Читать книгу История изучения восточных языков в русской императорской армии - М. К. Басханов - Страница 3

Одной из наименее известных страниц истории русской императорской армии является организация изучения стран Востока и восточных языков. В русской армии интерес к подготовке военных специалистов со знанием восточных языков относится к периоду деятельности Петра Великого, когда была сформирована армия на регулярных началах. По мере расширения азиатских владений России и активизации ее колонизационной и оборонной политики на Востоке потребность в специалистах, знающих языки и страны Востока, непрерывно нарастала. Начало систематической подготовке военно-востоковедных кадров в русской императорской армии было положено учреждением в 1789 г. Омской Азиатской школы с целью подготовки административных кадров для пограничного управления Сибирской линии.

В первой половине XIX столетия развитие дела изучения восточных языков в русской императорской армии происходило под влиянием тех военно-политических задач, которые Военное министерство решало на Кавказе и в Средней Азии. Кавказская война и туркестанские походы имели важное значение для формирования у высшего военного руководства взглядов на необходимость знания восточных языков при ведении боевых действий на Востоке. С покорением Кавказа и Средней Азии и введением системы военно-народного управления потребность в специалистах со знанием восточных языков, религии, культуры, быта и обычаев местного населения еще более возросла. Для подготовки таких специалистов в военном ведомстве были открыты Неплюевское военное училище (1824 г.) и Новочеркасская войсковая гимназия (1850 г.): первое учебное заведение готовило переводчиков для русской военной администрации в Средней Азии, второе – для Кавказского края.

Середина XIX столетия совпала с началом Крымской войны (1853–1856 гг.), явившейся результатом обострения так называемого Восточного вопроса – борьбы европейских держав за военно-политическое и экономическое доминирование на Востоке. Война со всей очевидностью указала на возрастающие возможности турецкой армии и на способность Османской империи быть сильным противником, особенно при действиях ее в коалиции и при использовании европейского оружия. Опыт войны свидетельствовал о нарастании для России угроз и вызовов с Востока, и что для противодействия им русская армия должна быть в полной мере готова как в военном, так и в страноведческом и лингвистическом отношении. Ближайшим результатом переоценки Турции как военного противника стало открытие курсов турецкого языка в Императорской военной академии (1853 г.). Тем самым в России впервые была признана необходимость владения восточными языками для офицеров Генерального штаба, а сами восточные языки становились одним из факторов, которые подлежали учету при военном планировании.

Значительный прогресс в постановке изучения восточных языков в русской армии последовал после учреждения офицерских курсов восточных языков при учебном отделении Азиатского департамента Министерства иностранных дел (1883 г.). С этого события подготовка военно-востоковедных кадров переносилась на качественно новый уровень, который характеризовался основательностью и системностью востоковедного образования, большей ориентацией на реальные потребности штабов военных округов, дислоцированных на русской границе в Азии.

Конец XIX в. ознаменовался в истории русского военного востоковедения началом подготовки языковых специалистов непосредственно на азиатской окраине империи, в региональных центрах военного востоковедения. В 1897 г. в Ташкенте открылись курсы языка индустани (урду) с целью подготовки специалистов по основному языку мусульманских народов Британской Индии. Деятельность курсов имела важное значение для оборонных задач России в условиях нараставшего англо-русского соперничества в Центральной Азии. В связи с активизацией русской внешней и оборонной политики на Дальнем Востоке руководство военного ведомства обратило внимание на подготовку специалистов со знанием языков дальневосточных соседей России. В результате в 1899 г. состоялось открытие офицерского отделения в Восточном институте во Владивостоке, благодаря чему в русской армии впервые появились квалифицированные офицеры-востоковеды[1] со знанием китайского, маньчжурского, японского, монгольского, корейского и тибетского языков.

Война с Японией (1904–1905 гг.) вскрыла многие недостатки в подготовке армии к войне на Востоке и в системе подготовки военно-востоковедных кадров. Новый тип войны, развернувшейся на суше и на море, с участием массовых армий и привлечением новейших средств вооруженной борьбы, потребовал от русской армии пересмотра многих положений военного искусства, стратегии и тактики по самому широкому диапазону вопросов. Война выявила новую стратегическую реальность на Дальнем Востоке и специфику вооруженного противоборства с армиями Востока. Результатом осознания этой реальности стала военно-востоковедная реформа (1905–1911 гг.) в русской армии, которая предусматривала совершенствование системы изучения армий и государств Востока и реорганизацию процесса изучения восточных языков. В ходе реформы была принята концепция перехода от подготовки офицеров-восточников с высшим востоковедным образованием к подготовке офицеров-переводчиков с целью насыщения языковыми специалистами строевых частей в мирное время и боевых порядков войск на войне. Короткий опыт применения этой концепции не позволил сделать однозначный вывод о ее эффективности и жизнеспособности.

Одним из центральных элементов военно-востоковедной реформы явилась разработка и введение в действие нового «Положения об изучении офицерами восточных языков» (1911 г.). Положение предусматривало создание окружных подготовительных школ восточных языков при штабах военных округов – Кавказском, Туркестанском и Приамурском. Школы готовили офицеров-переводчиков для штабов и строевых частей русской армии, расположенных по обширному периметру русской азиатской границы – от Азиатской Турции до Японии. Таков общий абрис истории изучения восточных языков в русской императорской армии, которая будет в деталях предложена читателю настоящей книги.

