Читать книгу Закулисье - Макс Гордон - Страница 2

Сначала был свет. Неровный, пугающий, матовый. Но, даже в этом тускловато-матовом освещении глаза профессора жгло и щипало, – «как с бодуна, ни дать – ни взять», – подумал мысленно Николай Васильевич. Во рту пересохло, в горле першило, но ком с гортани уже убрали, несчастный мог снова дышать полной грудью. Вдыхать он мог, только дышать было не чем – затхлый смрад подвального воздуха не давал организму достаточно кислорода, Ларинцев ловил ртом воздух, как занесенная на берег глубинная рыба, – «скорей всего у меня еще и глаза вот-так вот вылезают», подумал профессор и с силой закашлялся.

– Ничего, это скоро пройдет! На, попей, вот, – незнакомец в залатанной телогрейке протягивал Ларинцеву алюминиевую кружку: «Чем больше выпьет комсомолец – тем меньше выпьет хулиган» – значилась на ней самодельная гравировка. Но, вопреки ожиданиям, в потемневшей посудине оказалась настоящая, холодная, живительная вода. Николай Васильевич одним залпом выпил все содержимое и жестом отказался от второй предложенной.

– Ага-ага, сейчас полегчает! – снова послышался участливый голос и добродушный старик, сутулясь и шаркая, понес ведро с алюминиевой кружкой по направлению к следующему проснувшемуся.

Николай Васильевич заметил, что кроме него в небольшой комнате, потирая кулаками сонные глаза, жались и ютились еще четверо задержанных. Все четверо имели явные мужские признаки в виде щетины и взъерошенной шевелюры, и совершенно непонимающие, ошалелые глаза.

–«Неужели и я сам так выгляжу?», – подумал Ларинцев, ощупывая руками задубелую поросль у себя на щеках. Онемение в пальцах прошло, будто не было, но усталость и слабость брали свое. Вдобавок к усталости накатывал голод, но волнами, с тошнотой вперемежку.

– Все пройдет, организмы наладятся! – пообещал все тот же старик, в котором профессор угадал бывшего матерого зэка. А вечером я вам супчику принесу, – пообещал добродушный старик.

– Скорей бы, – пробормотал один из мужчин, расположившихся по соседству.

По его тону было сложно определить, чего так ждал этот страждущий – толи обещанную стариком баланду, толи обещанное «скоро пройдет». В этом мужчине Николай Васильевич угадал многообещающее спортивное прошлое, но одутловатое лицо и затекшие круги под глазами выдавали в нем хронический алкоголизм. Двое других мужчин, судя по виду, были братьями – с одинаково выпирающими кадыками на тощих шеях. Некрасивые, водянисто-карие глаза придавало им одинаково отталкивающий, лихой образ и только прическа на головах разнилась. Короткий непослушный ёжик темных волос на одной голове и прилизанно-русый череп второго. Четвертый присутствующий чем-то отдаленно напоминал самого профессора, но старше на несколько лет и скромнее одетого.

– Слышь? Дай закурить! – разнузданно обратился один из братьев к спившемуся спортсмену.

– Не курю, – еле слышно ответил тот.

– Не бреши! – пихнул его в колено носком испачканного в земле сапога второй из братьев, с прилизанным чубом.

–«Интересно, где эта свинья грязь-то нашла, когда сугробы на улице?» – подумал профессор, но тут добродушный старик, что раздавал воду в помятой алюминиевой кружке, вдруг резко локтем ударил обидчика в висок. Мужчина охнул и потеряв равновесие, откинулся затылком о бетонный пол. Его брат, предприняв робкую попытку подняться, втянул голову в плечи и испуганно засопел.

– А вот этого здесь не нужно! – неожиданно властно скомандовал в телогрейке, – вы здесь, мужики, не на долго, так что не портите друг – другу общество. Скоро вы все отседова разойдетесь.

После этих слов, старикан покинул узкое помещение, громыхнув на прощание металлической дверью. После его ухода за дверью явственно лязгнул засов, – «взаперти!», – подумал профессор и принялся лихорадочно крутить головой в поисках иного способа выбраться из этой душной и тесной комнаты.

Второй выход не замедлил себя выявить, но на вид оказался прочнее первого – тяжелая металлическая дверь, рядом с которой уходили в стену стальные толстые опоры. Будучи еще босоногим мальчишкой, Николай Васильевич насмотрелся подобных дверей на городских бомбоубежищах, – «интересно, что с ними сейчас стало?», – снова подумал профессор перед тем, как закрыв глаза провалиться в дремоту.

…

Лязг замка, стон несмазанных петель и громкое «кушать подано», отлетевшее эхом от ободранных стен, вытащили Ларинцева из счастливого забытья. В тесной камере ничего не изменилось, разве что воздух стал еще более едким, липким и назойливым. К своей радости и удивлению, Николай Васильевич ощутил, что за время сна брюки на нем практически высохли.

– Вот, мужики, подкрепитесь немного! Напутствовал старичок, раздавая миски с похлёбкой. В другой руке у него было все то же металлическое ведро с облупленной краской, только на этот раз, вместо воды из ведра он доставал нарезанные наспех толстые ломти хлеба. Нехитрое общество молча принялось за еду. Мешая ложкой густую жижу с бульоном, профессор с удовольствием отметил, что кроме макарон, картошки и перловки, в супе плавает большой кусок курицы.

– На хлеб не налегай, горбушку потом мне отдашь! – обратился к профессору один из братьев, но поймав на себе неодобрительный взгляд бородатого старика, который успел сменить телогрейку на такую же с виду залатанную безрукавку, помрачнел и осекся.

–«Хотя бы за еду можно не опасаться, не отберут», – решил Ларинцев.

– Я ушел, а ежели что – шумите! – последние слова бородатого старца, как уловил Николай Васильевич, предназначались именно ему…

После миски жирного супа организм профессора снова начал соскальзывать в сон, но усилием воли он заставил себя оглядеться по сторонам, – «на том свете отоспитесь», – шутил со студентами его коллега по правовому делу, Николай Васильевич в ближайшее время туда не планировал.

За время забыться тесная комната совершенно не изменилась, разве что лампочка под потолком светила чуть ярче, хотя и за это профессор бы не ручался. Шесть штук грязных матрацев, разложенных в два ряда поверх немытого пола, на которых теперь сидели толи заключенные, толи задержанные, добавляли уныние и без того замкнутому тесному пространству. Последний матрац ничем не отличался от пяти предыдущих, разве что, пока пустовал, – «но на долго ли это», – подумал профессор и его годами натренированный мозг принялся искать выход из незавидного положения.