Читать книгу Стоит только захотеть - Магдалина Гросс - Страница 3

На часах уже почти половина первого, а Сашутка всё ворочается и ворочается в своей кровати. То ли кровать действительно неудобная (Сашутка никогда не любила эту старую, скрипучую койку), то ли она так волнуется перед завтрашним днём.

Правда дедушка – мало того, что он врач, так ещё и профессор! – говорит, что в семь лет дети ещё не умеют волноваться, потому что они этого не понимают. И ещё потому, что нервная система у них не расшатана.

…За окном громыхает очередной трамвай. После того, как его железные колёса равномерно простукивают по двум железным рельсинам, похожим на бесконечно длинных змей, на старом серванте начинает качаться треугольная ручка. Вперёд-назад… вперёд-назад… И так ещё долго-долго, как будто кто-то качается на игрушечной качели, хотя звуки, издаваемые трамваем, уже давно исчезли вместе с ним. А ручка всё качается и качается, словно не хочет останавливаться.

Сашутка закрывает глаза и в который раз пытается уснуть.

Куда там! Сон словно смело из её головы. Совсем, как это делает дворник, дядя Петя, который сметает пожелтевшие к осени листья своей широкой, сделанной из прутьев, метлой. А теперь ещё и сон, словно подхваченный этими прутьями, унёсся вслед с листьями.

– Хорошо, дяде Пете, – думает Сашутка с закрытыми глазами, – ему завтра только двор надо подмести. И всё. Он метёт и метёт, и ни о чём не думает.

Дом уже давно спит. Спит мама, которая до позднего вечера гладила для Сашутки форменный пиджак и плиссированную юбочку. Спит, и даже похрапывает дедушка в своей комнате. Даже кошка Матрёна спит на коврике около кровати девочки. Или только щурит глаза, но совсем даже не спит?

Сашутка вздыхает и переворачивается на другой бок.

Завтра такой день… Она возьмёт маму за руку, или наоборот – это мама возьмёт её – и они пойдут в школу. В эту незнакомую школу, где Сашутка почти ничего не знает. Не знает ничего и никого.

Когда она ходила в садик, к ним перед Новым Годом приходили две учительницы. Одна была постарше, и у неё были волосы с проседью, забранные в пучок, который смешно топорщился на макушке. Другая учительница была совсем молодая. Она была одета в красивую блузку то ли с мелкими бусинками, то ли с бисеринками, которые весело переливались под светом лампочек. Обе учительницы принялись рассказывать о школе, как там хорошо и интересно. Как уроки для первоклассников длятся всего-то полчаса, зато на переменах можно играть и бегать по длинному-длинному коридору. И что иногда малышей приходят развлекать ученики постарше, которые ходят заниматься в театральный кружок. И что в школе вообще разных кружков много, и ещё есть спортивные секции. Сашутка слушала внимательно, она даже шею от усердия вперёд вытянула, но всё равно мало, что поняла. А после того, как учительницы закончили говорить, что-то понять и подавно было невозможно, потому что все мамы сразу ринулись вперёд. Причём настолько шустро, что чуть не сшибли этих самых учительниц с ног.

И они все сразу же заговорили, причём так же одновременно, потому что та учительница, что была помоложе, сначала удивлённо таращила глаза, а та, которая была постарше, даже сделала шаг назад. А потом молодая учительница подняла руку и попросила говорить не так быстро и не так громко.

В конце концов, мамы всё-таки опять уселись на свои стулья, рядом с детьми, и задавали вопросы уже по очереди. Учительницы отвечали им и даже улыбались, но когда пришла очередь записывать детей в первый класс, мамы опять сорвались с мест и, опережая друг дружку, бросились писать на специальных листочках имена своих сыновей и дочек.

