул в сторону часов. – Осталось несколько минут до полудня. Ты должен завершить круг прежде, чем пробьет двенадцать.

Я окинул взглядом школьный двор. Он показался мне огромным. Неимоверным.

– Уже бежать? – спросил я.

Класс захихикал.

– Нет, – сказал мистер Ллевеллин. – Только с первым ударом.

Кошмар. Я оказался в центре внимания – вот уж чего я вовсе не хотел, – так еще и бежать, я-то знал, что ползу, как улитка.

– Простите, я должен обежать вокруг двора за двенадцать секунд?

– Нет, – без гнева отвечал мне мистер Ллевеллин. – Сначала пробьет четыре четверти, и только потом часы начнут звонить. Это дает тебе по меньшей мере десять дополнительных секунд. Старт с первым ударом первой четверти.

Я вроде понял, что это значит. Каждую четверть часы отбивали на четыре такта – бинг-бонг-бинг-бонг, – и потом колокола двенадцатикратно звонили полдень. Но все равно задача казалась непосильной.

– Вы смеетесь?

– Не нагличай, малец, – отрезал мистер Ллевеллин. – Все просто и ясно. Теоретически возможно даже закончить круг до первого колокола, того, кто это сумеет, мы так и называем – Четверть. Лоам – Четверть, он единственный, кому это удалось за столетие.

Отозвавшись на свое имя, вперед выступил парень невероятных пропорций – что в высоту, что в ширину.

– Большинство ребят завершают пробег между пятым и десятым ударом колокола, – продолжал мистер Ллевеллин. – По их результату я могу судить об их перспективах в спорте.

Обернувшись к юному гиганту, он заговорил совсем не таким тоном, каким обращался ко мне:

– Лоам, ты задашь ему темп. Посмотрим, не побьешь ли ты собственный рекорд.

– Сэр!

– Селкирк – Лоам.

Гигант протянул мне руку. Не зная, как себя держать, я кивнул ему.

– Руку пожми, Селкирк! – рявкнул мистер Ллевеллин. – Здесь тебе не колонии. Мы, в Англии, цивилизованные люди.

Я вложил свою ладонь в руку этого великана, и он чуть не раздавил мне пальцы ко всем чертям.

Так я познакомился с Себастьяном Лоамом.