Читать книгу Любовь на встрече ветров. Вторая книга - Макс Линн - Страница 5

Я сидела, смотрела на него. Пыталась даже вникать. Но в голове, как дрель, бурил мозг лишь вопрос: «Что я здесь делаю?» Моя шестилетняя дочь Варя сейчас на море, в пансионате. С моей подругой и ее дочкой. Я же сижу на работе. Иногда нет ни сил, ни нервов эту хрень слушать:

– В текущем сезоне мы устранили 89 засоров уличных и квартальных коллекторов. Замена отсутствующих канализационных люков и решеток ливневой канализации остается на сей день – острейшей проблемой. Из-за кражи канализационного покрытия на автодорогах, на улицах зияют опасные для жизни черные дыры, в которые может попасть всякий, – читал с бумажки мужчина напротив меня.

Мой собеседник, на пятничном прямом эфире для руководителей городского хозяйства, сглотнул, двигая красным кадыком, под натиравшей ему удавкой – синим галстуком. Потом промокнул стекшие ему на глаза капли пота. Мокрым, несвежим носовым платком. И положил его на стол, рядом с приготовленными вопросами, на которые еще предстояло ответить…

Бесшумный кондиционер в телестудии нагнетал прохладный воздух. Не больше плюс восемнадцати градусов Цельсия. У меня зябли под столом ноги в босоножках и пальцы рук.

Мужик плавился! Не от жары. А от волнения и нервов! Ему приходилось отвечать на вопросы звонящих в студию горожан. Он часто буксовал и глупо выпячивал глаза. Психовал, что его подчиненные за дверью студии так долго соображают. Приходилось ждать, использовать подготовленные «легкие» вопросы, пока его помощники, следящие за эфиром в холле телерадиокомпании, писали ответы-шпаргалки для шефа.

Я сделала знак режиссеру и проговорила текст, подводящий к репортажу, снятому для программы. Возникшая фора в две минуты тридцать секунд была потрачена на импровизированный бесплатный «сеанс у психолога». У меня.

«Пациент» слушал, кивал. Привстал, поправив сморщенный пиджак. Потянул ткань на спине. Попробовал выпрямиться, приосаниться. Так я попросила. Открылась дверь в студию. Помощники этого шишки, лоснящегося от пота, принесли и распаковали для него бумажные салфетки. Горкой. Замусоленный платок плохо смотрелся в кадре. Убрали.

Я пыталась, как могла успокоить и настроить на рабочий лад строгого на вид, большого дядьку и громадного, по городским меркам, начальника. До конца эфира оставалось еще двадцать две минуты, и их надо было провести с толком. Не потея и волнуясь, как он делал. В рабочей обстановке, дельно и полезно. Иначе, на фига мы тут вообще собрались?

Видеоряд сюжета закончился, из аппаратной дали отмашку и я продолжила вести прямой эфир.

Отвечая на очередной телефонный звонок, мой собеседник сначала дотронулся до душащего его галстука. Безрезультатно. Узел не сдвинулся с места. Я мысленно ругнулась про себя. Каждый раз одно и тоже! Это не первый экземпляр с затянутым до нельзя ошейником! Практически все мужики-собеседники надевают его на эфир к костюму, а потом показывают мне тут жабьи глазки. Все, решено, буду им сама проверять галстуки перед эфиром. Надоело!

Потом, когда я вступила в беседу, он воспользовался мгновением, и взял со стола бумажную салфетку. Вытер лицо.

Это хорошо, что мы из студии не услышали, что последовало потом! Так как находились в изолированном от шумов помещении. Зато остальные! В монтажной за стеклом и из кабинета шефа раздались многоэтажные маты. Из аппаратной видеоинженера, следящего безотрывно за трансляцией телеканала, послышался хохот…

Я, зачитав очередной вопрос с листка, переданного от телефонистки, повернула голову к собеседнику с мысленным: «Отвечайте!». Моргнула ему. И чуть со стула не свалилась! Губы поплыли. До ушей. Я еле сдерживала смех. Хотелось все бросить, забыть о работе, что по ту сторону экрана, кто-то вообще слушает эти бредни… и ржать. В микрофон.

Он отвечал теперь на мой вопрос весь в белых ошметках от бумажных салфеток. Отросшая к вечеру щетина и пот приклеили к себе обрывки Темпо! Напротив меня в кресле сидело «чучело в перьях, отвечающее на вопросы! Пришлось показывать ему жестами, чтобы он избавился от своего белого «макияжа».

– Какой мудак дал ему эти салфетки? – загромыхал шеф, распахивая дверь и входя в монтажную, к сидящему за пультом режиссеру прямого эфира Виктору.

– Вилен Съездович, я тут сам уже все свои запасы ненорматива выдал. Тише будьте, скоро заход на следующий сюжет и мы вытрем этого говорящего долбо#ба. Надо носовой платок ему организовать или умыть…

Шеф метнулся к группе копошащихся в бумажках помощников.

– Ищите тряпичный, нормальный носовой платок! Для шефа! Готовность сорок секунд! Шутники. Вашу мать…

Ура! Пятничный эфир закончился. Мой собеседник из студии, остервенело стянул с себя галстук, скомкал и, засунув в карман брюк, прошагал в кабинет директора. Обсудить за рюмкой чая и закуской пережитые 45 минут нервов. Это было традицией. Непререкаемой.

Я повесила «дежурный костюм» в шкаф. Заперла его. Одежду для ведущих в кадре мы меняли для всех два раза в неделю. Телекомпания работала по бартеру с несколькими городскими бутиками. Они нам – костюмы, заказанных размеров для телеведущих. Мы им – рекламу. Хотя, без проблем не обходилось…

Уже на выходе глянула на стенд с запланированными съемками. Мои, одна за другой – в 14:00 и в 15:40, в воскресенье, с оператором Жекой. Для вечернего эфира новостей, которые я же и веду. А значит, до этого времени – выходной! Сдала ключ на вахте охраннику. Скорее отсюда! Смыть макияж, лак, которым мне зацементировали прическу, и отдыхать! На улице лето проходит! Мимо.