Сашутка всё это время сидела на своём деревянном стульчике и терпеливо ждала, когда они с мамой наконец пойдут в магазин за мандаринами. Ведь мама обещала их купить! А Сашутка любила мандарины за оранжевую и совсем не пупырчатую, как у апельсинов, корку, а ещё за то, что их всегда покупали перед Новым годом. А когда случалось купить мандарины летом, они всегда напоминали ей этот весёлый, чудесный праздник и возникающую по этому случаю в доме ёлку.

Когда потом мама помогала Сашутке надеть шубу, она сказала, что записала её к самой лучшей учительнице, которая в сентябре должна будет взять первоклассников. И что Сашутка, благодаря маминой прыти, будет учиться именно у неё.

Сашутка думала, что мама говорит про молодую учительницу, потому что она девочке очень понравилась. И кофточка её понравилась, и голос, и улыбающееся лицо. Ещё там, в зале, ей показалось, будто бы блестящие бисеринки на блузке отражаются прямо в глазах и начинают ярко сверкать в них, когда учительница улыбается. Но мама сказала, что она записала её к той учительнице, которая была постарше. Потому что у той, как считала мама, было больше опыта.

– Не хочу к той старушке, – заныла Сашутка, – она некрасивая. И платье у неё тоже некрасивое.

Но мама не слушала. Она сказала, что вторая учительница никакая не старушка, и чтобы Сашутка не говорила глупостей. А потом мама крепко взяла её за варежку, высунувшуюся из рукава шубейки, и повела её к выходу.

– Не хочу, не хочу, – всё твердила Сашутка, пытаясь заплакать, потому что знала, что её слёзы иногда смягчали мамины твёрдые решения.

Но заплакать ей не удалось. А мама так и продолжала тащить Сашутку, держа её за варежку. Когда они спустились вниз и вышли на улицу, холодный ветер так и обжёг Сашуткино лицо. И руки тоже обжёг. Так что пришлось ей надевать варежки, чтобы ветер чего доброго не забрался ещё и в рукава.

– На следующей неделе пойдём с тобой в школу! – прокричала ей мама, стараясь перекричать ветер, который дул обеим прямо в лицо, – и ты увидишь, как там здорово!

Но вечером у Сашутки внезапно поднялась температура, и на следующий день они никуда не пошли. Наоборот, это к ним пришла врач и, сначала осмотрев Сашутку, а затем поговорив с мамой, оставила после своего ухода кучу разных бумажек и запах поликлиники, похожий на смесь лекарств и какой-то жидкости, которой мама периодически мыла раковину. По крайней мере, Сашутке именно так и показалось, потому что этот запах долго ещё стоял у неё где-то глубоко в носу и не хотел выветриваться даже из прихожей.

И вот теперь все эти воспоминания никак не дают Сашутке заснуть. А слово «школа» представляется ей даже не то, что бы новым – оно вообще какое-то чужое.

Она приподнимается на кровати, чтобы посмотреть, спит ли Матрёна. Матрёна безмятежно спит, вытянув лапки по всей длине коврика.

– Жалко, кошку нельзя в школу взять, – думает девочка, – с ней было бы намного веселее. А Матрёна, словно догадываясь о том, что Сашутка очень желала бы видеть её вместе с собой в школе, тихонечко потряхивает хвостом во сне, будто соглашается пойти с ней.

За окном громыхает очередной «дежурный» трамвай. Треугольничек на серванте опять начинает раскачиваться. И всё повторяется. Трамвай уезжает, он уже далеко, а ручка в виде треугольничка всё качается и качается…

Наконец Сашутка начинает засыпать. Ей хочется и не хочется, чтобы наступал завтрашний день. Любопытство борется внутри неё со страхом. Но тут в битву вступает ещё и сон, который решительно побеждает и страх, и любопытство. Одолевает он и Сашутку.

– Всё будет завтра, только завтра, – думает она, поддаваясь усталости, которая наконец приходит к ней после напряжения. Может, всё ещё будет очень даже весело. И совсем не страшно.

Следующего трамвая, который громыхает за окном через положенное время, Сашутка уже не слышит.