Читать книгу Презумпция виновности. Часть 1. Надежды не тая. Россия. Наши дни. III - Макс Ганин - Страница 3

Окна кабинета следователя Черноус выходили на троллейбусный парк, и солнце уже вовсю отражалось от стекол больших и неуклюжих рогатых монстров. Солнечные зайчики бегали по потолку и стенам, иногда попадая на лица посетителей и хозяйки комнаты. Сама Валерия была сильно раздражена. То ли назойливые лучики не давали ей покоя, то ли затянувшееся дежурство не отпускало домой и выводило из себя, то ли визит люсиновских оперов, прибывших вместе с Григорием около десяти утра и испортивших все спокойное утро: прервавших чаепитие и разговор с подружкой по телефону. Отправив их «подальше» под предлогом сильной занятости и ожидания терпилы7, без допроса которого не имело смысла проводить дальнейшие следственные действия, она продолжила утренний моцион, но настроение уже было изрядно подпорчено.

Ребята разместились почти в самом конце коридора за одиноко стоявшим столом. Сергей и Алексей, ожидая конца смены, были веселы и болтали о своих планах на новогодние поездки в Альпы, рассказывали, где, как и за сколько отдыхали летом. Один отправил семью на черноморское побережье Болгарии, снял квартиру на первой линии у моря, а сам по свободным выходным прилетал к ним. Другой потратился на дорогущую гостиницу в Испании, оплатив ее на месяц вперед, и сильно пожалел об этом, сетуя на то, что год назад на Лазурном берегу Франции было хоть и дороже, но лучше. Зато по поводу новогодних каникул они совпали полностью, остановив свой выбор на горнолыжном курорте Куршевель.

Грише было нечем заняться, поэтому приходилось слушать болтовню своих сторожей. Примерно через час он не выдержал и разразился вопросом:

– Скажите, если не секрет, а какая у вас зарплата?

– Чистыми тысяч сорок пять получается! – не поняв подвоха, с гордостью ответил Сергей.

– А у скинхеда? Вашего начальника, который на новеньком «БМВ Х6» ездит, какая?

– Тысяч шестьдесят получается точно! – с нотками зависти продолжил сливать информацию не слишком умный опер.

– Здорово… – задумчиво произнес Григорий. – А говорят, что экономистов толковых в стране нет!

Алексей улыбнулся и хмыкнул, оценив шутку. Сергей же в недоумении посмотрел сперва на коллегу, потом на собеседника и, стараясь сформулировать вопрос, так напрягся, что смог только выдавить из себя звук, напоминающий стон. Поняв, что большего от него уже не добиться, Тополев озвучил ответ на этот незаданный вопрос.

– При таких огромных расходах и относительно скромных заработках вы умудряетесь заставить законы экономики работать по немыслимым формулам, позволяющим вам шикарное существование за счет тех, кого вы должны защищать. При этом обычные люди, живущие по закону, становятся преступниками, и вы их сажаете в тюрьму. А вы, защищающие закон за сорок пять тысяч рублей в месяц, покупаете новые иномарки не в кредит и два раза в год отдыхаете за границей, даже несмотря на то, что приказом министра внутренних дел вам запрещено выезжать за пределы нашей родины из-за последних событий с Крымом, Магницким и прочих санкций.

– Это руководству запрещено, а нам, рядовым сотрудникам, по секрету можно, – быстро отреагировал на обвинения Сергей.

Можно было бы продолжить полемику, но подоспела смена, и счастливые, невыспавшиеся и немного бухие были заменены на несчастных, наглых и таких же пьяненьких Вадима и Олега, которые моментально начали звонить руководству с вопросами, когда их сменят. И, получив вместо ответа громкую брань и угрозы оставить на дежурство в выходные, совсем загрустили: уткнувшись каждый в свой новенький айфон, начали играть в нехитрые игрушки, иногда отвечая на поступающие сообщения в соцсетях.

Ближе к часу дня прибыл Андрей Южаков и, стараясь быть незамеченным, юркнул в кабинет следователя. Для Григория время пошло быстрее. Двери в остальные кабинеты были открыты, сотрудники хаотично передвигались по коридору и с интересом разглядывали незнакомцев, приютившихся у стола, стоящего рядом с дверью начальника следственной части полковника Нефедовой Марины Сергеевны. Она так же, как и остальные подчиненные, вынужденно терпела неудобства, связанные с появлением в жизни вверенного ей подразделения незваных гостей. На утренней пятиминутке она прокомментировала этот факт собравшимся у ее кабинета сотрудникам, попросив их не обращать внимания на посторонних, не вступать с ними в пререкания и разговаривать только о погоде. Тем не менее появившиеся в коридоре люди, их разговоры, редкие посетители кабинетов скрасили Гришины посиделки, отвлекая его от грустных мыслей.

Вскоре дверь в комнату Черноус открылась, и вышел Андрей, вытирая обильно выступивший на лбу пот. К нему подбежал один из оперативников и, прошептав что-то, отвел его в сторону, подав знак коллеге, чтобы тот заводил задержанного к следователю. Южаков прятал взгляд и явно нервничал. Григорий громко поздоровался, чем вызвал у него оторопь и нервный тик.

Валерия была не в настроении. Ее дежурство давно закончилось, и вместо того, чтобы идти домой, ей приходилось выполнять задание сверху. Работа явно не клеилась. Приходилось трудиться без огонька и совсем без интереса. Ее безразличное отношение к процессу передалось участникам следственных действий. Ей было уже совсем все равно. Еще вчера вечером она явно симпатизировала задержанному, но сейчас хотела только выйти из здания МВД и забыться. Когда зашел Гриша и улыбнулся ей, она немного смягчилась. Разговор с потерпевшим уже состоялся, и после него осталось больше вопросов, чем ответов. Было абсолютно ясно, что сам Андрей занимается незаконным бизнесом, что его прикрывают люсиновские менты, что сидящий перед ней человек виновен, что ей эту вину и доказывать особо не надо, а дело можно считать закрытым. Но все равно что-то не складывалось и не давало ей покоя. Было много «почему» и всего одно «потому что».

Валерия, несмотря на юный возраст и невысокое звание, знала, как и за сколько заводятся такие уголовные дела, сколько стоит сопровождение, посадка и дальнейшая работа в СИЗО8с подследственным. Цена варьировалась и зависела от персоны заказчика и заказанного. Самое сложное и затратное – это заведение уголовного дела и, вследствие правильного результата работы оперов, отправка в тюрьму до суда. В данном случае обэповцы свое отработали, теперь дело было только за ней – допрос, очная ставка и ходатайство об избрании меры пресечения, связанной с изоляцией от общества, а дальше сама система начинала работать, доводя человека до получения срока. Она еще вчера, до звонка сверху поняла, что дело проплачено, и ей отводилась роль статиста. Что ни денег, ни славы она не получит, что в случае чего из нее сделают крайнюю, и поэтому ей очень хотелось найти хоть малую зацепку в деле, чтобы либо от него отказаться, либо отказать в аресте. Она пошла на хитрость и вызвала в качестве бесплатного – положнякового – адвоката своего знакомого юриста, обладающего хорошим опытом в делах о мошенничестве и действительно имевшего адвокатскую честь и человеческую совесть. Он немножко задерживался, и поэтому ей приходилось затягивать процесс следствия, ссылаясь на сильную занятость другими уголовными делами, что было не совсем правдой. Но она очень хотела, чтобы хоть на первых порах интересы Григория представлял именно ее адвокат, а не тот, кого еще вчера вечером предложили бойцы с Люсиновской.

В дверь тихо постучали. Не дожидаясь ответа, вошел молодой человек лет тридцати и рукопожатием поздоровался со всеми присутствующими, кроме Валерии: ей он поцеловал руку. Широко улыбнувшись Тополеву, он достал из кармана пиджака визитку и протянул со словами:

– Меня зовут Илья. Я адвокат Московской коллегии адвокатов и буду представлять ваши интересы сегодня как бесплатный, предоставленный государством по закону. У вас есть возражения?

– Пока что нет, – ответил Григорий. – Давайте пообщаемся наедине, а там посмотрим.

– Да, конечно! Пойдемте в коридор и поговорим, чтобы нас никто не слышал, – предложил Илья и сделал знак руками, объясняющий, что в кабинете их могут прослушивать посторонние и записывать разговор. – Мы выйдем, Валерия Владимировна. Вы не возражаете? – обратился он к следователю.

– Это ваше право, – коротко и сухо ответила Валерия, сделав вид, что и адвокат, и его клиент ей неприятны, но закон превыше всего.

Илья открыл дверь, взял под руку своего нового подопечного и направился в коридор. Пройдя в глубину здания и убедившись, что никто их не слышит и ничто не может побеспокоить, он остановился и обернулся к Тополеву.

– Я вас слушаю очень внимательно! Чем я могу вам помочь?

– Я могу вам доверять? – с места в карьер, глядя прямо в глаза адвокату, спросил Григорий.

– Я хорошо знаю, что такое адвокатская тайна, и, наверное, поэтому Валерия Викторовна пригласила именно меня. Вы можете на меня полностью рассчитывать и доверять мне.

– Чтобы я мог вам полностью доверять, дайте мне свой телефон: мне нужно сделать конфиденциальный звонок, – тихо и очень настойчиво сказал Григорий.

– Кому вы собираетесь звонить?

– Мне надо позвонить жене, ее зовут Лариса, и спросить, удалось ли ей связаться с моими друзьями.

– Тогда я вам очень настоятельно рекомендую предупредить ее, что в ближайшие несколько часов к вам в квартиру приедут с обыском несколько оперативных сотрудников, и если вам жалко свою оргтехнику, ценные вещи и документы, то лучше, чтобы их там не оказалось, – протягивая трубку и подмигивая, так же тихо ответил Илья.

Взяв дорогой смартфон адвоката, Гриша внимательно осмотрелся, выбрал укромное место рядом с пустыми кабинетами и набрал заветный номер жены. Илья отошел на дозволенное расстояние, чтобы слышать все происходящее в коридоре, а если что, быстро подбежать к клиенту и забрать у него телефон, не подставив обоих под гнев следователя и оперативных сотрудников.

