Читать книгу Неприкаянный рыцарь - Макс Генов - Страница 3

Родные пенаты встретили Антона Смирнова холодными каплями моросящего дождя. Это было не удивительно. Областной центр стоял на берегу морского залива и с погодой здесь всегда были проблемы. За те одиннадцать лет, что молодой человек сначала учился в институте, а затем работал по распределению в одном из приволжских городков, и лишь изредка приезжал сюда, город сильно преобразился в лучшую сторону. Появились новые высотные здания, дороги приобрели современный вид, радуя глаза свежей разметкой.

Антон направлялся в старую часть города, построенную ещё тевтонцами, где находился его семейный дом. Крепкое трёхэтажное здание, воздвигнутое ещё до войны, располагалось в парковой зоне, обособленно от других городских строений.

В отчий дом молодого человека привела телеграмма, полученная им от деда, которому в этом году стукнуло аж девяносто лет. В ней аксакал писал, что его доедает неизлечимая болезнь и поэтому он бы хотел увидеть своего единственного внука, чтобы дать тому перед смертью некоторые ценные указания и поведать о некой тайне.

Старика было жалко, да и поговорить следовало, поскольку Антон являлся не только единственным внуком, но и, после смерти матери, единственным наследником всего того, что имелось у родного дедушки.

Александр (Пётр) Петрович Барков родился при Гиндербурге, детство провёл в третьем рейхе. В конце сороковых благодаря идентичности своих германских имени, отчества и фамилии аналогичных русским, а может благодаря ещё чему – нибудь, не был подвергнут высылке из, захваченного советскими войсками, города на историческую родину. Стал строителем коммунизма, и преподавателем истории в местном университете. Там же защитил докторскую по средневековью и получил звание профессора.

Внешне этот пожилой господин полностью соответствовал своему происхождению и званию. Одевался он, может быть, и несколько старомодно, но всегда был безупречно чист и наглажен. Большие очки и бородка « клинышком» – всё это придавало ему вид, в высшей степени, чопорного педанта и большого учёного. Студенты побаивались строгого педагога, но на самом деле Александр Петрович был добрым и отзывчивым человеком, душой любой компании.

Вот и сейчас, несмотря на болезнь, профессор вышел встречать внука на крыльцо дома. Распростерев руки, он почти бегом, поспешил навстречу Антону. Дед и внук обнялись.

– Здравствуй, здравствуй. Очень рад. Думал, не приедешь. Совсем забыл старого затворника, – старик даже прослезился, отечески прижимая молодого человека к своей груди.

– Что ты, дед. Я тебя не забыл. Всё время о тебе думаю, как ты тут совсем один. Сам собирался тебя навестить. А тут телеграмма. Ты как себя чувствуешь?

– А… Пустое. Рано или поздно, это должно произойти со всеми. Я и так слишком зажился. Хуже всего не это, а одиночество и немощь. Но должен тебе сказать, что в последнее время меня, как это ни странно, стало навещать всё больше разных людей. Включая твою Ларису. Ну да, ладно. Давай об этом потом. Пошли в дом.

– Как же ты один управляешься со всем этим хозяйством, – Антон окинул взглядом большой особняк и, прилегающий к нему, немаленький, ухоженный парковый участок.

– У меня есть помощница Клавдия и садовник Трофим. За издание моих научных работ, там «за бугром», стали хорошо платить. А бугор – то, вон он рядом, можно сказать, за соседней улицей, – профессор дребезжаще рассмеялся и, обняв долгожданного гостя за плечи, повёл того в дом.

Ужинать было ещё рано, и Смирнов пошёл в свою комнату, которая с самого детства не переставала быть его. Войдя в неё, он увидел, что ничего в ней не переменилось. Та же односпальная кровать, книжный шкаф, заваленный книгами, письменный стол с настольной лампой и большая фотография мамы и отца в деревянной рамке. Их не стало восемь лет назад, когда он, только что, закончил институт. Нелепая случайность оборвала жизнь родителей в автомобильной катастрофе. Антон долго стоял перед фото, чувствуя, как изображение начинает мутнеть от, набежавших на глаза, слезинок.

