Читать книгу Майя. Просвет. Роман-дилогия - Макс Ирмелин - Страница 7

На кухне меня поджидал завтрак: яичница с беконом, бутерброд с сыром и вишневый рулет, нарезанный ломтиками и аккуратно разложенный на тарелке. И тут я подумал, что разговаривал с женщиной с явной неохотой, лишь бы отвязалась, между тем она накрыла для меня стол с моим любимым рулетом. Стало быть, я живу с ней, и со мной что-то произошло. Мне захотелось что-нибудь вспомнить о ней, но мешала странная помеха, будто кто-то пытался что-то сказать, но ему не давали слова, а нарастающая головная боль словно свидетельствовала о полном моем фиаско. Приняв пенталгин, я прислушался к себе, но так и не разобрался, о чем говорит невнятный внутренний голос. Помехи создавала женщина: она была явно разочарована моим поведением. Думая об этом, я посмотрел на соблазнительный ломтик рулета и почувствовал, что было бы неплохо сейчас же овладеть женщиной, даже если она будет сопротивляться. Это сразу переключило мои мысли на более мажорный лад. Выкурив после завтрака сигарету, я направился к женщине в полной уверенности, что она не станет зря сопротивляться.

Она лежала на кровати в дальней комнате с поднятыми обнаженными коленями и задумчиво смотрела в потолок, явно не подозревая, что я мысленно уже овладел ею. Бросила на меня мимолетный, ничего не значащий взгляд, но, видимо, почувствовав по моему легкомысленному виду определенную угрозу для себя, вытянула и скрестила ноги, и сложила руки на груди крест-накрест. Все эти телодвижения, произведенные одновременно и быстро, завершились глубоким вздохом разочарования. Похоже, она уже поняла, что сейчас произойдет, и, вероятно, заранее сдалась. Так люди воспринимают стихию, например, ливень, который невозможно предотвратить.

Не говоря ни слова, я прилег рядом, превратившись в стихию твердеющей плоти, пронизанной одним безоговорочным желанием. Женщина, разумеется, попыталась было отстраниться, но я без особого труда преодолел не слишком очевидное сопротивление, обнял ее, как и положено в таких делах, и начал молча раздевать, одновременно слегка заламывая ей руки, которыми она все еще пыталась для приличия защититься. Вскоре, однако, обмякла и сделалась безучастной, а мне было все равно, как она воспринимает это священное действо, лишь бы я ощутил свое морально-сексуальное превосходство.

Разумеется, подобные эпизоды я не рассказывал Дарье, напротив, всячески приукрашивал свои мотивы и поступки, ограничившись, например, в этом месте тем, что просто прилег рядом с Майей, и все якобы случилось само по себе. Или все-таки проболтался? Надеюсь, Блинк в тот момент не перехватил управление и не стал говорить про заламывание рук.

Впрочем, Майя немного завелась, хотя добросовестно старалась не вовлекаться в процесс, – с тем все и закончилось, и я, естественно, почувствовал себя победителем, который великодушно принял капитуляцию и теперь лежал на спине, наслаждаясь умственным перебором оттенков переживаний, вызванных полнейшим разгромом женской гордыни. Немного погодя она снова спросила:

– Где ты был? – но теперь ее голос был достаточно мягким и спокойным, чтобы я перестал сердиться.

Однако я уже не мог, как прежде, игнорировать ее просьбу.

Мне не хотелось говорить, что именно со мной случилось, тем более я и сам не знал, но надо было как-то выходить из этой тупиковой ситуации.

– Извини, – начал я врать, – так получилось, что мы выпили немного на работе, а потом Олег Николаевич хотел меня подвезти, но сломалась машина. Пока то да се, я и не заметил, что наступила ночь.

– Тебя не было целую неделю!

– А! Ну конечно, я был в командировке, а потом… и Олег Николаевич с нами.

«Не забудь предупредить Олега Николаевича», – прошептал вкрадчивый внутренний голос, хотя теперь я знал, что это Блинк.

– Ты был с Олегом Николаевичем? – удивилась женщина. – А ты поговорил с ним?

– О чем? – На всякий случай я насторожился, присел на кровати, прислонившись спиной к изголовью, примыкающему к стенке, и стал рассматривать свои ноги, сравнивая их с ее ногами.

Стало быть, она хорошо знает Олега Николаевича, я рассказывал ей о нем, похоже, мы с ней близкие люди, но я не женат, у меня нет обручального кольца, и у нее нет, мы просто живем вместе. «Любовница, – подытожил я про себя, – или гражданская жена, но не помню ее имени, и пока не надо ей об этом говорить».