– Ларисочка, привет, это я! Я говорю по телефону адвоката, его зовут Илья. Набери ему, пожалуйста, часа через три, когда у меня закончится допрос. Он тебе обо всем расскажет и передаст мои вещи: обручальное кольцо, часы и ремень. Понимаешь, я не могу громко говорить. Слушай меня внимательно! В течение нескольких часов к тебе приедут в нашу квартиру на Щукинской несколько оперов для проведения обыска. Вывези из квартиры все документы, компьютеры, телефоны, чтобы они это не забрали. Посмотри в тумбочке, нет ли там чего ценного или нужного, что они могут забрать. Ты меня поняла?

– Да, конечно, я все поняла! – подавленным, но ласковым голосом ответила Лариса. – Я весь вечер и всю ночь звонила по тому телефону, с которого ты набирал в последний раз, но никто не отвечал.

– Я знаю. Это телефон оперативника. Больше туда никогда не звони. Тебе удалось связаться с Антоном и Валерой?

– Да, конечно, я сделала, как ты просил. Машину забрала, документы отдала, все рассказала.

– Все, Ларсон, я больше разговаривать не могу. Позвони потом адвокату. Он мне очень понравился, поэтому заключи с ним договор на дальнейшее ведение моего дела, по цене я с ним договорюсь.

Они нежно попрощались, и Григорий повесил трубку. Он прекрасно понимал, что может на нее полностью положиться, и все, что он скажет, она сделает с точностью и незамедлительно. Он уведомил своих друзей и верил, что те уже занимаются решением его вопроса. Теперь предстояло сделать из бесплатного адвоката своего друга и помощника и попробовать договориться с ним на приемлемые деньги. Илья, заметив, что Тополев закончил разговор, оторвался от своего дежурства по коридору и направился в сторону клиента.

– Ну что, поговорили? Все удачно? Удалось предупредить? – поинтересовался Илья, забирая у Гриши свой мобильник.

– Да, все отлично! Спасибо вам огромное! Я сказал жене, чтобы она связалась с вами часа через три и встретилась в удобное для вас время. Хочу отдать вам свои часы – они очень дорогие. И обручальное кольцо. Передайте, пожалуйста, ей. Я также попросил ее заключить с вами договор о моей защите. Сколько это будет стоить?

– Я буду представлять ваши интересы в суде во время избрания меры пресечения. Это и присутствие во время последующих следственных действий обойдется вам в семьдесят пять тысяч рублей.

– Объясните, пожалуйста, по-русски для тех, кто в бронепоезде. Я не очень разбираюсь во всех юридических тонкостях уголовной системы, поэтому расскажите мне еще раз и подробно.

– Хорошо. Завтра состоится суд для избрания вам меры пресечения. Это либо арест, которого мы, естественно, не хотим, либо домашний арест, который желателен, либо подписка о невыезде, но это маловероятно. Потом, соответственно, будут другие следственные действия, допросы, экспертизы, ходатайства с нашей стороны следователю об исследовании доказательств нашей невиновности. Да, кстати, самый главный вопрос: вы признаете себя виновным или нет?

– Конечно же, не признаю! – быстро и безапелляционно ответил Григорий.

– Так вот, – продолжил Илья, – потом будет изучение материалов уголовного дела и передача его в суд. За все эти труды я хочу от вас семьдесят пять тысяч. Если состоится суд по уголовному делу, то это будет отдельная договоренность и отдельные деньги. Все будет зависеть от результатов расследования и от количества судебных заседаний. Теперь понятно?

– Да, теперь все ясно! – весело ответил Тополев. Он ожидал, что сумма будет гораздо больше, и теперь радовался, что в состоянии с легкостью оплатить запросы адвоката. – Скажите тогда Ларисе, что мы с вами договорились по цене. Она привезет деньги – и начинаем сотрудничать.

– Вы знаете, что адвокату и врачу надо говорить всю правду, как она есть, чтобы поставить абсолютно правильный диагноз? – продолжил разговор Илья уже в качестве действительного и полномочного адвоката.

– Я ничего не собираюсь от вас скрывать, готов рассказать все, как было на самом деле, тем более что я ничего не скрываю и все то же самое рассказал следователю Черноус вчера без протокола.

Григорий повторил свою историю в тех же подробностях, что и в кабинете следователя. Илья внимательно слушал, ничего не записывал, вопросов по результатам услышанного не задавал. Ему все было очевидно: банальная история, которых так много в жизни и с которыми он не раз сталкивался в своей адвокатской практике.

– Интересно! – подытожил Илья. – А какие показания вы дали следователю официально?

– Никаких показаний следователю я не давал. Вчера она сказала, что ей не до меня, и отпустила нас ночевать на Люсиновскую в ОБЭП.

– Замечательно! Тогда предлагаю воспользоваться статьей 51 Конституции РФ, то есть право не давать показания против себя и своих близких родственников, а дальше посмотрим, какие обвинения и факты есть у следствия. Мы в любое время можем дать показания, даже в суде. Это никак не отразится на нашем положении как обвиняемых, но явно лишит нас опасности сболтнуть что-то лишнее или дать следствию зацепки для обвинения.

– Это точно нам никак не повредит?

– Абсолютно точно! Наоборот, это только поможет. Предлагаю сейчас вернуться в кабинет следователя для допроса, а потом провести очную ставку с потерпевшим. Как я понял, вас сегодня доставят в изолятор временного содержания, а завтра – в Таганский суд. Там будет решаться вопрос о мере пресечения. Мы постараемся выйти на домашний арест. Вас устраивает мой план?

– Выглядит заманчиво, но хотелось бы, конечно, сегодня после допроса уйти домой.

– К сожалению, это невозможно. По моим данным, дело заказное, поэтому сегодня вас в любом случае задержат. Давайте будем оптимистами! И еще будем верить в завтрашний день. Готовы?

– Ну что ж, в завтрашний – так в завтрашний. Пойдемте в клетку к тигру.

– Поверьте мне, Валерия – далеко не тигр, она больше на нашей стороне. Не дай вам Бог попасть в лапы следователя-тигра – вот это действительно беда!

И в таком оптимистичном настроении они пошли по коридору к следователю Черноус. Перед входом в кабинет Гриша снял часы и обручальное кольцо и отдал их Илье. Войдя, они застали Валерию за привычным для нее занятием: она сидела за своим столом, уткнувшись в компьютер, и сонными глазами пыталась читать с экрана документ.

– Мы готовы давать показания, – разрушил тишину Илья.

– Прекрасно! – выйдя из полусонного состояния, ответила Валерия. – Ну, что ж, начнем, пожалуй: фамилия, имя, отчество.

Записав все анкетные данные Тополева, Валерия перешла к конкретным вопросам по уголовному делу: «Знакомы ли вы с гражданином Южаковым Андреем Арнольдовичем?», «Знакома ли вам Елена Михайловна из тридцать четвертой налоговой инспекции?», «Доводилось ли встречать Юлию Завгородную, брать денежные средства и в каком объеме у Южакова Андрея Арнольдовича? А если да, то куда они делись?» … На все эти вопросы Григорий отвечал по совету адвоката: «Хочу воспользоваться статьей 51 Конституции РФ».

Валерия была готова к такому ответу и не настаивала на более подробных показаниях. Она вообще хотела поскорее закончить эти следственные действия и убраться восвояси, лечь спать и забыть это, как страшный сон. Запротоколировав данные Григорием показания, она распечатала на принтере протокол допроса в трех экземплярах и дала расписаться адвокату и подозреваемому. Расписавшись сама, вдруг замерла и, медленно подняв голову, посмотрела прямо в глаза Тополеву. Эта зрительная дуэль продолжалась секунд десять, после чего Валерия перевела свой тяжелый взгляд на адвоката и как бы невзначай, для поддержания разговора, спросила:

– А правда, что у вас есть израильское гражданство и паспорт на другую фамилию?

В воздухе повисла тишина, и, не дожидаясь ответа, она встала, подошла к двери и, открыв ее, попросила потерпевшего зайти в кабинет для проведения очной ставки.

Вошел Андрей с лицом красного, даже пунцового цвета. Будучи человеком далеко не молодым и очень грузным, он тяжело переносил следственный «марафон». Мокрые от пота волосы и проступившие на рубашке пятна выдавали сильное волнение. Григорий смотрел на него пристально и пытался перехватить его взгляд. Андрей, чувствуя это, делал все, чтобы избежать этого неудобного для себя момента.

– Присаживайтесь, пожалуйста! – приказным тоном сказала Валерия и ткнула пальцем в сторону стула рядом с дверью. – Вы приглашены для проведения очной ставки с задержанным Тополевым Григорием Викторовичем. Я задам вопросы, на которые вы будете отвечать по очереди. Сначала вы, гражданин Южаков, а потом вы, гражданин Тополев. Затем у вас будет возможность задать вопросы друг другу. Я напоминаю вам об ответственности за дачу ложных показаний, о праве не давать показания против себя и своих близких и о том, что все, вами сказанное, может быть использовано против вас как доказательство в суде. Это понятно?

Посетители кивнули головой, после чего Валерия продолжила:

– Знакомы ли вы друг с другом? При каких обстоятельствах познакомились? В каких отношениях состояли? Есть ли поводы для оговора?

Андрей, стараясь скрыть свои эмоции, решил выбрать более низкий тембр, но от этого стало только хуже. Трясущимся грубым голосом он ответил заученную фразу:

– Да, знакомы, познакомились приблизительно полгода назад, находимся в приятельских отношениях, поводов для оговора не имею.

– Да, знакомы, познакомились в декабре 2013 года в ресторане «Ростикс» на площади Маяковского. Нас познакомил бывший сотрудник полиции Роман Никифоров. Он отрекомендовал Андрея как представителя компании, которая занимается проектно-изыскательскими работами, – ответил Григорий в свою очередь. – Поводов для оговора Андрея у меня нет. Фирма Андрея Арнольдовича должна была компании «Азимут-Гео», где я финансовый директор, почти три с половиной миллиона рублей за проектно-изыскательские работы, которые не смогла выполнить, при этом получив стопроцентную предоплату. Господин Южаков, начиная с января 2014 года, неоднократно обещал мне лично и генеральному директору нашей компании вернуть эти деньги. На момент нашей с ним встречи вчера в ресторане «Иль Помидорро» он оставался должен еще два миллиона рублей. Вчера он пригласил меня в ресторан, чтобы отдать очередную часть долга в размере пятисот тысяч рублей.

– Следующий вопрос, – продолжила следователь. – Знакомы ли вы с Новиковой Еленой Михайловной из тридцать четвертой налоговой инспекции? Если да, при каких обстоятельствах познакомились?

