Читать книгу Мишель - Маковеев Иннокентий - Страница 4

Будильник эффона срабатывает рано, как в учебный день. Потянувшись, встаю с кровати, выглядываю в окно. Свинцовые тучи затянули небо, Соваж мрачен. В прошлый раз, когда ездили на могилу к старшей, погода была тоже ненастная.

Я отчётливо помню лицо Дианн, лежащей в гробу. Прекрасное лицо, какое бывает у девушки в 22 года. Накладывать грим не пришлось. Лицо сестры не успело сделаться синим и мертвенным, будто магией оно сохранилось таким, каким было, когда у неё билось сердце.

Приняв душ, иду на кухню, откуда доносятся голоса. Все завтракают. В воздухе витает вкусный аромат свежей выпечки.

– Мика, поторапливайся! – просит мама, беря Голди за ручку.

Лианн встаёт из-за стола, и троица уходит одеваться. Я остаюсь наедине с папой. Он допивает какао.

Налив себе чай, беру с тарелки круассан с малиновым джемом.

– Показывай, что там у тебя, – говорит папа. Вчера он задержался на работе и не видел, что я с собой сотворила.

Я дико смущаюсь. Как бы выкрутиться?

– Давай, давай, – не отстаёт папа.

– Ну, хорошо. – Я поворачиваюсь к нему спиной, демонстрируя татуировку. Знала, что так будет, и надела короткие домашние шортики.

Изучив банты, папа поднимает большой палец вверх, затем опускает вниз, потом опять поднимает вверх. Он смеётся надо мной одними глазами. Я строю ему рожицу, съедаю круассан и иду одеваться. Вскоре семья собираемся в прихожей, и мы дружно выступаем.

На парковке садимся в серебристый внедорожник, который полгода продаётся на всех известных сайтах, куда можно подавать бесплатные объявления. Я говорила папе не загибать цену. «Нормальная цена, продадим», – спорил он со мной. С другой стороны, хорошо, что папа не послушал моих советов – так у нас в семье до сих пор есть приличный автомобиль.

Папа едет на окраину города. Гляжу в окно. Не понятно, крапает дождь или нет. Дороги и тротуары сухие, но это ни о чём не говорит. Между высотками могли растянуть энергетические поля, и тогда капли падают на них, затем стекают в систему орошения. Папа останавливается возле цветочной лавки купить белых гербер. Любимые цветы Дианн, мои любимые.

В дороге мною овладевает дикая тоска по Дианн. Потеряв сестру, я потеряла уверенность в будущем. Если Дианн была обречена на смерть при родах, то это может произойти и со мной, и с младшими. Так родители считают.

Миновав подъездную аллею, внедорожник въезжает на территорию трёх примыкающих друг к другу кладбищ. Первое кладбище солдатское с могилами павших воинов союзников. Второе кладбище «Дошедших» с братскими могилами «Пешеходов» – простых людей из разных стран мира, которые по чужой воле прошли половину Европы сюда к нам, служа живым щитом для армии Генезии. Третье кладбище общественное с могилами горожан.

Внедорожник проносится мимо сотен каменных изваяний и останавливается напротив высоких железных ворот. Голди захотелось в туалет. Пока все с ней возятся, я иду по узкой дорожке к могиле Дианн. За железной оградкой могилы старшей с краю стоят скамеечка и столик, в центре бетонное основание, уложенное плиткой; на подставке установлена вертикальная стела из тёмного мрамора с надписью; внизу лежит надгробная плита. Я вынимаю из пакета плюшевого медвежонка в прозрачной герметичной обёртке. В детстве мы ссорились с Дианн из-за игрушки. С кем медвежонок будет спать ночью? Кого он больше любит? Забирай сестра. Теперь он только твой, теперь он будет видеть только твои сны. Кладу игрушку и вдруг понимаю, что-то не так. В цветнике нет белых роз-подснежников. Почему не выросли их семена? Ясно, почему! Кто-то выдернул растения и посадил вместо них чёрные генно-модифицированные розы-сорняки. До чего же они уродливые! На надгробном камне друг замечаю выцарапанные слова: «Губительница», «Пустышка». Я прихожу в ярость. Сердце будто укололи шипом. Очень больно. Хочется плакать, невыносимо хочется. В интернете я читала про сообщества, члены которых полны неприязнью к таким, как я. Почему-то уверена, что без них тут не обошлось.

О-о нет – Лианн близко! Я скорее прикрываю оскорбительные слова парой сырых листков. Затем выдираю розы-сорняки. Цветы пустили корни в надежде перезимовать. Вместе с кусками земли засовываю растения в пакет. Как назло я без перчаток, и поэтому пачкаю себе руки, укалываю их о шипы, царапаю. Успеваю немного примять землю, прежде чем Лианн достигает могилы. Скорбь на лице сестры сменяется замешательством. Она хмурится. Я стараюсь вести себя невозмутимо. Сжимаю руки в кулаки, чтобы выступившая из царапин кровь не закапала на землю.

Появляются родители с младшей.

