Читать книгу История ремесленного училища связи №9 г. Оренбурга - М. М. Казаков - Страница 4

Я остался в училище. Поскольку того работника, который должен был дежурить до утра я отправил со своими учащимися в лес, то я дежурил за него сам. Был тихий, тёплый, наполненный ароматом цветов июльский вечер. В 12 часов ночи меня сменил помощник по хозяйственной части Ильинский. Ночь была безветренной и тёплой, и я прилег на траве у края щели – укрытия, вырытой возле училища. Проснулся я внезапно от нарастающего шума. Прямо надо мной, очень низко, почти касаясь колесами деревьев, с ревом, в сторону Смоленска пролетел советский самолет «У-2». Я заметил красные звезды на его крыльях. Видимо, он убегал от немецких самолетов. Послышался воющий звук приближающихся фашистских самолетов. Раздались взрывы. Взрывной волной меня повалило на землю, я спрыгнул в щель-укрытие. Земля вздрагивала от тяжелых ударов, запахло дымом и гарью. Сколько продолжалась бомбёжка, я не заметил. Было уже совсем светло. Когда налёт окончился я побежал в райком и райисполком. Здание райкома было почти цело, но без окон и дверей. Внутренние перегородки были сорваны со своих мест и либо упали, либо стояли развернутыми на 90 градусов. В здании никого не было. Пол был усеян бумагой и битым стеклом от упавших книжных шкафов. На улице вокруг были разбитые здания, некоторые из них горели. Телефонной и телеграфной связи не было. Местное руководство куда —то исчезло. Я понял, что надеяться на чью-либо помощь нечего и оставаться в городе больше нельзя, тем более, что ещё вчера стало известно, что северо-западнее в 46 километрах от нас, у города Демидов идут бои, а находящаяся от нас в 28 километрах на юго-западе деревня Донег уже занята немцами и поэтому я принял решение увести всех учащихся и работников училища, которые этого пожелают, в глубокий тыл на восток. О своём решении я объявил им на месте ночлега в лесу. Велел всем никуда не расходиться и ждать меня, а сам с несколькими работниками училища отправился обратно в город за продуктами на дорогу. На наше счастье здание столовой было цело. Еще до налёта повара растопили плиту и начали готовить завтрак, который начинался в 8 часов утра. Во время налета они сидели в подвале, а завтрак варился сам по себе. За это время каша сварилась. Мы не стали её перекладывать в другую посуду, а залив топку водой, разобрали кирпичную кладку и весь котёл целиком поставили на телегу, погрузили хлеб и другие продукты, которые оказались в кладовой, а так же миски и ложки и эту подводу вместе с двумя поварихами (они дошли с нами до Оренбурга и работали в нашей столовой до конца войны) отправили в лес, к учащимся. Нам предстоял долгий и длинный путь, поэтому я послал за второй подводой, чтобы погрузить оставшиеся сухие продукты питания. Пока за ней ходили, а потом нагружали, я обошел все общежития и кабинеты училища, чтобы убедиться, что никто в них не остался. В одном из кабинетов я взял компас, и он мне очень помог в пути. В это время над городом опять появилась «Рама». Видимо её послали проверить качество «работы» юнкерсов. От неё вниз полетели листовки, небольшие белые листы на русском языке, а внизу мелким шрифтом выходные данные на немецком. В одной предлагалось солдатам и офицерам сдаваться в плен и гарантировалось хорошее обращение и питание, а больным и раненым лечение. В другой, призывали убивать комиссаров, коммунистов и евреев. Одновременно с листовками «Рама» сбрасывала какие-то прозрачные небольшие пластинки, которые падая вниз, воспламенялись.

К территории училища примыкал лесопильный завод. Его огромная территория была покрыта толстым, слежавшимся за долгие годы слоем опилок. Там, где падали эти пластинки, возникали небольшие очаги огня. Я и мой заместитель по хозчасти Ильинский начали из снятых с пожарных щитов ведер заливать их, и они гасли. Видимо, это не понравилось тем, кто был в «Раме», и они начали стрелять по нас из пулемёта. Мы вбежали в какой-то кирпичный сарай, «Рама» немного покружила над нами и улетела. Вблизи горела крыша на большом, красивом, деревянном доме. Дверь была заперта. В доме никого не было. Вдвоём с Ильинским мы вынесли из дома что смогли и успели, в том числе большой старинный сундук. Почему мы это сделали, я не знаю. Видимо, нами руководил инстинкт противостояния пожару: ведь все кругом горело и все спасенные нами вещи, в том числе и сундук, неизбежно сгорели бы под развалинами дома. В это время прибежал посланный из столовой и сказал, что подвода погружена. Чтобы сократить путь, мы побежали напрямик через дворы. Пробегая мимо какого —то сарая с горящей крышей, мы услышали доносящийся из него отчаянный визг свиней. Дверь была снаружи подперта толстой палкой. Я с ходу отбросил её. Ворота распахнулись и оттуда с визгом вылетело несколько свиней. Их спины были покрыты растопленным жиром, он стекал вниз под брюхо и капал на землю.