Андрей очень ждал этого вопроса и с большим удовольствием принялся подробно на него отвечать.

– Да, знаком. Мы познакомились в начале сентября, когда я пришел к ней на прием в налоговую инспекцию для прояснения вопросов по налоговым проверкам компаний, где я являюсь учредителем и гендиректором. До этого Григорий знакомил меня с некой женщиной в ресторане «На мельнице», которую представил как Елену Михайловну —якобы заместителя начальника налоговой инспекции, но, как оказалось, она таковой не являлась. То есть он меня обманул, чтобы выманить деньги.

Закончив фразу, Андрей поднял глаза и посмотрел на оппонента. Теперь уже была очередь Григория отводить глаза и прятаться от прямого взгляда Андрея. Почувствовав это, адвокат шепнул на ухо своему клиенту: «Вы можете не отвечать на этот вопрос и взять статью 51».

– Нет, не знакомы. Никогда Елены Михайловны из тридцать четвертой налоговой инспекции не видел, не общался, ничего с ней не обсуждал.

Это было действительно правдой, поэтому так спокойно Григорий и произнес эти слова. Госпожу Новикову очень хорошо знала чета Животковых – Антон и Александр Васильевич, которые неоднократно встречались с ней и ее мужем Алексеем Бытко. Сам же Григорий видел ее несколько раз в жизни, но никогда не разговаривал, а все переговоры по вопросу Андрея с ней вел Антон.

– А кого же тогда ты представил мне в ресторане в качестве Елены Михайловны? – затрясся в злобе Андрей.

– Пока что вопросы здесь задаю я! – жестко прервала его следователь Черноус. – У вас будет время задать свои вопросы после того, как закончатся мои.

Валерия отвела тяжелый взгляд от Андрея и продолжила очную ставку.

– Вопрос вам, Григорий Викторович. Кого вы представили гражданину Южакову в качестве работника налоговой инспекции в ресторане «На мельнице»?

– Андрей Арнольдович что-то путает, – спокойно и рассудительно начал свой ответ Григорий. – Я действительно знакомил его с девушкой по имени Лена, и действительно эта встреча происходила в ресторане «На мельнице». Только она не работает в инспекции – она налоговый консультант в юридической фирме, название которой я, к сожалению, не помню. Целью нашей встречи было знакомство Андрея с Еленой, чтобы та давала ему рекомендации, между прочим, платные. Мне известно, что Андрей больше не связывался с этой девушкой. Я был на этой встрече только чтобы их познакомить. О чем они разговаривали, я вам сейчас сказать не могу, так как я в этот момент ел и не прислушивался к их разговорам. По окончании встречи Елена отправилась по своим делам, а мы с Андреем на его автомобиле поехали в сторону моей работы, на Таганскую площадь, где он меня и высадил. По дороге Андрей поблагодарил меня за встречу и в очередной раз пообещал скоро отдать долг нашей фирме.

– Вопрос к вам, Андрей Арнольдович, – печатая текст и не отрываясь от дисплея, произнесла Валерия. – Должны ли вы либо подконтрольные вам компании какие-либо денежные средства обществу с ограниченной ответственностью «Азимут-Гео» или лично Тополеву Григорию Викторовичу?

– Ни я, ни моя компания никому никаких денежных средств не должны! – быстро и четко произнес Андрей и вытер платочком пот со лба.

– Тогда как вы объясните вчерашнюю встречу в ресторане «Иль Помидорро» с гражданином Тополевым и передачу ему пятисот тысяч рублей?

– Я договорился с гражданином Тополевым о встрече в ресторане, на которую он должен был приехать вместе с Еленой Михайловной Новиковой – заместителем начальника тридцать четвертой налоговой инспекции по выездным проверкам. Эти деньги – пятьсот тысяч рублей – я должен был передать ей за положительное решение о проведении выездных проверок в моих компаниях. До этого я передал ей через Григория сорок тысяч евро за ее работу.

– У вас есть что ответить гражданину Южакову? – обратилась к Григорию следователь.

– Нет! Я настаиваю на данных ранее показаниях, – уверенно ответил подозреваемый и посмотрел на своего адвоката. Тот, в свою очередь, молча одобрительно кивнул ему в ответ.

Валерия записала ответы, оторвалась от монитора, посмотрела на всех присутствующих и объявила, что у следствия больше нет вопросов к участникам очной ставки. Затем она поинтересовалась, есть ли вопросы у потерпевшего и подозреваемого друг другу, и, получив отрицательный ответ, объявила об окончании следственного действия.

Андрей расписался в протоколе и перед уходом из дверного проема сказал:

– Гриша, тебе большой привет от Сергея Тростанецкого, Игоря Гинзбурга и Михаила Зака!

Лицо его светилось от радости, но руки тем не менее продолжали немножко трястись.

В это время Валерия распечатывала обвинение и постановление о возбуждении уголовного дела. С этого момента статус Григория как подозреваемого изменился на статус обвиняемого. Андрей спросил у Черноус, дадут ли ему копию для отчета перед клиентами, куда делись их деньги. Она попросила дождаться бумаг в коридоре, и он вышел, закрыв за собой дверь. Тополев вместе с адвокатом быстро изучили, а затем подписали все бумаги, вышедшие с принтера. Илья сказал, что постарается вытащить Гришу под домашний арест. Для этого он передаст Ларисе список необходимых документов, которые нужны от первой жены Григория и с его работы, чтобы предоставить их на суде по избранию меры пресечения и воплотить идею в жизнь. Тополев спросил еще раз про израильский паспорт. Адвокат пояснил, что надо будет обязательно сдать его следователю, чтобы избежать отказа в домашнем аресте или подписке о невыезде. Они попрощались, пожав друг другу руки, а следователь заказала по телефону конвой в ИВС № 1, в простонародье называемый Петровкой тридцать восемь. Ей пообещали, что приедут в районе пяти часов вечера.

На этом Валерия Викторовна попрощалась со всеми, быстро оделась, закрыла за собой дверь и с чувством выполненного долга покинула здание УВД ЦАО. Григорий с двумя охранниками – оперативными сотрудниками с Люсиновской – остались в коридоре ожидать приезда конвоя. Опера были настолько прожженными, что сразу чувствовался многолетний опыт и абсолютное безразличие к происходящему. Эти двое были поопытнее предыдущих, и поэтому при Григории не обсуждали личные вопросы, денежные проблемы, да и работу в целом. Их интересовало только одно: как поскорее уйти домой и поменьше заниматься неприбыльным для них делом, каким явно казалось дело Григория.

Одного из них звали Владимир. Он был одет в синие стильные джинсы, шикарные черные ботинки и черную кожаную куртку поверх дорогой сорочки. Именно он первым отважился на разговор с Гришей тет-а-тет.

– Мой тебе совет: возьми особый порядок. И тебе срок по минимуму дадут, и нам работы гораздо меньше.

– А что за особый порядок? – с любопытством переспросил Григорий.

– Все очень просто: ты полностью признаешь вину и просишь провести судебное заседание в особом порядке. Это максимум один день. А нам большая польза: не надо ездить собирать какие-то документы по тебе, искать другие эпизоды, запрашивать справки, допрашивать свидетелей. А тебе – минимальный срок и минимальное нахождение в СИЗО.

– Но я-то не считаю себя виновным! И надеюсь, что суд в этом разберется и меня оправдают!

– Брось! Как только тебя привезут в СИЗО, можешь считать, что твой срок уже пошел. И он будет реальным. Это система, против которой воевать невозможно. Теперь ты можешь бороться только за уменьшение этого срока, а это в твоем случае возможно только через особый порядок. Прислушайся ко мне и прими правильное решение! Ты мне безразличен, в отличие от остальных, которых я просто ненавижу, поэтому я и даю тебе дельный совет.

– Спасибо и на этом! – задумчиво ответил Тополев. – Я обязательно об этом подумаю и посоветуюсь с адвокатом.

На этом их разговор закончился. Опера продолжили играть в своих гаджетах, а Григорий заснул на стуле в коридоре. Он проснулся от громкого обсуждения операми новости, что конвой перенесли с семнадцати часов на девятнадцать, а может быть, и позже. Передали, что, как поедут из Таганского суда, заедут и сюда. Володя куда-то сходил и, вернувшись, сообщил, что договорился открыть один из кабинетов следователей после окончания рабочего дня в восемнадцать часов, чтобы разместиться там. Ждали недолго. Вскоре появился дежурный и открыл ключом дверь.

В комнате было довольно просторно и гораздо больше свежего воздуха из открытого окна. Видимо, это был свободный кабинет, который после ремонта еще не успели передать новому хозяину. Девственно чистая мебель с приятным запахом новой кожи и полное отсутствие каких-либо папок с бумагами, документов и даже канцелярских принадлежностей приятно порадовало подследственного, который с радостью плюхнулся с ногами на диван. Опера присели за стол и начали трепаться о предстоящих на завтра мероприятиях на Даниловском рынке. Из их разговора Гриша понял, что по плану руководства им предстоит задержать как минимум пять находящихся в розыске преступников и столько же карманных воров, а также с десяток незаконных торговцев и прочих нарушителей закона. Очевидно, для них это было не первое подобное мероприятие, и они четко понимали, как им выполнить нереальный, по мнению простого обывателя, план.

Время побежало быстрее, и вскоре приехал конвой. Зашли два здоровых парня в камуфляжной синей форме с эмблемой ФСИН на рукаве.

– Кто арестованный? – поинтересовался старший конвойной службы.

Григорий встал и поздоровался.

– Статья какая? – спросил капитан ФСИН, забирая документы у оперов. – Наверняка 159! Я вас за километр чую! – Посмотрел документы, широко улыбнулся и подтвердил свою догадку. – Ну точно: 159, а часть – четвертая. Так, вынимай шнурки из кроссовок, раздевайся догола и присядь три раза.

Тополев выполнил указание конвойного. Его тщательно осмотрели, заглянув в рот, в задний проход, подмышки и даже попросили поднять гениталии. После осмотра дали разрешение одеться и проинструктировали по поводу дальнейших действий.

– Вы поступаете в наше полное распоряжение. Мы отконвоируем вас в ИВС. Во время движения мы имеем право применять огнестрельное оружие, поэтому выполняйте все наши указания, не дергайтесь, не разговаривайте, не провоцируйте конвой. Руки у вас будут в наручниках. Вам все понятно? Я надеюсь, у нас с вами проблем не будет!