– Грязнуля! – бросает мне Голди, указывая на испачканные руки. Обычно ей такое говорят.

Мама сурово глядит на Голди, и сестра тут же замолкает. Я прячу за спину набитый розами-сорняками пакет. Хорошо, что он непрозрачный. О чём подумали родители?! Сейчас они ничего не скажут.

Папа кладёт на цветник букет белых гербер. Мама ставит свечку. Мы обнимаемся. Вновь читая надгробную надпись, я вспоминаю старшую.

Дианн Ру

22.05.2168 – 08.06.2190

Любимая дочь, сестра.

Незабвенная невеста.

Последние два слова поцарапаны лезвием. Папа щурится, как сыщик заметивший улику. Я бы съездила с ним до одного дома и в два счёта распутала бы это преступление. Мой круг подозреваемых узок.

– Ладно… идёмте, – говорит мама.

– Я схожу ещё на одну могилу? – прошу я.

Мама понимающе кивает:

– Подождём тебя в машине.

Я прихожу к простой могиле без оградки, вернее сказать, это кенотаф. Прямоугольная надгробная плита выполнена из чёрного гранита. На плите изображён парень с добрым красивым лицом: большие глаза, прямой нос, толстые губы – Джеймс. Полгода назад я виделась с ним, ощущала тепло его тела.

Когда Джеймс пропал, я потеряла главную мечту своей жизни. Он был мне бесконечно дорог, но я не торопилась признаваться в своих чувствах и буду долго корить себя за это.

Джеймс Руже

25.12.2172 – 12.07.2190

Любимый сын.

Правда найдёт нас.

Скорбим…

Меня беспокоит мама Джеймса. Элисон ищет правду о таких, как я. На похоронах она смотрела на меня обвиняющим взглядом. Элисон как-то поняла, что Джеймс пытался удрать из лагеря из-за меня. Думаю, после случившегося она убеждена, что такие, как я, приносят беду в дом.

Я ухожу от могилы Джеймса с тяжёлым сердцем.

Плутаю по кладбищу, мне встречается знакомая могила с винтажной оградкой и высокой плитой.

Брюс Хилл

11.02.2165 – 15.06.2190

Любимый сын и брат.

Брюс жених Дианн. Они планировали сыграть свадьбу после рождения ребёнка. Когда сестра не перенесла родов и погибла вместе с малышом, Брюс отказался жить без неё… без них… Его родители с самого начала с осторожностью относились к Дианн, ко всем нам, и после трагедии обрушились с критикой на маму с папой. Мол, их предупреждали, что всё может так плохо кончиться. Мне кажется, мама с папой от части винят себя в смертях Дианн и Брюса. Чтобы больше ничего плохого не стряслось, они теперь внимательно присматривают за Лианн и особенно за мной, потому что я уже в том возрасте, в котором можно иметь детей.

Думаю, кто-то из родственников Хиллов или их друзей посчитал, что гибель Брюса лежит на плечах Дианн и отомстил ей, осквернив могилу. Нужно быстрее разобраться с этими нелюдями.

Раздаётся клаксон внедорожника. Я хочу ещё раз вернуться на могилу сестры. Нельзя. Хочу просто обернуться. Тоже нельзя. Рядом с выходом установлен умывальник. Я привожу себя в порядок. Вода ледяная.

Открыв багажник внедорожника, кладу в уголок пакет. Меня заждались:

– Что так долго? – интересуется мама.

– Поплутала.

В поездке мы делимся разными историями про Дианн: как сестра поскользнулась на паркете, как порвала платье на следующий день после покупки, как шесть месяцев скрывала от Брюса беременность и водила его за нос, как, как, как…

Мама и сёстры высаживаются у подъезда дома. Я остаюсь в машине и жду, пока папа запаркуется.

– Что там у тебя? – спрашивает он, заглушив на стоянке мотор машины.

Я показываю пакет в багажнике. Папа разворачивает его, ворошит содержимое, хмурится.

– И плиту попортили… – говорю я.

– Как твои руки?

– Ну, так.

Я демонстрирую ладони – кожа вся изранена. Папа открывает автомобильную аптечку.

– Сильно ты… придётся потерпеть…

Папа бережно обрабатывает раны и ссадины раствором. Больно щиплет. Я закусываю нижнюю губу.

– Ничего, заживёт. Лучше?

– Жжёт.

– Потерпи, дочь.

– Нет проблем.

– Думаешь, это они сделали? – Папа пришёл к такому же выводу.

– Кто-то из них…

– Вроде, неплохие они люди… Я поговорю с ними. А маме ни слова. Потом сам ей всё скажу…

– Действуй папа, или я сама до них доберусь.

– Завтра позвоню знакомому мастеру. Он приведёт плиту в порядок. И когда в следующий раз поедем к Дианн, я заранее всё поверю.

Я одобрительно киваю.

У дома папа бросает пакет в мусорку с такой силой, что он лопается по шву и едва не взрывается, как грязевая бомба. Выпустил пар. Лучше не бесить моего папу. Его горячность передалась и мне.