– Сядь, как я, – сказал я ей, и откинул тонкое одеяло, которым она укрывалась.

– Зачем? – спросила она.

– Просто так, сядь, пожалуйста.

Она села, и я стал смотреть на ее изящные точеные ноги; мои волосатые казались неотесанными, грубыми. Кто она? Почему я не помню? Я провел ладонью по ее бедру, поцеловал в висок, она склонила голову мне на плечо и замерла.

– Ты обещал поговорить с ним о новой работе, – промолвила она, вращая носками ног.

Так вот что женщина хотела от меня услышать. И я вспомнил, что в последний раз разговаривал с Олегом Николаевичем в каком-то кафе, но это было не вчера. И я не помнил, о чем мы говорили.

– О новой работе? – я не хотел терять ощущение умиротворенности после близости с женщиной, но и не желал потворствовать ее капризам. – Меня работа пока вроде вполне устраивает.

– Ты сам говорил, что тебе предлагают новую. Да и платят тебе как хорошему специалисту недостаточно, а Олег Николаевич обещал намного больше.

– Мне мало платят?! – возмутился я. – А ипотеку…

И осекся, удивив себя тем, что помнил все, кроме женщины, которая так легко мне отдалась.

– На ипотеку только и хватает! – воскликнула она. – А ты вкалываешь почти без выходных, дома еще работаешь, и три года мы никуда не ездили, устала я от такой жизни… Больше не хочу работать на Арбате…

Она вздохнула, прикрылась одеялом и, опустившись на подушку, повернулась лицом к стене. Сразу поняла, что я не настроен говорить об этом. Мне не понравилась ее реакция, и я позволил себе слегка повысить голос:

– Меня вполне устраивает моя работа, и платят вполне приличную зарплату, – с этими словами я встал и начал одеваться.

– Кстати, Ян обещал мне мастерскую… – примирительным тоном вставила она, повернувшись ко мне лицом, – буду картины рисовать, а не сидеть на улице.

Я не ответил и стал смотреть на ее зашевелившиеся невпопад пальцы, которые внезапно привлекли мое внимание, – они были как живые, словно обособленные, самостоятельные сущности, и мне померещилось, что они подают тайный знак. В их одновременном шевелении, почудилось, таилась закодированная информация, и я, засмотревшись на эту бессознательную игру тонких, изящных женских пальчиков, вдруг подумал, что она наверняка мне изменяет, пользуясь провалами в моей памяти.

Воцарилась странная тишина, как будто женщина затаилась, услышав мои мысли, – я ощутил это буквально физически и почувствовал, что мы сейчас думаем об одном и том же. Она была чужой, я даже решил, что она пытается обмануть меня, но не знает, как это сделать, чтобы я ни о чем не догадался.

– Не уходи, побудь со мной… – взмолилась женщина и протянула ко мне будто обессиленную руку, но я не хотел прислушаться к ее мольбе.

Если она беспокоится об ипотеке и говорит со мной таким тоном, значит, мы близкие люди. Неужели – жена?

Я в нерешительности замер, не зная, что делать: поговорить с ней откровенно или не показывать виду, пока не выясню, что происходит?

– Мастерскую, говоришь? – спросил я, уставившись с прищуром в ее глаза, и растерянно улыбнулся.

– Он дал понять, что можно арендовать, а потом он мне ее подарит…

– Мастерскую… а с какой радости?.. Он кто тебе?..

– Просто хороший человек… – заверила она, опустив глаза, – не то что подарит, а продаст за небольшие деньги.

И тут я вспомнил Яна, неказистого типа со странной фамилией Мефистошвили. Насколько я знал, он служил в КГБ, в девяностые ушел в отставку, занялся бизнесом, разорился.

– Понятно. Я ему не верю, скользкий он тип… все ходит и вынюхивает…

– Ты же сам хвалил его, – возразила она осторожно, – выпивали вы с ним…

– Когда? – я тут же пожалел, что спросил.

Женщина не ответила – похоже, она знает, что у меня с памятью не все в порядке, и поэтому не стала уточнять.

– Я только не пойму, с какой целью вы держите меня в дураках?! – неожиданно перехватил управление Блинк, и я стал разглядывать пустой затаившийся в неопределенном ожидании верхний угол комнаты, затем перевел взгляд в окно, прикрытое узорчатой тонкой белой занавеской, думая: зачем я это сказал?.. ведь нет никакого Блинка!