Григорий утвердительно кивнул и подтвердил, что ему все понятно, протянул вперед руки, на которых незамедлительно защелкнули браслеты. И снова по тем же знакомым коридорам УВД вышли во внутренний двор, где их дожидался автозак – грузовая бронированная «газель» с надписью «Полиция».

На улице уже было темно. Первым в открытую дверь по маленькой и очень крутой выдвижной лестнице залетел сопровождающий капитан. Он схватился рукой за цепочку между кандалами на руках Григория и затянул его за собой внутрь. Со стороны этот процесс выглядел очень неуклюжим и медленным – Тополев преодолевал ступеньки автозака с большим трудом и неуверенностью, хотя самому Грише показалось, что его втащили очень быстро. Дверь моментально захлопнулась, и только тогда капитан выпустил наручники из рук. В глубине кабины было отделение с лавкой на четверых человек и решетчатой дверью. По правую руку было две одиночных камеры, а по левую – еще одна, закрытые сплошной стальной дверью с маленькими круглыми отверстиями сверху и снизу. Фсиновец большим железным ключом открыл решётку и запустил Григория внутрь к уже ожидавшим двум арестантам. Прежде чем закрыть дверь, конвоир попытался снять с Тополева наручники, но у него долго не получалось.

– Давайте я вам телефоном подсвечу, чтобы легче было ключом попасть? – шаловливо предложил Григорий.

– Каким еще телефоном? – удивленным, но при этом железным голосом вскрикнул капитан и уставился на сопровождаемого. – У тебя что, телефон остался после обыска?

– Нет, нет, я пошутил, у меня его еще вчера отобрали.

– Я тебе сейчас устрою шуточки резиновой дубинкой промеж глаз! – злобно отреагировал сотрудник конвоя.

– Да шутит он, шутит, Петрович! Наверное, только арестовали, в первый раз едет, не ругайся! – вступился за Григория один из арестантов. – Ты так больше не шути, – на сей раз обратился к Грише его новый сосед, – а то нарвешься как-нибудь на конвой с плохим чувством юмора и огребешь по полной. А эти ребята хорошие, мы с ними не первый раз уже катаемся на суды. Петрович – вообще красавец!

После этой фразы капитан успокоился и быстро снял наручники. Тополев сел на лавку, и дверь в камеру с лязгом закрылась.

Соседями новоиспеченного заключенного оказались разговорчивые и довольно интеллигентные люди. Они поздоровались и представились. Одного из них звали Валера Чурбанов, а второго – Алладин Мамедов, по национальности он был курд. Оба ехали из Таганского районного суда с продленки9. Оба сидели на Бутырском централе на БС10.

– Ну, а у тебя что за беда? – поинтересовался Валера.

– Арестовали меня вчера в ресторане «Иль Помидорро» за то, что у должника деньги своей компании хотел получить.

– Какая беда – это означает «какая у тебя статья», – пояснил Валера.

– Статья 159 часть четыре.

– А ущерб какой, сколько с тебя терпила просит?

– Потерпевший хочет два миллиона четыреста тысяч рублей, а приняли меня с пятьюстами.

– А где приняли?

– На улице Садовнической, 54.

– Тогда у тебя будет Таганский суд, и, скорее всего, тебя привезут в Бутырский СИЗО к нам.

В этот момент дверь автозака открылась, и старший смены велел перебираться в другой автомобиль, побольше. Пассажиров поодиночке, снова надевая наручники и пристегивая к сопровождающему, стали выводить на улицу к стоявшему в десяти метрах от «газели» огромному КамАЗу. На этот раз Гриша почувствовал, что подниматься по приставной лестнице было очень тяжело, особенно в наручниках. Одной рукой он был пристегнут к сотруднику ФСИН, поэтому не мог схватиться за поручень на кузове, и конвоир втащил его практически силой в кабину автозака. Другой открыл фигурным металлическим ключом засов на решетчатой двери, после чего открылась маленькая щелка в камеру – не более тридцати сантиметров, где уже сидели Валера и Алладин. Перед входом с Григория сняли наручники, и, нагнувшись, чтобы не задеть головой потолок, он просочился вовнутрь и сел на железную скамью напротив других пассажиров. Ключ снова провернулся три раза, закрывая решетку за этапируемыми. В этом замкнутом бронированном помещении были две большие камеры для содержания арестантов по десять человек в каждой и три одиночных камеры, а также ряд приставных стульев для конвоя.

Свет в автозаке практически не горел, одна тусклая лампочка еле освещала пространство. Внутри было тепло, а через вентиляционное отверстие в потолке поступал свежий воздух. В кабине водителя были кнопки управления кондиционированием, освещением и связью. В общем, как показалось Григорию, вполне современная техника.

– Чем на свободе занимался? – продолжил разговор настырный Валера.

– Работаю финансовым директором строительной компании.

– И что, большая компания?

– Нет, маленькая, мы больше занимаемся проектно-изыскательскими работами, чем стройкой – работаем с Облгазом и РЖД.

– А живешь где, в Москве?

– На Щукинской, на улице Авиационной.

– Это там, где дорогой и красивый жилой комплекс «Алые паруса»?

– Да, в соседнем доме. У меня прямо из окна виден новый стадион «Спартак» и «Алые паруса».

Валера оживлялся все больше и больше, а Алладин, будучи восточным человеком, спокойно сидел и ждал своей очереди, чтобы задать единственный, но самый интересующий его вопрос.

– А раньше чем занимался, до строительной компании? – продолжал допрос с пристрастием Валера.

– У меня был холдинг по обслуживанию самолетов «Аэрофлота» в Шереметьево. Более семисот сотрудников, двести пятьдесят миллионов долларов – капитал компании. Все отняли рейдерским захватом. Два года боролся, получил три пулевых ранения и уехал в Израиль. Отсиделся там четыре года и вернулся обратно в Россию. Так что потрепало меня неслабо, теперь вот еще и арест…

– Давай к нам на БС в Бутырку! У нас в камере все есть: телевизор, холодильник, холодная и горячая вода, связь, всего четыре человека. Жить можно. Стоит это удовольствие всего сто – сто пятьдесят тысяч рублей – как договоришься, зато сидишь, как у Христа за пазухой: никто не трогает и особо не шмонают.

– Да я даже не знаю, куда меня определят. Сейчас вроде везут на Петровку 38, а завтра – в суд. Адвокат обещал вытащить меня под домашний арест или даже под подписку о невыезде.

– Поверь мне: если тебя сегодня домой не отпустили, значит, завтра обязательно отправят под арест, так система работает. Поэтому, скорее всего, тебя определят на Бутырку.

– Я все-таки буду надеяться, что завтра уйду из суда хотя бы под домашний арест из суда. У меня ведь как такового преступления-то нет.

– Ну посмотрим… Если что, запомни: моя камера – 288. Скажи мне на всякий случай твои фамилию, имя и отчество. Попробую договориться, чтобы тебя отправили к нам.

Валера достал из своего пакета бумажку и ручку и записал данные Григория. Пока Валера занимался записями, Алладин нагнулся поближе к Грише и прошептал:

– Желаю тебе, чтобы завтра в суде у тебя все сложилось, как ты хочешь! Но жизнь – это жизнь, а тюремная жизнь – вообще отдельная категория, поэтому подумай о том, что тебе сказал Валера. Тюрьмы бояться не надо – надо опасаться непорядочных людей, которые там встречаются. – Он откинулся обратно и, скрестив руки на груди, обратился к Валере: – Сегодня же футбол по телевизору! Наши играют. В двадцать два тридцать, по-моему, начало.

– Да-да, точно! Мы с австрийцами в отборочном.

– Ну, должны успеть на матч. Сейчас пачку сигарет продольным дадим – и они нас побыстрее со сборки в камеру отведут.

Потом они долго обсуждали, какие продукты появились в ларьке централа и последние тюремные новости: кто в какую хату заехал, кому какие сроки дали и что слышно об амнистии и законе «день за полтора». На Гришу сразу обрушилось такое количество новых терминов и слов, что он мог только догадываться об их сути. Из разговора он понял, что Алладин сидит в одной камере со смотрящим за БС, что положенца зовут Анзор, он чеченец и сидит в общей хате 221. И вообще Бутырка – это чеченский централ. Сидят еще несколько воров, а именно: Эдик Тбилисский, Ислам большой и Айко Астраханский. Валера рассказал, что у них есть фонарик – это маленький кнопочный сотовый телефон, поэтому после восьми вечера можно всегда выйти на связь и поговорить с родными и близкими. Если нужен телефон с интернетом, то можно попросить через маляву, и по дороге пришлют из хаты Алладина. Живут дружно, вместе готовят, смотрит телевизор, есть даже флешка с сериалами и фильмами.

Автозак остановился, и конвой вышел на улицу.

– К Бутырке подъехали, – пояснил словоохотливый Валера. – Сейчас в очереди с часочек отстоим – и заедем.

– В какой очереди? – недоумевая, спросил Григорий.

– Как в какой? Думаешь, мы тут одни такие, кого в тюрьму привезли? Тут сейчас автозаков пять-шесть стоит как минимум. Пока запустят, пока с собаками досмотрят, пока на проходной примут… По полчаса на автозак, не меньше. Так что сидим, ждем и надеемся, что хотя бы к футболу успеем.

И действительно, ждать пришлось не менее полутора часов. Сотрудники ФСИН запрыгнули обратно в КамАЗ, плотно закрыли за собой дверь, и машина двинулась по жутким ухабам внутрь тюремного замка. Послышались лай собак и крики охраны, дверь снова открылась, конвой вышел, а внутрь запрыгнул сотрудник СИЗО с фонариком в руках. Осветил внутренние помещения, посчитал заключенных и вышел, захлопнув за собой дверь. Машина поехала дальше.

– В общем, слушай сюда! – торопливо заговорил Валера. – Как привезут на Бутырку завтра, попросись в камеру 288. Я предупрежу кого надо, но ты сам тоже прояви инициативу.

Дверь снова открылась, и с улицы громко прокричали:

– Выходим по одному!