В дверь тихо постучали. Молодой человек впустил деда. Тот, увидев повлажневшие глаза внука, смущенно кашлянул в кулак и тихо произнёс:

– Извини, если помешал. Я подумал, что коли ты не отдыхаешь, мы могли бы до ужина обсудить кое – какие дела.

– Да, да, конечно, – Антон проглотил ком, стоявший в горле.

– Я жду тебя в кабинете, – профессор прикрыл за собой деревянную створку.

…Когда Смирнов вошёл в кабинет, перед старцем уже лежала небольшая стопка бумаг.

– Проходи, Антоша, присаживайся. Темнить не буду. Лечащий врач – мой старинный друг, тоже профессор, только медицины. Поэтому я знаю всё, как бы, из первоисточника. Коптить этот свет мне осталось недолго. И так, спасибо всевышнему, дал пожить. Поэтому ухожу спокойно. Главное, что в полной памяти. По закону всё и так тебе должно достаться. Но я на всякий случай составил ещё и завещание. Что бы без вариантов, для некоторых. Скажу честно. Уж слишком зачастила ко мне твоя «бывшая», Лариска. – «Давайте, дедушка я вам помогу, давайте полы помою. Да, давайте я вам за продуктами съезжу».

– Я «калач» тёртый. Сразу понял, что к чему. Опасайся её, «сынок». Она, змея, «с живого не слезет». А, тем более, у неё новый хахаль появился. Кажется, из блатных. Для них мой дом «лакомый кусок».

Антон вспомнил свою короткую семейную жизнь, которую он сам себе устроил ещё до армии, во время учёбы в техникуме. Как все отговаривали его тогда не портить себе, только начавшийся, жизненный путь с первой попавшейся смазливой малолеткой. Но молодость всегда «умнее всех». Он настоял на свадьбе, и как это обычно бывает, в армии узнал, что его молодая жена гуляет направо и налево. После демобилизации Антон сразу же развёлся, благо совместных детей не нажили. Тогда это было больно. Сейчас же воспоминания не вызывали ничего кроме сожаления о потерянном попусту времени и неприятностях, которых могло не быть.

– Дед, мне не интересно слушать о её похождениях.

– А я и не об интересе говорю, а просто предупреждаю тебя, чтобы ты держался подальше от этой шалавы. Ну, будет о ней. Тут вот ещё кой – какие документы мои, твоих бабушки и матери. В сейфе небольшие сбережения. На первое время тебе хватит. С домом решай сам. Хочешь жить тут – живи. Хочешь продать – продавай. Но не торопись. Я тебе за ужином одну сказку расскажу. Ты послушай и «намотай на ус». А там решишь, как поступить, – Александр Петрович тяжело встал с кресла, пододвинул бумаги в сторону внука и не спеша пошёл к двери. На пороге обернулся:

– Ужин через час. Спускайся в столовую. Нам ещё есть о чём поговорить.

… К ужину Александр Петрович Барков вышел по – старомодному, в костюме и галстуке. Антон, одевший просторную рубаху навыпуск, почувствовал себя даже несколько неудобно, как будто в шортах на официальном приёме в дипломатической миссии .

На стол подавала дородная женщина неопределённого возраста. Барков обращался к ней ласково – Клавушка.

Кушанья были изысканно – великолепны. Тут были и рулетики из говядины с пряным темным соусом из бульона, красного вина и овощей, источающие умопомрачительный аромат, и знаменитые клопсы – фрикадельки, кровяная колбаса и другие самые различные закуски. Деликатесный копчёный угорь венчал этот набор кулинарных изысков. Спиртные напитки были тоже в богатом ассортименте: коньяк, водка, пиво.

– Мы ждём в гости губернатора области? – не удержавшись, съязвил Смирнов.

– Ты для меня самый дорогой гость, – хозяин широким жестом пригласил молодого человека к трапезе.