Всего в военно-востоковедных заведениях русской императорской армии за период с 1883 по 1914 г. было подготовлено около 300 военных востоковедов, которые в разное время изучали в общей сложности 15 языков народов Российской империи и сопредельных стран Востока. Язык урду изучался в императорской России только в военном ведомстве. Изучение языку пушту было возобновлено в России также силами военного ведомства спустя полвека со времени первых попыток академика Б. А. Дорна организовать его изучение на факультете восточных языков Санкт-Петербургского университета[2]. Русские военные лингвисты также стали одними из первых в России, кто предпринял попытку научного изучения языков Памира и Гиндукуша – канджутского, шугнанского и читральского.

История изучения восточных языков в русской императорской армии – тема, которая долгое время незаслуженно оставалась в России как бы на периферии военно-исторических и востоковедных исследований. Причиной тому отчасти является тот факт, что тема междисциплинарна и лежит на стыке двух научных дисциплин – истории общего востоковедения и военной истории, что предполагает необходимость вовлечения в исследование принципов, методик и подходов, используемых как в востоковедных, так и в военно-исторических исследованиях. Между тем тема представляет несомненный интерес, поскольку позволяет существенно расширить наши представления об истории отечественного востоковедения и значительно дополнить сведения по одному из наименее известных разделов истории русской императорской армии. Новизна темы и отсутствие сколько-нибудь устоявшегося взгляда на вопрос потребовали не только установить исторические события, их последовательность и хронологию, но и представить вопрос в концептуальной форме, дать анализ господствовавших в русской армии основных идей, взглядов и подходов к изучению восточных языков в их эволюции и взаимосвязи. С этой целью в работе значительное внимание уделяется рассмотрению различных проектов, концепций и идей, которые помогают лучше представить тему изучения восточных языков в русской императорской армии.

Настоящая книга опирается на широкий круг источников – архивных, печатных, нарративных. Центральный массив сведений, представленных в исследовании, получен на основе изучения фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), крупнейшего и уникального хранилища документов по русской военной истории. Наибольшую ценность представляют коллекции фондов высших и центральных военных учреждений и управлений, а также органов местного военного управления и подведомственных им учреждений: «Канцелярия Военного министерства» (Ф. 1), «Главный штаб Военного министерства» (Ф. 400), «Военно-ученый комитет Главного штаба» (Ф. 401), «Главное управление Генерального штаба» (Ф. 2000), «Главное управление военно-учебных заведений» (Ф. 725), «Николаевская академия Генерального штаба» (Ф. 544), «Штаб Туркестанского военного округа» (Ф. 1396), «Штаб Омского военного округа» (Ф. 1450), «Штаб Иркутского военного округа» (Ф. 1468), «Штаб Приамурского военного округа» (Ф. 1558), «Послужные списки офицеров» (Ф. 409). Весьма ценными для целей настоящей работы явились сведения из военно-востоковедных изданий императорского периода, хранящихся в научно-справочной библиотеке РГВИА.

Для разработки вопроса об истории офицерских курсов восточных языков при Азиатском департаменте МИД были широко использованы документы Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ), прежде всего коллекция документов фонда «Учебное отделение восточных языков при Азиатском департаменте» (Ф. № 153).

Для реконструкции истории офицерского отделения Восточного института и, особенно, событий военно-востоковедной реформы использовались документы личного архива известного русского военного востоковеда П. В. Шкуркина (Shkurkin Far East Archive. San Pablo, CA, USA (ShFEA)). Документы Российского государственного военного архива (РГВА) позволили уточнить ряд вопросов, связанных с подготовкой военных востоковедов на офицерском отделении Восточного института и их дальнейшей служебной деятельностью.

В настоящем издании все даты приведены по старому стилю; названия органов государственного и военного управления, а также воинские звания соотносятся с конкретными эпизодами в фиксированный момент времени и могут быть различны применительно к одному и тому же учреждению или лицу в зависимости от времени повествования. Географические названия, кроме общепринятых, приводятся в соответствии с традицией их использования в императорский период[3].

Русско-японская война 1904–1905 гг. в тексте книги дается как «русско-японская война» (без обозначения дат), как для удобства подачи материала, так и по причине явного анахронизма использования дат в указании события, не имевшего повторов в дальнейшей истории.

В книге в качестве справочного материала в виде приложений приведены списки выпускников основных военно-востоковедных учебных заведений русской императорской армии, а также основные законодательные и нормативные документы, которыми регламентировалось изучение восточных языков как в императорской армии в целом, так и в отдельных военно-востоковедных учебных заведениях. Книга иллюстрирована редкими фотографиями эпохи и документами.

Настоящая книга не смогла бы состояться без участия и поддержки многих специалистов – историков, лингвистов, архивистов, библиографов, фалеристов и др., которые на всем протяжении работы автора над темой оказывали широкое содействие полезными советами, замечаниями и предложениями, а также в поиске и подборе документов, биографических и библиографических сведений, иллюстративного ряда. Автор считает своим приятным долгом выразить слова благодарности академику М. И. Стеблин-Каменскому, профессору А. А. Колесникову, профессору Е. А. Резвану, Р. С. Авилову, А. И. Андрееву, Л. С. Афанасьевой, С. А. Баубековой, А. М. Буякову, Т. А. Вавиловой, П. П. Вибе, С. Ю. Врадию, А. С. Дыбовскому, Д. Н. Максимову, О. А. Сыромятникову, Н. К. Тер-Оганову, А. К. Терентьеву, А. А. Торопову, С. Л. Шевельчинской, В. В. Шкуркину, Э. Якобсону. Автор также выражает благодарность руководству и сотрудникам Российского государственного военно-исторического архива за оказанное содействие в работе с фондами архива.