Валера с Алладином тепло попрощались с Гришей, пожелали всего самого хорошего на завтрашнем суде и ушли. Он остался совсем один в огромном КамАЗе. Машина простояла еще минут двадцать, пока оформляли ребят, и снова двинулась в путь. На этот раз ехали недолго – было уже около одиннадцати вечера, пробки кончились, и машина ехала практически без остановок. Снова такая же процедура перед воротами ИВС, но уже гораздо быстрее и без лая собак.

Автозак стоял практически рядом со входом, поэтому, когда Тополев медленно спустился по приставной лестнице автомобиля, он не смог разглядеть окружающую его территорию. Зайдя внутрь, он попал в решетчатый «стакан» размером полтора на два метра со стенами и потолком из металлической решетки, на полу лежали старые толстые деревянные доски, выкрашенные в грязно-коричневый цвет. Напротив стоял стол, которому было лет шестьдесят, не меньше, и такой же старый деревянный стул. На нем сидел майор и записывал что-то в большую толстую книгу. Черная лампа из тридцатых годов прошлого столетия вписывалась в интерьер как нельзя хорошо. Наверное, именно такими светили в глаза на допросах следователи этого заведения в те далекие годы, а теперь, за ненадобностью, ее отдали вниз, на приемку новых арестантов. Помещение было совсем маленьким – квадратов десять, не больше, с очень высокими потолками и резким запахом сырости.

– Снимай всю одежду и отдавай мне! – скомандовал майор.

Тополев обнажался по одной вещи и просовывал через решетку полицейскому, тот, в свою очередь, ощупывал каждую складочку, заглядывал в каждый карман, вынимал стельки из ботинок и внимательно изучал застежки. После тщательного шмона заставил Гришу три раза присесть, нагнуться и показать задний проход. Затем внимательно осмотрел волосы, подмышки и полости рта. Не обошлось и без облапывания гениталий.

«Хорошо, что хотя бы в резиновых перчатках», – подумал Григорий, принимая эту процедуру как должное.

– Одевайся! – снова скомандовал майор. – Сейчас мы составим опись вещей. Слушай внимательно и поправляй, если что.

Они записали все, что было на Григории, в амбарную книгу, где он потом расписался через отверстие в решетке.

– Какая статья? – поинтересовался полицейский.

– 159 часть четвертая.

– По вещам сразу видно, что мошенник, стопятьдесятдевятчик, к гадалке не ходи! Выходи, руки за спину!

Зачитал Григорию права, правила поведения в камере, правила движения по коридорам. Напомнил о праве охраны применять спецсредства в случае неповиновения и скомандовал «вперед».

Шок и интерес, страх и любопытство, неизвестность и безысходность – все это испытывал сейчас Гриша, проходя в сопровождении дежурного офицера по коридорам и лестницам изолятора на Петровке. Поднявшись на второй этаж, они остановились у двери с надписью «Склад». Там новоиспеченному арестанту выдали скрутку – матрас, подушку, одеяло и постельное белье. С этим большим тюком наперевес Тополев дошел до камеры, которая была справа в конце коридора. Продольный открыл дверь и запустил внутрь новенького узника.

Камера была размером не больше двадцати квадратных метров, с маленьким зарешеченным окном под потолком у противоположной от входа стены. Снаружи окно прикрывали металлические ставни, сделанные так, что через них можно было смотреть только вверх, поэтому Григорий смог разглядеть лишь верхний ряд окон противоположного корпуса здания. Слева от входа находилась параша, которую Валера Чурбанов ласково называл дальняком – дырка в полу, отгороженная деревянными щитами, высотой метра полтора. Далее был рукомойник и металлический шкаф с пустыми ячейками. Три кровати стояли у окна и одна – по правой стене напротив шкафа. Основания шконок были сделаны из металлических пружин. Посередине камеры стоял стол с приваренными скамейками. На столе лежали черствый хлеб и соль в кульке, сделанном из газеты. Стены камеры были в «шубе» – острая как иглы штукатурка, напоминающая шкуру доисторического зверя. Сокамерниками Гриши оказались наркоман, грабитель и воришка.

Длинный и очень худой молодой человек лет двадцати пяти славянской внешности с кучерявыми волосами, бегающими глазками и немного трясущимися руками оказался продавцом наркотиков. Его приняли в парке на продаже подставному покупателю, который оказался полицейским. Дома у него провели обыск и тоже нашли наркотики. Он во всем сразу признался, поэтому к нему отнеслись довольно гуманно: дали поесть и собрать вещи. После всех следственных действий привезли сюда, и теперь он ожидал решения своей незавидной участи. Задержан впервые, поэтому, как и Григорий, ничего не понимал в происходящем и плохо знал, какие реальные беды ему грозят – как в суде, так и в СИЗО.

Вторым был невысокий, но довольно крупный узбек, которого остановили у входа в метро, сказав, это именно он ограбил женщину, и привезли сюда. По-русски разговаривал сносно, но с сильным акцентом. Рассказал, что ни в чем не виноват, а на видео, которое ему предъявили в качестве доказательства вины, непохожий на него человек. Потерпевшая тоже его не опознала, но его все же арестовали и упекли.

Третий – вообще уникальный арестант: таджик-воришка. Маленький, худенький, смуглый и совсем не говорящий по-русски. Они с узбеком быстро нашли общий язык, и впоследствии именно он переводил всем рассказы незадачливого гостя из Таджикистана. Оказалось, тот работал в одной из московских управ дворником, его начальник попросил убрать незаконно привязанный к муниципальной стоянке велосипед. Тот, естественно, выполнил приказ бая. В этот момент мимо проезжал полицейский патруль, который с удовольствием его и задержал. По факту кражи был составлен рапорт. Никто не стал приглашать никаких переводчиков, разбираться в произошедшем и выслушивать что-то там тарабарившего не по-нашему человека. Патрульные ППС добавили себе «палку»11 за моментальное раскрытие кражи, а маленький таджик поехал в изолятор временного содержания.

Есть было нечего. Все, кроме отобедавшего дома наркомана, были голодны, поэтому, договорившись, на троих разделили оставшийся от предыдущих посетителей хлеб, смачно посыпали его солью и с большим удовольствием съели. Выслушав причины задержания друг друга и поболтав об условиях содержания и прогнозах на завтра, улеглись на шконки. Гриша дал таджику несколько советов через опекавшего его узбека. О том, что завтра ему обязательно надо потребовать в суде бесплатного переводчика, через которого он сможет объяснить свою позицию и заявить ходатайство о предоставлении документы из Управы района, где он официально работает. А еще – взять показания начальника, который потребовал от него выполнить свои должностные обязанности и освободить велосипедную стоянку от незаконно припаркованных транспортных средств. Таджик как полоумный кивал, делая вид, что понимает, о чем говорит Григорий, но, явно находясь в шоковом состоянии, не до конца воспринимал, где находится и что с ним будет дальше.

Около часа ночи все в камере угомонились и заснули. Толстенький узбек храпел, воришка велосипедов постанывал во сне, а наркоман с мошенником посапывали вразнобой. Глазок в двери камеры каждые двадцать-тридцать минут открывался и, застыв на секунды, тихо опускался вниз, не беспокоя узников каземата, которым предстоял тяжелый день и новые впечатления.

В шесть утра громко залязгали замки, и посередине железной двери камеры открылось небольшое окошко, через которое передали четыре алюминиевых тарелки с кашей, буханку еще теплого хлеба и четыре кружки с горячим сладким чаем. Григорий ничего, кроме хлеба, не ел уже двое суток, поэтому завтрак показался ему просто царским. Наркоман ничего есть не стал – его трясло с самого момента пробуждения, а гости с юга с радостью уплетали рисовую кашу за обе щеки. Свежевыпеченный хлеб приятно пах и был намного вкуснее того вчерашнего, черствого. Ели молча и с удовольствием.

Часов в восемь начали вызывать по фамилиям и вывозить на суды. Первым уехал наркоман, даже не попрощавшись с сокамерниками. Немного погодя забрали таджика, а потом – и узбека. Довольно долго Григорий оставался один и ждал вызова. Из-за стресса у него два дня не было стула, и теперь, когда он остался в камере в одиночестве, смог спокойно опробовать парашу по назначению. Делать это в присутствии других ему было неудобно и стыдно, поэтому теперь он получал огромное удовольствие, если можно это так назвать.

Около полудня дверь открылась, и выводной произнес фамилию Тополева. Гриша уже давно собрал матрас с подушкой и постельным бельем в скрутку, как делали вызванные ранее сокамерники, поэтому, услышав свою фамилию, не теряя времени на сборы, подхватил ее и смело вышел из камеры. Сдав тяжеленный моток из ваты и ткани, служивший ему кроватью, на склад и расписавшись в нескольких книгах, спустился в сопровождении двух охранников изолятора вниз по лестнице ко выходу и снова в наручниках сел в специализированную для развоза заключённых «газель».

– Это почему вдруг? – показывая полицейским руки в кандалах, недовольно и удивленно спросил Григорий. – На основании чего? Я еще даже не арестованный и не осужденный. Как это?

– А куда тебя везут, по-твоему? – спросил, хихикая, конвоир.

– В Таганский районный суд, на заседание об избрании меры пресечения, – продолжал настаивать Григорий.

– А как твоя фамилия?

– Тополев!

– Ну правильно! Магомед Таргоевич?!

– Нет! Григорий Викторович! – ехидно ответил Гриша.

Конвоир повернулся к охраннику, который вывел задержанного, и с удивлением переспросил:

– Ты кого привел? Это не мой подопечный! – Он повернулся обратно к Григорию и громко скомандовал: – Выходи!

Выяснилось, что вывести надо было не Тополева, а Топлеева, который «отдыхал» в соседней камере, и выводной просто перепутал фамилии. Если бы Григорий не обратил внимания на незаконность действий конвоиров с наручниками, то его увезли бы в другой суд, а там неизвестно, чем бы дело закончилось.

Снова руки за спину, снова обратно на второй этаж, опять получение скрутки, та же камера, снова ждать. Но недолго. Минут через пять снова открылась дверь, и на этот раз фамилия звучала уже правильно. Тот же маршрут, похожая «газель», на этот раз ехали точно в Таганский суд.

Задний отсек уже занят – в нем уже четверо сидят, поэтому Гришу засунули в одиночную камеру по левому борту машины. «Стакан» оказался очень узким, и длинноногий Григорий еле-еле в нем поместился. Его коленки болезненно упирались в переднюю железную стенку, а на кочках приходилось стучаться головой о крышу. Закрывая дверь тесного «стакана», куда с трудом проходили плечи Тополева, его сильно ударили по больной руке.