За ужином говорили на общие темы, рассказывали о себе, обсуждали политиков и погоду. Самое интересное началось, когда дед с внуком, удобно устроившись у камина, приступили к десерту. Горячий глинтвейн, приятно щекотя, горло, разливался благостным теплом по всему телу. Даже больной дед пригубил чудесного напитка:

– А ты знаешь, Антошенька, ко мне, ведь недавно немцы приезжали. Двое таких здоровых дядек из Дрездена.

– Ну и что в этом особенного? Они сейчас везде ездят. А тем более, сюда к вам. Недалеко. Небось историки? – Смирнов с удовольствием отхлебнул из массивного, толстого стекла, фужера.

– Историки – то, историки, да не совсем. Национал – демократы они. И ищут вполне определённые вещи, связанные с их прародителями – национал – социалистами.

Антон поперхнулся:

– Неужели самые настоящие фашисты?

– Да.

– А чего ищут – то?

– Подвалом интересовались.

– Что за ерунда? Зачем? Дед расскажи, заинтриговал.

Старик ненадолго задумался, как бы восстанавливая в памяти все подробности прошедшей встречи, и, глядя на внука сквозь призму хрустального бокала, наполненного сиреневым напитком, начал рассказ:

– Один из приехавших, назвавшийся Генрихом Церингеном, уверял меня, что он внук командира одного из подразделений «Аненербе». Думаю, что ты знаешь, чем во времена третьего рейха занималась эта строго засекреченная организация. С его слов, он обнаружил дневники своего предка, в которых говорится, что отдел под руководством его деда изучал вопрос трансмутации металлов. То есть они, на основании современных научных знаний, продолжали дело средневековых алхимиков. Как и в те давние времена, главной целью было получение золота из более дешёвых металлов. Параллельно с этим учёные пытались создать канал телепортации в прошлое, с намерением найти там спецов, вплотную подошедших к решению этой задачи, чтобы впоследствии использовать их знания и умения уже в нашем времени.

В обнаруженных дневниках не было никакой конкретики, но из них совершенно ясно следует, что цель, в конце концов, была достигнута!

Но, к сожалению для нацистов, это произошло уже в самом конце войны. По данным Генриха, его дед, вместе со своими приспешниками, погиб от разрыва фугасной бомбы, именно в том месте, где сейчас располагается наш дом. Впоследствии никаких документов, никаких следов оборудования, кратко описанного в тетрадях старшего Церингена, обнаружено не было.

Вот визитёры и обратились ко мне, как к владельцу дома, построенного на месте трагедии, разрешить им обследовать, сохранившуюся с тех времен, часть подвала и близлежащую территорию.

Я им, конечно отказал. Зачем мне это нужно? Если эти изыскания представляют какой – либо исторический интерес, то милости прошу с соответствующими документами от мэрии и других, необходимых в таких случаях, инстанций. Но немцы всё – таки упросили меня, хотя бы, просто взглянуть на, интересующие их, вещи. Я попросил Трофима организовать этим господам экскурсию. Напоследок мы даже сфотографировались на память. Вот, если интересно, эта фотография. На этом всё и закончилось. Но осадочек, как говорится, остался.

Антон взял протянутую фотографию. На ней был изображён дед с двумя мордатыми немецкими бюргерами. Голубые глаза одного из них поразили Смирнова. Пронзительный взгляд их владельца был по – волчьи жёстким и властным. «Неприятный тип», – отметил про себя молодой человек. – « У такого на пути лучше не становиться».

Александр Петрович меж тем продолжал:

– Дело тут совсем даже не в самих иностранных гостях и, поведанной ими, интересной истории, а в том, что их рассказ совершенно чётко наложился на другие необычные события, которые произошли вскоре после их визита.

Стал я, вдруг, замечать, что в доме появился кто – то посторонний. Прямо полтергейст какой – то. Отдельные вещи то пропадают, то опять появляются. Например, оставляю газеты ровной стопкой на столе, прихожу – всё разбросано по дивану, положу книгу в одной комнате, а потом нахожу её в другой, хотя никто из моих помощников выше первого этажа не поднимается и оба клянутся – божатся, что ничего не трогали. Дальше – больше. Клавдия сделала пирог, положила его на ночь в холодильник, а нутро его там уже нет. Причём заметь, что ни Клавдия, ни Трофим тут не ночуют. Я отпускаю их домой, запираю все двери. На окнах решётки.