– Никто ничего не скрывает от тебя, ты просто внушил себе, что… – она запнулась, подбирая слово, и тем самым еще больше усилила мои подозрения.

– Что я внушил себе? – мой взгляд блуждал по оконной раме, обозревая сквозь стекло пустыню неба, которая вызывала ощущение тоскливой неотвратимости.

– Ничего, – поспешила она прервать разговор на самом интересном месте.

Я поглядел на очертания ее гибкого тела под одеялом, задержал взгляд на голых изящных плечах и подумал, что она безразлична и одновременно болезненно притягательна для меня.

– Нет, ты договаривай, или боишься меня задеть? – раскинул я в стороны руки с широко расставленными пальцами. – Может, ты считаешь, что я больной, а?

Женщина бросила на меня растерянный взгляд и отвернулась. – Просто… – она выдержала небольшую паузу, будто обдумывая каждое слово. – Просто ты недооцениваешь себя… можно и по-другому сказать: ты не уверен в себе, точнее, не уверен, что ты и есть ты. Иногда ты становишься совершенно другим, не знаю, как сказать, я уже сама запуталась, но это потому, что ты сам запутался.

«Ничего себе, – подумал я, – как она смогла так сказать, что коснулась моей болевой точки?»

– А я ничего не понял, – ответил я подчеркнуто легкомысленным тоном в контраст ее слишком серьезному. – Я вот давеча смотрел на твои пальцы и вдруг подумал, можешь ты мне изменить или не можешь?

– Дурак! – она демонстративно повернулась лицом к стене, и вид круто взмывающих вверх ее бедер зацепил тотчас мой блудливый взгляд.

Странно, что я почувствовал ревность к этой незнакомой женщине, она мне успела понравиться.

– Ты тоже считаешь, что не можешь? – я поднял руку, чтобы опустить на ее бедро, но в последний момент передумал.

– Я вообще не желаю об этом разговаривать, – отрезала она и будто сжалась вся в негодовании.

– То есть считаешь, что можешь? – ухмыльнулся я, кляня себя за пустословие.

– Другая на моем месте уже давно бы изменила тебе, но ты, похоже, этого не понимаешь, – она повысила голос и выставила колючки, и тотчас все очарование изгибов ее тела рухнуло. Передо мной лежала сучка, играющая, видимо, роль моей жены. И я машинально съязвил:

– Я же говорю, ты неспособна изменить, а если другая на твоем месте давно бы это сделала, не означает ли это, что ты попросту дура?

– Конечно, дура! – воскликнула она излишне пафосным голосом.

– Что?! Ты так считаешь?! – возмутился я совершенно серьезно.

– Да, так и считаю. Я живу с человеком, который не знает своего прошлого… Ты не знаешь, где жил, как учился? – она даже привстала от охвативших ее эмоций. – Кто твои родители, ты можешь сказать? Ты никогда не пытался узнать… Ты живешь только самим собой. Нет, ты и себя забыл, не знаешь, кто ты. Живешь, не думая, как робот. В своей безбрежной вселенной ты одинок и тебе никто не нужен, в том числе и я.

Она, безусловно, специально сделала мне больно, поэтому не стала бы извиняться или раскаиваться, даже попроси я об этом. Хотя если бы и раскаялась теперь, то это уже не могло иметь никакого значения, после того как проговорила вслух то, что явно давно обдумывала.

– Ладно, с тобой все ясно… – и зашагал в гневе взад-вперед по комнате, – а вообще, ты кто такая, чтобы так со мной разговаривать?

– Никто! – бросила она с придушенным вызовом. – Для тебя никто.

Затаив обиду, я принял это вызов, но мне надо было сначала разобраться в том, что же происходит на самом деле, прежде чем принимать какие-либо решения, в необходимости которых сомневаться не приходилось.

Тут зазвонил телефон, я машинально схватил трубку, и женский голос, назвав меня Германом, спросил, дома ли Майя.

– Какая Майя? – не понял я.

– Как какая?! – рассмеялась женщина в трубке, – твоя жена. И пусть включит свой мобильник.

– Если ты и вправду Майя, то это тебя, – крикнул я через дверь, и действительно Майя сняла трубку на кухне и стала говорить по телефону.

Итак, мою жену звали Майей, но я не знал, в каком состоянии находится наш брак и как я сам к ней отношусь. Похоже было на то, что без особого интереса.

Пока она разговаривала, я быстро собрался и поехал на работу.