Автозак двинулся с места, и Грише стало совсем некомфортно: было нечем дышать, тесно, заболели плечо и колени. Стараясь поменять позицию, то привставая и сгибаясь в три погибели, чтобы разгрузить от боли колени, то, наоборот, присаживаясь и упираясь конечностями в стены, давая отдохнуть напряженной от скручивания спине, Григорий нетерпеливо попросил конвоиров приоткрыть дверь, дабы вздохнуть полной грудью. Они отказались: по инструкции во время движения все должно быть закрытым. Пришлось хватать воздух носом через маленькие отверстия в верхней части двери. Но его все равно катастрофически не хватало, и Гриша начал паниковать и задыхаться. Почти в полуобморочном состоянии Тополев доехал до суда и там еще с полчаса ожидал, пока освободятся камеры в подвале здания. В остановившуюся машину кислород не поступал, и Грише оставалось лишь дышать спертым воздухом из салона автозака.

Наконец дверь открылась, и его практически на руках вынесли на улицу в наручниках. Григорий попросил, чтоб ему дали три минуты отдышаться и прийти в себя. Конвоиры уступили, испугавшись, в каком состоянии они вытащили человека из автозака. Он был бледен, еле дышал и не мог идти – ему было очень плохо. Как только Григорий смог двигаться дальше, его повели под руки в Таганский районный суд.

На улице у входа стояли Лариса, Ромка, Серега Гнедков и близкий друг Валера Смирнов. Увидев их, Гриша улыбнулся и поздоровался, как ни в чем не бывало, будто не было на нем наручников, сопровождающих его фсиновцев и возможного ареста впереди. Похоронный вид их лиц сменила ответная улыбка. В сопровождении такой «веселой» компании его сопроводили по лестнице на второй этаж и провели в зал судьи Тимаковой. Посадив Тополева в клетку на скамью подсудимых, с него сняли наручники и ими же закрыли решетчатую дверь. Зал суда был довольно большим и светлым. Справа от Григория на адвокатском месте сидел неизвестный ему человек лет тридцати пяти, лысый, в очках; он с очень озабоченным видом что-то фотографировал на свой телефон. Напротив него, в пяти метрах, в другом конце зала у окна, за столом обвинителей, сидели следователь Черноус и прокурор. У дальней стены от входа посередине на возвышении располагалась кафедра судьи. Напротив скамьи подсудимых были места для посетителей и участников процесса. Туда уселись друзья и родственники Тополева.

Адвокат Роман Шахманов, прибыв в зал суда, копировал страницы судебного дела Григория, очень торопился и был слегка взволнован. Только когда Гришу завели в камеру, он оторвался от своего занятия, просунул руку сквозь решетку и поздоровался с клиентом.

Он представился и рассказал, что его наняла Лариса, что он знакомый Валеры Смирного и теперь будет заниматься этим делом. Он только сегодня узнал о случившемся, и у него было мало времени, чтобы вникнуть в происходящее. Поэтому сейчас он отснимет все необходимые документы, а на заседании надо попросить судью о продлении времени содержания под стражей еще на семьдесят два часа, чтобы адвокат мог подробно ознакомиться с материалами дела. Григорий внимательно выслушал его и жестом подозвал Ларису к решетке.

– Лариса, скажи, пожалуйста, а что с тем адвокатом, который был на моем первом допросе? Я же вроде с ним обо всем договорился…

– Я была у него вместе с Валерой, он нам не понравился, поэтому Валера нашел через свою знакомую фээсбэшницу Романа. Он очень хороший адвокат и тебе поможет.

– Хорошо. Я тебя понял. Ты часы с кольцом хотя бы забрала у Ильи?

– Да, конечно, забрала!

– А документы, про которые он говорил, которые надо было сделать, чтобы меня сегодня отпустили под домашний арест, вы собрали? Паспорта заграничные следователю передали?

– Нет, мы ничего не собрали и не передавали. Роман сказал, что он все будет делать сам. Он очень сильный адвокат, в прошлом – прокурор Рязанской области, поэтому слушай его, и он все сделает, как надо.

Все улыбались и подмигивали Григорию, стараясь поддержать его, и только Сережа Гнедков кривился и с порицанием кивал головой: мол, «ну как же ты так мог вляпаться?».

Секретарь судьи громко произнес известную всем фразу «Встать! Суд идет!». Все встали, в зал вошла судья Тимакова – красивая женщина средних лет с темно-русыми волосами, одетая в черную мантию с белым воротничком. В руках у нее была небольшая папка, которую она положила перед собой, а затем грациозно села в высокое кожаное кресло. Секретарь разрешил всем присесть, и началось судебное заседание.

– Слушается дело об избрании меры пресечения гражданину Тополеву Григорию Викторовичу, обвиняемому по статье 159 часть четвертая Уголовного кодекса Российской Федерации, – громким поставленным голосом начала Тимакова. – Есть ли у сторон отводы судье, прокурору или адвокату?

– Нет, Ваша честь! – громко ответили по очереди все стороны судебного процесса.

– Есть ли какие-нибудь ходатайства, которые необходимо озвучить перед началом судебного заседания?

– Да, Ваша честь! – громко анонсировал адвокат и посмотрел на Григория. – У нас есть ходатайство, которое озвучит мой подзащитный.

Григорий встал и произнес то, что просил сказать его Роман:

– Ваша честь! Прошу вас продлить срок моего предварительного заключения на семьдесят два часа для того, чтобы мой адвокат успел ознакомиться с материалами уголовного дела.

– Он только что ознакомился! – невозмутимо ответила судья. – У него было для этого достаточно времени. Какое мнение у прокуратуры на этот счет?

– Возражаю, Ваша честь! – оторвавшись от скамьи, пробубнил полненький прокурор.

– Слово предоставляется прокуратуре для предъявления обвинения, – скучно произнесла Тимакова и уткнулась в бумаге на столе.

Вместо прокурора встала следователь Валерия. Она зачитала уважаемому суду обвинение и потребовала ареста для задержанного, напомнив, что у него есть два гражданства – России и Израиля, заграничный паспорт, поэтому он может скрыться от следствия. Адвокат в свою очередь попросил для своего клиента меру пресечения, не связанную с изоляцией от общества, поскольку у Григория четверо детей, один из которых – инвалид первой группы; он кормилец двух семей, поэтому его изоляция от общества повлечет за собой тяжелое материальное положение сразу двух семей; подчеркнул, что Тополев обязуется являться по первому вызову следственных органов, не будет скрываться и мешать следственным действиям.

Настало время для последнего слова задержанного. Гриша встал и спокойным ровным голосом произнес:

– Ваша честь! Прошу вас отпустить меня домой. Никуда я не сбегу. Обязуюсь сдать следственным органам свои паспорта – и российский, и израильский, решить вопрос с потерпевшим и загладить свою вину.

– Ну вы же не признали свою вину? – оторвавшись от документов и пристально посмотрев на Григория, поинтересовалась судья.

– Нет, не признал, – ответила вместо Тополева следователь Черноус.

– Ну вот! А хотите домой, – ласково и как-то по-доброму произнесла Тимакова. – Суд удаляется в совещательную комнату для принятия решения по делу.

Все встали, судья покинула зал вместе с секретарем.

В зале громко выдохнули и загалдели. У Григория появилась возможность пообщаться с адвокатом, друзьями и родственниками, но он выбрал разговор с Валерией. Помахав ей рукой и обратив на себя внимание, он попросил ее подойти к решетке. Вместе с ней подошел и адвокат.

– Здравствуйте, Валерия Викторовна! – поприветствовал ее Тополев. – Вы сегодня прелестно выглядите!

Валерия засмущалась, но была явно польщена полученным комплиментом.

– Вы о чем-то хотели поговорить, Григорий Викторович?

– Да, очень хотел. Во-первых, разрешите представить вам моего нового адвоката Романа Шахманова. Я не знаю, что там случилось с Ильей, но сегодня мне представили Романа как моего нового адвоката.

– Мы уже познакомились перед заседанием, – поспешил влезть в разговор тот.

– Я хотел вас спросить, Валерия Викторовна. Чего вы от меня хотите? Давайте попробуем решить мою проблему наименее кровавым способом. Что для этого от меня потребуется?

– Вы понимаете, Григорий… Я уже обсуждала все с Ильей. И я вас уверяю: если бы он сегодня был вашим адвокатом, вы бы пошли домой после судебного заседания, но, как я понимаю, вы выбрали долгий путь – путь борьбы и поиска правды. Он вас до добра не доведет…

– Да, мы будем бороться до последнего, – негромким, но очень четким голосом отбарабанил адвокат. – Мой клиент ни в чем не виноват! И мы будем добиваться оправдательного приговора.

– Ну вот видите! – посмотрев на Гришу с жалостью, закруглила разговор следователь и вернулась за свой стол.

– Григорий, не волнуйся! Я знаю, как с ними бороться. Мы победим, я тебе это обещаю! Главное – слушай меня во всем и ничего не бойся. Я специалист по борьбе с ментовским беспределом.

В зал вернулись судья с секретарем. Все встали, и Тимакова объявила результативную часть своего решения. Оно звучало так: в семидесяти двух часах отказать, арестовать на два месяца до седьмого декабря 2014 года. На этом судебное заседание было закрыто.

Конвой открыл дверь в камеру, надел на арестованного наручники и повел его на выход. Адвокат вслед Григорию прокричал, что приедет к нему в ближайшие дни – и они все обсудят. Лариса со слезами на глазах говорила: «Держись! У меня все хорошо! Будем бороться! Ты не бойся, я тебя не брошу!»

Гришу сопроводили вниз, в подвал, где, сняв с него наручники, поместили в одну из трех камер, которые судебные приставы почему-то тоже называли «стаканами». Внутри было довольно темно. Тускло горела лампочка в сорок ватт, спрятанная за ажурной решеткой, чтобы не разбили. Стены камеры были покрыты такой же «шубой», как в ИВС, только темно-рыжего цвета. По периметру располагались плотно прикрученные к стене деревянные лавки шириной тридцать пять – сорок сантиметров с металлической окантовкой. Над входом под потолком проходила труба вытяжки. В камере было тепло и очень накурено. Напротив входа сидели четыре человека, знакомые Григорию по автозаку, который вез их на суд и которых фсиновцы называли бурятской бандой. И действительно: только один из них был славянской внешности, остальные трое были похожи на представителей малых народностей Забайкалья.