Но самый возмутительный случай произошёл с колье твоей бабушки. Я подарил это украшение своей молодой жене давным – давно. Денег у меня тогда не было. И я выбрал изделие, у которого вид был богатый, а стоимость невысокая. Остановил свой выбор на колье, в котором было немного серебра и много искусственных рубинов. Смотрелось великолепно. Я достиг своей цели, твоя бабушка была счастлива. Она очень любила эту вещицу и берегла её, как память о нашей с ней молодости. Учитывая небольшую стоимость ожерелья, я никогда не убирал колье в сейф. Оно совершенно открыто лежало в книжном шкафу, и я изредка доставал его оттуда, чтобы вспомнить, ушедшую в мир иной, супругу.

И вот, я, буквально случайно, перекладывая как – то эту вещицу, обнаруживаю, что в изделии не хватает одного камня. Это воровство! Вещь испорчена. Весь вне себя, в страшном гневе, вызываю к себе Клавдию и Трофима. Они всё отрицают, и я им верю, потому что знаю этих людей, и факты свидетельствуют об их непричастности к этому инциденту.

Что делать? В полицию заявлять по такому мелочному поводу глупо, рубин искусственный, цена копеечная. Но и оставлять без внимания все эти происшествия уже было нельзя. Я стал себя чувствовать под каким – то непонятным надзором. Да и, честно говоря, неуютно стало жить в доме с привидениями. Но ты знаешь, я реалист, и поэтому, немного поразмышляв, сделал вывод. Раз это не потусторонние силы, то должен же этот «некто» каким – то образом проникать в здание.

Я дал указание Трофиму обследовать всё здание, особенно подвал, на предмет обнаружения каких – либо лазов, трещин в кладке, подкопов и тому подобное. Через день он мне докладывает, что ничего подобного не нашёл, за исключением маленькой железной дверки в одном из дальних закутков подвального помещения. Как он выяснил, дверь эта никуда не ведёт, и зачем сделана непонятно. Сразу за ней находится кирпичная кладка другой комнаты, которая набита всяким хламом. Вот и всё.

Другой бы на моём месте не придал этой находке особого значения. Но я решил довести это дело до конца, тем более, что других зацепок не было. Откинув в сторону материалистические воззрения, я решил устроить засаду недалеко от местонахождения таинственной дверцы.

Я посчитал, что днём таинственный субъект навряд ли решится проникать в чужие помещения, так как в доме постоянно кто – то есть. На всякий случай я попросил своих помощников приглядывать за входом в подвал. Ну, а уж ночью мы с Трофимом устроились основательно и с полным комфортом.

В старинную сводчатую комнату садовник притащил из сарая старый журнальный столик и два потрёпанных кресла. Электрической переносной лампы с мощным аккумулятором должно было хватить на всю ночь. Чтобы не было скучно мы взяли с собою шахматы, бутерброды и большой термос с чаем. Трофим, кстати, несмотря на своё пролетарское происхождение, очень неплохо играет в эту древнюю игру.

Первая ночь прошла безрезультатно. Днём, как какой – нибудь, ночной сторож, я отсыпался. Вечером снова заступили на дежурство. Я уже стал, грешным делом, подумывать, насколько меня хватит при таком графике жизни. Но в эту ночь нам повезло. Сразу же после полуночи в углу за дверью послышался шорох. Я достал из кармана травматический пистолет. Трофим взял в руки топор.

Стало видно, что изнутри в скважину вставили ключ. Дверь завибрировала и окрасилась в ярко – бордовый цвет. « Ого, температурка – то видать не маленькая» – подумал я. И в это время, горячо дыша прямо в ухо, громко зашептал Трофим:

– Этого же не может быть! Там ничего с той стороны нет.

– Спокойно, – ответил я, – минута терпения и всё станет ясно. Ты, на всякий случай, топор святой водой не окропил?

– Нет. А зачем?

– А вдруг сейчас черти из преисподней полезут. Да ты не бойся. Шучу, шучу, – поправился я, увидев, как побледнело лицо мужика, а на висках заблестели капельки пота, – гаси фонарь.