В столовой уже на подводу погрузили, сколько могли крупы, муки, хлеба и других продуктов. В училище взяли несколько шинелей для учащихся, кто в лесу оказался без них. Заодно вынесли инструменты духового оркестра, уложили их в щель-укрытие и засыпали землей. Этот новенький полнокомплектный духовой оркестр был подарен училищу. Потом я не раз вспоминал этот случай и не мог понять почему мы решили, что нужно спасать именно его. Видимо, потому что он неожиданно попался нам на глаза, и мы увидели его во всем блеске новизны.

Была уже вторая половина дня, когда мы приехали в лес. Ученики собирали и рвали сброшенные и здесь листовки. Все было готово к выходу, но я решил выходить, когда начнет смеркаться, так как все время барражировавшие в небе немецкие самолеты могли заметить нашу колонну и обстрелять нас, тем более что учащиеся были одеты в единообразную форму и в фуражках с блестящими козырьками и летчики могли принять нас за воинскую часть. Начало смеркаться, в лесу было уже совсем темно. Дав всем перекусить, я вывел людей из леса и повел их на восток. Впереди шли работники училища, за ними учащиеся, потом члены семей работников с маленькими детьми и пожилые люди и замыкали нашу колонну две подводы с продуктами, на которые иногда присаживались женщины с маленькими детьми и старики.

Отойдя километров десять, мы заночевали на опушке какого-то леса, к которому примыкало большое пшеничное поле. Проснулись мы от шума приближающейся автомашины. Прямо по пшеничному полю, подминая под себя высокие густо стоящие колосья пшеницы к нашей стоянке двигалась автомашина с сидящими в кузове солдатами в касках и с карабинами в руках. Из кабины выскочил лейтенант с двумя кубиками на петлицах и торопливо спросил, как проехать к деревне, название которой я уже не помню. Никто из нас ответить ему не смог, так как не знали. Он вскочил обратно в кабину, на ходу крикнув нам: «Уходите отсюда. Немцы рядом!». Машина развернулась и опять по пшеничному полю, оставляя после себя еще один широкий коридор примятых колосьев, двинулась в том направлении, откуда пришли мы. Было часов 6 утра. Стояло солнечное теплое июньское утро. Утренний ветерок колыхал высокую густую пшеницу и поле походило на водную гладь, по которой пробегает мелкая водяная зыбь. Все вокруг дышало спокойствием и лишь две широкие полосы погибшей под колесами автомобиля пшеницы, словно раны на теле земли, да приглушенные расстоянием тяжелые сотрясающие землю удары напоминали о суровой действительности. Не став завтракать, мы двинулись по проселочной дороге, идущей вдоль леса и, пройдя еще несколько километров все же остановились т.к. все с непривычки очень устали: ведь шли всю ночь, а спали всего 2—3 часа. Утром в какой-то деревне, в сельсовете, председатель подарил мне карту Смоленской области с фрагментами соседних Московской и Калужской областей, и теперь, имея её и компас, я мог вести людей в заранее избранном направлении, в обход крупных населенных пунктов, которые могли подвергать бомбёжке или уже были заняты немцами. Путь был долгим и трудным. В день мы могли проходить от 10 до 20 километров в зависимости от обстановки, погоды и самочувствия людей. В некоторых деревнях мы покупали хлеб, иногда и другие продукты в дополнение к взятым с собой. Варили из них пищу. Готовили её ушедшие с нами повара из нашей школьной столовой, одну из них звали Ульяна, а имя второй, кажется, Полина. Иногда мы нагоняли стада коров, перегоняемых в тыл. Тогда мы и имели молоко. Обычно большие стада сопровождали 3—4 человека. Не выдаивать их было нельзя, а использовать молоко было негде и некому и его выливали на землю. Были случаи, когда наши женщины выдаивали попавшихся в пути бродячих коров, видимо отбившихся от стада или из покинутых жителями деревень. Уже был июль, наливалась рожь и пшеница, стручки гороха уже имели сочные зерна, и они были для нас большим подспорьем в питании. Таким образом, ученики не голодали. В конечный пункт мы прибыли, не имея ни одного дистрофика или больного.