Тепло поздоровались, обнявшись, представились, подробно расспросили про беду, рассказали про свою делюгу12. Их доставили на суд из СИЗО-2 «Бутырка». Русского парня звали Дима – он у них был за старшего и больше всех старался отвлечь Гришу от грустных мыслей после шока, полученного на суде. У него уже была десятка13 за плечами, поэтому он хорошо знал и понимал происходящее вокруг. У его подельников-бурят тоже было по несколько отсидок, и только самый младший из них был первоходом14. Дима поведал, что они приехали в Москву погулять на майские праздники и сидели в дорогом хорошем ресторане, как вдруг ворвался ОМОН, их положили на пол, немного попинали ногами и затем привезли в полицию. Там выяснилось, что на парковке рядом с рестораном из автомобиля украли два миллиона рублей, и их обвинили в этой краже. Они, естественно, ни сном ни духом – ни в чем не виноваты. Сегодня у них была вторая продленка15, они предлагали по пять миллионов рублей залога за каждого, но им отказали. Их автомобиль находится на Петровке 38, и на нем катаются опера. Адвокаты давно обещают их освободить, но уже второй раз динамят. После сегодняшнего заседания они уже подумывают о признании вины, чтобы только побыстрее оказаться в лагере.

– Ты представляешь, мы весь вечер в ресторане сидели, никуда не выходили! Потерпевший никого из нас не опознал. А когда нас пробили и выяснилось, что у нас есть судимости, то вдруг пропали все записи с видеокамер, и теперь мы никак не можем доказать, что никакого отношения к преступлению не имеем. Вот такие чудеса! А ты говоришь – обнальщик кинул…

Ожидание оказалось недолгим, и опять по одному их завели в ту же «газель» и рассадили так же, как везли сюда. Снова тот же тесный и душный «стакан». На этот раз ехать было хоть и очень тяжело, но дышать стало полегче. Коленки болят, воздуха не хватает, ноги затекают, долгие московские пробки тормозят движение… Но от этого всего Гришу отвлекали мысли: «Как бы побыстрее попасть в камеру 288? Связаться по телефону с Ларисой, чтобы все разъяснить, дать указания, успокоить, объяснить, где брать деньги, куда идти и с кем разговаривать… Узнать у нее, что это за новый адвокат и почему ей не понравился Илья…» Шахманов обещал прийти в ближайшие дни, но сегодня уже пятница, а значит, придет он в лучшем случае в начале недели. Надо срочно подавать апелляцию на решение суда по его аресту, искать выходы на Валерию и ее начальство, чтобы договариваться о подписке или домашнем аресте, а затем пытаться закрывать дело. Необходимо срочно связаться с Антоном и Сережей, согласовать с ними общие показания, договориться о совместных действиях, предостеречь от ошибок. Предупредить Милену и Юлию об опасности. Через Валеркины связи и полковника полиции Сережу, с которым они сдружились в последнее время, нажать на Южакова, чтобы тот изменил показания и вернул оставшиеся деньги…

Как и говорил вчерашний попутчик по автозаку Валера Чурбанов, после суда Григория привезли в СИЗО № 2 – «Бутырку». Ожидание на въезде было недолгим – минут тридцать. Подъехав к проходной, сперва выгрузили членов бурятской ОПГ16 и только потом – его. С ним было больше возни: предстояла первичная регистрация нового арестанта, точь-в-точь как на ресепшене в хорошем отеле.

Выйдя из «газели», Гриша понял, что находится в ином мире: здесь не было привычных звуков улицы и даже пахло как-то по-особенному – несвободой. Двор бутырского централа был узким и длинным. Позади осталась проходная с двойным заслоном ворот и досмотровой ямой, впереди слева возвышалась высокая красная кирпичная крепостная стена, обвитая сверху колючей проволокой— за́мок как-никак! Вход в здание тюрьмы имел форму арки с тяжелыми деревянными воротами, закрытыми изнутри старинными висячими замками и затворами. Войти внутрь можно было через калитку, прорезанную сквозь толщу дерева. Арочные своды внутри были побелены – и, видимо, совсем недавно. Справа от входа за стеклянным ограждением и ажурной решеткой располагалась дежурная часть СИЗО. В ней находилось несколько человек, включая майора, сидевшего за столом с папкой в руках.

– Фамилия, имя, отчество, год рождения, статья, суд, из которого привезли, – громко прокричал майор, глядя на Григория.

– Тополев Григорий Викторович, двадцать шестого февраля 1974 года, Таганский районный суд, —улыбаясь, негромко отрапортовал новый заключенный.

– Какого ты цвета? – продолжал опрос сотрудник СИЗО.

– Что? В каком смысле? – совсем не понимая вопрос, переспросил Тополев.

– Ну, черный, красный или, может, другой цвет? Тут разные бывают! Короче, тебе в общую камеру можно?

– А! Да, конечно, можно! – по-прежнему не понимая сути вопроса, на автомате ответил Гриша.

– Ты ранее не судимый, что ли?

– Да. Я в первый раз.

– О как! Ну, тогда вэлкам17, как говорит наш начальник!

После этого конвой подвел Григория к решетке, отделяющей тюремное пространство от свободного мира. Громко лязгнули замки, и Бутырка поглотила свою новую жертву.

Внутреннее помещение первого этажа называлась сборкой. Здесь по обе стороны располагались камеры разного размера и наполняемости. Широкий сводчатый коридор с высокими-превысокими потолками был наполнен светом от ламп и прохладой. Стены до середины выкрашены в серо-зеленый цвет, верхняя часть и потолок побелены. На полу старинная, еще советская плитка маленькими квадратиками непонятного грязно-рыжего цвета. Григория провели сквозь приемное отделение, и, повернув направо, он оказался в темном узком коридоре. Справа по ходу движения выводной сотрудник отворил дверь камеры и завел Гришу внутрь, где уже ожидали несколько человек. Это было длинное узкое помещение с огромным окном в конце. На окне – три ряда решеток. Вдоль них были протянуты круглые прутья толщиной с палец, а поперек – толстые пластины с отверстиями, через которые проходят эти прутья. Изящное и крепкое изделие, вызывающее уважение и страх и полностью отбивающее желание сбежать или даже просто попытаться их перерезать. Комната была изрядно загажена, стены – исписаны и изрисованы шариковой ручкой и карандашом. Здесь можно было встретить весь преступный фольклор: от обнаженных девок до блатных стихов, от грязных ругательств до приветов из других централов. Дальняк слева от входа, хоть и был современным – установлен когда-то белый унитаз), но очень грязным, вызывающим брезгливость и отвращение. Четырехметровые, если не больше, потолки были пошарпаны, и старая штукатурка свисала словно сталактиты в пещере. Лампы дневного света скрыты за решетчатыми колпаками от вандализма и ради безопасности.

– Здорово, пацаны! Меня зовут Григорий.

– Привет, Григорий! – поздоровался один из сокамерников славянской внешности. —Заходи, присаживайся. Какая у тебя беда?

– 159 часть четвертая, – наученный горьким опытом, молниеносно ответил Тополев. – Давайте знакомиться! Вы тут за что оказались?

– У меня тоже 159, только часть, наверное, третья будет… Хотя лучше вторая, – продолжил разговор славянин. – Меня зовут Дима. По телефону людей разводил на бабло. Мой подельник пошел забирать деньги у бабки, и его приняли менты, помутузили слегка, он меня и сдал. Сейчас пытаются еще несколько эпизодов накрутить, но мы пока держимся.

– А что значит «по телефону разводил»?

– Да ничего сложного! Ты слышал, наверняка, мол, «ваш сын попал в аварию или сбил кого-нибудь, и срочно надо сто тысяч рублей, чтобы закрыть эту проблему». Женщины ведутся на это только так! С мужиками, конечно, потруднее, но тоже есть свои подходы.

– Ну то есть ты здесь за дело сидишь? – спросил Гриша в лоб.

– Я? Конечно, за дело! Но мусорам мы об этом рассказывать не будем, – весело ответил Димон и заржал.

К компании мошенников присоединились остальные двое ожидавших своей судьбы.

– Я из Казани, зовут Геной. Был в розыске почти три года за поножовщину. А сегодня в Москве меня арестовали при проверке документов. Была уличная драка рядом с клубом, вот я ножом одного и пырнул. Хорошо, что жив остался!

– Ты – или он? – спросил с ухмылкой Тополев. – Хорошо, что жив остался ты или он? – повторил свой вопрос Григорий, увидев, что собеседник не понимает, чего от него хотят.

– Я, конечно! – уверенно ответил Геннадий. – Только побегать пришлось три года… Если бы не скрывался, давно бы уже отсидел и вышел.

– А меня зовут Магомед Топлеев. Я ингуш.

– Вот, значит, вместо кого меня хотели на суд отвезти с Петровки 38! – радостно произнес Григорий и крепко пожал Магомеду руку, рассказав о случившейся с ним в ИВС истории. – Представляешь, как мир тесен? Вот теперь мы с тобой в одной камере. А тебя за что арестовали?

– Мы с другом ехали на праздник Курбан-байрам на проспект Мира. Народу было полно, ну и милиционеров, конечно, понагнали. Мы подъехали практически вплотную к метро недалеко от мечети, а дальше нас уже кордон не пропускал. Мой товарищ попытался договориться с милиционером, чтобы проехать дальше на парковку, но нас не пустили. Они даже поругались по этому поводу. И когда друг начал выворачивать руль, чтобы отъехать, то случайно попал колесом на ногу милиционеру. Тот закричал, завопил, сбежались его коллеги. Моего друга вытащили из машины, скрутили и потащили в автобус. Я, естественно, тоже вышел и побежал за ними, пытаясь объяснить, что все это произошло случайно. Мы действительно верующие люди и никому не желаем зла. Нам религия не позволяет! В общем, забежал я за ними в автобус, они меня оттуда вытолкнули, и я позвал своих собратьев. Кто-то заскочил в автобус, и там началась потасовка. В общем, задержали меня и моего товарища и теперь предъявляют статью об оказании сопротивления при задержании и организации массовых беспорядков. В общем, полный беспредел!