Проём прохода, наконец, принял нормальный вид, и вратина тихонечко приоткрылась. Перед нами предстал персонаж детских сказок. Ветхий старичок в балахоне с капюшоном и в деревянных башмаках. Длинный, отвислый нос свисал, почти, до верхней губы. В руках у него горела толстая свеча.

– Стоять! – Крикнул я и зажёг фонарь.

Трудно сказать, что его больше поразило, неожиданность момента, яркий свет или громкий крик. Но мне показалось, что топора он испугался гораздо больше чем пистолета. Вернее, на последний он, вообще, не обратил никакого внимания.

– О, майн гот! – Воскликнул незнакомец и бросился назад к дверце.

Вовремя пришедший в себя, Трофим подставил ночному гостю подножку, и тот кубарем покатился по грязному полу. Потом садовник заломил и связал за спиной контуженому пришельцу руки. Дело сделано, враг повержен. Жаль было, что непонятный визитер успел захлопнуть дверь.

Допрос устроили тут же. Как говорится «не отходя от кассы».

Человек в балахоне был неказист, мал ростом, стар и абсолютно сед. Лопотал он на каком – то странном германском диалекте, но напрягшись и сопоставив похожие звуки из современного немецкого языка, который для меня, как ты знаешь, родной, я начал кое – что понимать.

Вникнув в смысл того, что пытался донести до меня этот субъект, я подумал о том, что вызывать надо не полицию, а психушку. Пришлый дед на полном серьёзе убеждал меня в том, что он явился из классического средневековья, потому что у него закончилось вещество, с помощью которого, он производит золото. Ещё он каялся в том, что, для проверки подлинности, брал из моего шкафа красный сардис, от которого, после анализа, просто в восторге, и готов заплатить за этот камень любые деньги.

Я тогда крепко задумался. Представил себе, сколько шуму и волокиты будет, если вызвать правоохранителей и медиков. Допросы, экспертизы, постоянное присутствие посторонних людей в доме. Одним словом, прощай спокойная жизнь, которой и так осталось совсем мало. И главное, мне – то толку от всех этих «удовольствий, никакого, так как материального урона нет – старик вернул украденный камешек, а временные неудобства, всё равно, никто не компенсирует. Потом, ведь, старая дверь – это единственный проход, через который пришелец мог проникнуть внутрь особняка. Значит, доля правды в его словах могла быть.

Поэтому я принял решение отпустить сумасшедшего. А после того, как я вспомнил о германских визитёрах, у меня в мозгу все картинки сложились. Я решил вызвать тебя срочной телеграммой, заверенной врачом, так как понял, что одному мне с этим делом не справиться – силы уже не те.

Напоследок, поинтересовался у алхимика, что это за веществом, за которым он гоняется, не взирая на времена. Им оказался обычный фосфор, который обладает свойством быстро воспламеняться, и даёт высокую температуру горения даже в малом количестве. Это сейчас его на каждой химбазе «пруд пруди», а в двенадцатом веке его не знали, так как в природе он в чистом виде не встречается. Вот такие дела, – Александр Петрович замолчал, ещё немного отпил из фужера и устало откинулся на спинку кресла.

Сказать, что Антон был шокирован услышанным, значит ничего не сказать. Он сидел ошарашенный рассказом, и первой мыслью было, что дед на фоне болезни, тронулся рассудком. «Надо уговорить его показаться соответствующему врачу», – думал Смирнов, прикидывая в уме, как бы потактичней это сделать.

– Ни к какому врачу я не пойду, – как бы угадав мысли внука, произнёс Барков. – Ты не торопись записывать меня в сумасшедшие. Мы договорились со Стефаном, так представился загадочный визитёр, что он придёт через две недели. Этот срок истекает завтра. Немецкий ты знаешь в совершенстве, сам и поговоришь. А потом, может, все вместе поедем в «дурку», – по- старчески, скрипуче, рассмеялся дедушка и хлопнул Антона рукой по колену:

– Пошли спать, утро вечера мудренее.