Дверь камеры громко открылась, и на пороге оказался раздетый, избитый и с трудом передвигавшийся таджик с явными следами пыток. Магомед тут же окружил его вниманием и заботой, снял с себя кофту и достал из рюкзака тренировочные штаны. Усадив бедолагу на скамейку и немного приодев, начали расспрашивать о случившемся. Тот на ломаном русском, вперемежку со словами на своем родном языке, который тут же переводил Магомед, пояснил, что от него требовали признать себя виновным в убийстве соседа по общежитию. Когда он пришел домой с работы, его друг уже был мертвым. Эксперт сказал, что тот умер около трех часов дня, а обвиняемый пришел домой около семи вечера. Весь день он был на работе и никуда не отлучался, что могут подтвердить свидетели. Но в милиции его не слушали и требовали подписать признание. Он, естественно, не отступил от своих показаний, и тогда его сильно избили. Тем не менее он отказывался признаваться в преступлении, которого не совершал, и тогда его начали бить резиновыми дубинками и пытать электрошокером. Он потерял сознание и очнулся только на подъезде к тюрьме.

Дима и Гена сделали чифирь18 в пластиковой бутылке из-под «Кока-колы», держа ее над огнем, исходящим из скрученного в трубочку полотенца, и налили в алюминиевую кружку. Все это богатство – заварка, полотенце, бутылка и многое другое – было в рюкзаке у Магомеда, который с удовольствием, не жадничая, раздавал эту роскошь окружающим. Кружку пустили по кругу, и все, кроме Гриши, сделали по несколько глотков арестантского напитка. Таджик окончательно захмелел после чифиря и лег спать на лавку. Все остальные, допив до дна, прильнули к решетке и стали слушать крики, доносящиеся из окон камер, выходящих во внутренний двор тюрьмы, а Григорий начал изучать настенную живопись и местный фольклор.

«Надо не верить, а воровать, чтобы душа не металась плавником форели».

«Никто и ничего не сможет тебе посоветовать, когда встанешь лицом к последней своей двери».

«Забудь, братан, чему учили,

Бей первым, чтоб тебя не били,

Живи как волк среди зверей,

Не зная жалости людей».

«Где нет закона и суда, где я хозяин, а ты – враг,

Где мак в полях, цветущий мак,

И кокаин течет рекой, где ханку варят на постой,

Где вор в законе – президент,

По два-два-восемь – бывший мент,

Где нет решеток на окне,

С тобой и радостней вдвойне.

И ангел шепчет тихо мне:

“Проснись, ты гонишь: ты в тюрьме”».

Дверь камеры снова открылась, и охранник по одному вызывал их на дактилоскопию и медицинские процедуры. Григорий пошел первым – он никогда не любил ждать, догонять и стоять в очереди.

В медицинском кабинете было светло и прохладно. За столом сидел доктор в белом халате и оформлял необходимые документы для регистрации новых «клиентов» тюрьмы. Врач попросил Гришу раздеться до пояса и пройти к весам. После взвешивания и измерения роста взял кровь, расспросил про хронические заболевания, татуировки, шрамы, осмотрел тело на наличие синяков и ссадин и разрешил одеться. После этого за вторым столом старший сержант снял у Тополева отпечатки пальцев, густо намазав его руки черной краской. На этом процедура оформления нового заключенного завершилась.

Перед выходом из медчасти Григорий спросил у майора, который, видимо, был главным:

– Скажите, пожалуйста, а как бы мне попасть в камеру 288? У меня там знакомые сидят.

Ответа не последовало. Майор осмотрел просителя с ног до головы, при этом ни один мускул на его лице даже не дернулся.

Ближе к часу ночи всех вызвали за машками – так обозвал скрутки с постельным бельем и полотенцами выводной дежурный офицер. Там же всем выдали набор мыльно-рыльных принадлежностей: мыло, туалетную бумагу, зубную пасту и щетку, одноразовую бритву, а также алюминиевую кружку и ложку. Навьючившись этим скарбом, в сопровождении двух охранников колонна двинулась во внутренний двор бутырского тюремного замка. Пройдя мимо православного храма по чистым ухоженным дорожкам, заключенные подошли ко входу в карантинное отделение и штрафной изолятор, о чем уведомляла табличка справа от двери. Зайдя внутрь, новенькие поступили под ответственность офицеров данного отделения, которые незамедлительно потребовали оставить все вещи на полу, раздеться догола и пройти в банный отсек. С собой разрешили взять мыло, полотенце и бритву.

Баней называлась комната с пятью душевыми лейками, плиточным полом и стенами. Старые металлические трубы с полопавшейся краской обвивали помещение, как плющ – дома в южных городах. Вода шла плохо и была то горячей, то холодной. Баню моментально окутал густой пар, и стало намного теплее. Большего удовольствия Григорий не испытывал вот уже пару дней. Фыркая и приговаривая, арестанты резвились под струями воды, мылись, стирались и брились. Но счастье быстротечно, и минут через десять охранники потребовали освободить помещение, приступив к размещению вновь поступившего контингента по карантинным камерам.

Гриша попал в хату – так назвали камеру сотрудники ФСИН – № 50 с Магомедом Топлеевым и узбеком, который, видимо, уже сидел, потому что знал тюремные правила про дальняк, дубок19и посуду. Он немедля донес эти неписаные, но очень важные тюремные законы, а именно: когда кто-то ест за дубком, то на дальняк20 ходить нельзя; перед едой обязательно мыть руки – с грязными руками за дубок садиться нельзя; посуду мыть обязательно с мылом после еды и только свою. Все, что лежит на дубке, является общим, то есть для общего пользования. Правила были простыми и абсолютно приемлемыми, связанными с гигиеной и обычным человеческим поведением. Свинство и грязь в тюрьме не только не уважали, но сильно порицали.

Еще одним сокамерником Гриши стал парень со статьей 131: изнасиловал свою невесту – по версии будущей тещи. Они жили вместе на съемной квартире. Он работал прорабом в строительной компании. Теща пригласила его после работы к метро, чтобы помириться после последней ссоры, – там его сотрудники полиции и приняли. Невеста под нажимом матери сначала дала показания против него, а потом, когда стала от них отказываться, ее новые показания посчитали неправдивыми, данными для избавления любимого от наказания.

Еще в камере наркоман со статьей 228 часть вторая. Его взяли во время приобретения наркотиков у метро. Всего пять человек на семь шконок.

Камера была довольно просторной, квадратной формы, с двумя большими окнами с пластиковыми стеклопакетами. С двух сторон – решетки. Большие чугунные батареи под окнами вдоль всей стены были холодными – отопительный сезон еще не наступил. Дальняк с чистым белым унитазом отделен от основной комнаты полипропиленовыми пластинами до потолка с хорошей изоляцией от шума и запаха. Дубок новый, свежевыкрашенный. Металлический шкаф с ячейками для посуды и продуктов питания, который узбек назвал телевизором, стоял рядом с раковиной у противоположной от шконок стены. Была даже специальная металлическая полка, предназначенная для настоящего телевизионного приемника, рядом с которой из стены торчал антенный кабель, но самого электроприбора не было. Зато в вентиляционной отдушине над металлической дверью за решеткой располагался громкоговоритель, который молчал. Электрический чайник, соль, хлеб, сахар и листовой чай находились в разных ячейках «телевизора», и, как пояснил узбек, это все из общего, специально собираемого заключенными для карантина.

Разложили машки, расстелили постельное белье на выбранные кровати, под матрасы положили постиранные носки и майки и уселись пить чай. Было далеко за полночь, поэтому разговаривать долго не стали и улеглись. Кто-то в другой камере монотонно стучал в стену и в потолок. Под эту грустную мелодию Гриша быстро заснул.

В девять утра всех разбудила проверка. Вошел дежурный офицер, скомандовал выйти и построиться. Сонных и взъерошенных вывели в коридор, где орала какая-то женщина с погонами майора. Громким поставленным голосом, переходящим в истерику, она пыталась донести, что подъем по распорядку – в шесть утра и что лежать на кровати до отбоя запрещено. Что нарушителей будут сажать в штрафной изолятор, что сейчас всем надо вернуться в камеру и провести влажную уборку. После этого ликбеза всех посчитали пофамильно и запустили обратно в хаты.

Узбек сказал, что, раз сегодня суббота, то до понедельника все будут на карантине. Оказалось, что в половине седьмого утра приносили завтрак, но, так как все спали, за едой никто к двери не подошел. Улеглись обратно на заправленные кровати. Кто-то спал дальше, кто-то просто лежал и смотрел в потолок. Магомед встал на колени на своей шконке и начал молиться. По очереди заходили в туалет, умывались в мойке рядом с «телевизором» и к двенадцати часам собрались за дубком. В это время как раз принесли обед: суп из кислой капусты, макароны с сосисками и компот. Очень вкусно и много. С удовольствием поев и попив чай, начали общаться. Магомед рассказывал об истории ислама, религии и Коране.

Открылась дверь, и на пороге возникли очень хмурый майор, явно после большого перепоя, и выводной. Назвали фамилию Тополева и приказали выходить на продол21 с вещами. Из других камер также вызывали по одному-два человека.

– Распределение, – сказал телефонный мошенник Дима, вышедший из соседней камеры.

Всех построили в шеренгу по одному, и сотрудник следственного изолятора снова зачитал небольшой список из нескольких фамилий, в том числе – и Тополева.

– Кого назвал – все за мной! – скомандовал майор.

Долго шли по коридорам, поднимались по лестницам, хлопали локалками —решетчатыми дверьми, разделяющими коридор на разные отделения. Наконец, вошли в большое помещение, напоминающее ГУМ. Гриша увидел высокий сводчатый зал с множеством железных дверей, расположенных с первого по третий этаж, по правую и левую сторону. Посередине зала – металлическая ажурная лестница, ведущая на площадки второго и третьего этажей. Между этажами натянута тонкая сетка-рабица, чтобы никому не приходило в голову броситься вниз головой. Двери камер расположены так близко друг к другу, что напоминают ласточкины гнезда в высоком песчаном карьере на берегу реки.

Майор опять назвал несколько фамилий, а остальным скомандовал остановиться. Григория и еще двоих сотрудник СИЗО сопроводил по лестнице на второй этаж. Телефонного мошенника оставил рядом с лестницей, а Тополева и еще одного молодого парня повел дальше, прямо и налево. Следуя за офицером ФСИН, Гриша следил за нумерацией камер слева от себя. Сердце замерло. Подошли к открытой металлической двери с кучей засовов и надписью 288…