Читать книгу Сеть Индры. Сеть Индры, Мистерия о Геракле, рассказы, стихи - Максим Александров - Страница 6

Текст 4

Это место называлось Гара. Что-то омерзительно-босяцкое было в этом названии. Не гора, не гарь, а именно Гара.

Есть такие места неподалёку от Кольцевой, которые недавно ещё были простыми нормальными подмосковными местами. Но потом, откуда ни возьмись, на них наползла Москва, позакрывала с трёх сторон горизонты многоэтажками. Нарыла каких-то канав для неведомых, но ужасно важных коммуникаций. Ещё чуть-чуть, год-полтора – и будет на месте деревушки весёленький микрорайон. Уже и замахнулась было Москва, да призадумалась, и осталась стоять с оттянутой рукой. А здесь всё так и замерло в тревожном ожидании. Жизнь не жизнь. И легла на всё печать какой-то ненастоящести. Вот вроде бы и дома, и рощи, и поля. А всё в них какое-то неправильное, как будто не должно их тут быть.

Где-то рядом гудит автострада, а здесь по раздолбанной бетонке угрюмо ползают самосвалы и ходит по какому-то неведомому расписанию полудохлый дребезжащий автобус, и настроены какие-то гаражи и сараюги, а за рощей, самоотверженно изображающей зелёную зону, несколько домиков, уснувших среди задичавших яблонь, и так, похоже, и не понявших, что же вокруг происходит.

Называлось всё это конечно не Гара, а как-то по-другому. Может, «совхоз имени 60-летия Леонида Ильича», или как-то там ещё, но приклеилась эта самая Гара.

Однажды в серый и промозглый денёк из переполненного воинственными пенсионерами автобуса на остановку вывалился плотного сложения мужчина лет эдак шестидесяти. Несмотря на солидное брюшко, был он весь какой-то упругий и прыгучий, и даже прямо-таки моложавый дядечка. Он поглядел на унылое поле, на покосившуюся остановку с загадочными англицкими письменами, на гаражи и произнёс что-то вроде – «эка!». И решительно непонятно было, что он имел в виду.

Протопав с полкилометра по грязи, держа курс на унылого вида хибару с поломанным забором и заросшим бурьяном садом, он снова произнёс «эка» и, пройдя через распахнутую калитку, постучал в окно.

– Витёк, ээ-э Витёк! Ты, того, встречай гостей, что ли.

Тишина. Дядечка сменил окошко и снова постучал.

– Витёк, ты, эта, открывай.

Дверь веранды медленно отворилась, и на пороге появился человек в тапочках. Вид его был страшен. В руке он держал топор, и на хмуром челе его читалась несокрушимая решимость пустить его в дело.

«Эка!» – в третий раз издал дядечка загадочное восклицание.

– Э-ээ, Витёк, аль ты топором меня решил рубить?

– Изыди, – прорычал мужик – надо полагать, Витёк.

– Не узнал, вижу, не узнал, – жизнерадостно заорал дядечка – а это я, Бобус. Боб Варикозный, Роберт Харитонович, а вовсе не то, что ты подумал. Ты, эта, топором не маши.

Витёк присмирел, съёжился куда-то вглубь телогрейки.

– Ходит, – произнёс он сипло, – ходит тут.

– Ага, ага – весело подтвердил Боб Харитоныч, втискиваясь в дверь. Зрелище, которое предстало ему внутри, было не для слабонервных. По полу, по стенам, по потолку небольшой задрипанной комнаты ползали, кишели, шипели разнообразные гады неизвестной биологии, но на редкость препоганой наружности. Боб Харитоныч в изумлении замер на пороге и не сразу обрёл дар речи.

– Эка, – вымолвил он наконец, – экая у тебя, брат, антисанитария!

Потом потряс головой, и гады исчезли.

– Сам гонишь? – спросил он, принюхиваясь к подозрительного вида агрегату, стоящему в углу.

Попробовав на вкус бесцветную жидкость, стекающую из трубочки в эмалированную кастрюлю, он даже присвистнул.

– Эка! – сказал он почти одобрительно.

– Тошно мне, Бобус, – произнёс вошедший следом в комнату Витёк, – а там, – махнул он куда-то за дверь, – всё ходит и ходит, ходит и ходит.

– Печень бы поберёг, Витенька, – пропел Бобус, – если уж мозгов тебе не надо. Дай поцелую тебя, – и чмокнул печального Витеньку в щёку.

– Ну, за встречу!

– Тошно мне, Бобус. Заберут меня скоро.

– Э-ээ, Витёк, – Бобус махнул рукой. Они снова выпили.

– А помнишь, Витёк, – спросил Боб вкрадчиво, – как добыл ты платочек шёлковый с планом? А?! Мог же ведь! С Буддой, помнишь? Интересно мне взглянуть на него. А?

Витёк тупо смотрел в стену:

– Xодит, понимаешь, день и ночь ходит и в стены стучит, – потом, словно очнувшись, всхлипнул: – Раздавили нас, Бобус.

– Ты эта, эта, сопли-то не распускай. Ты погляди, что вокруг развёл, смотреть тошно. – Боб, не глядя, махнул рукой в сторону окна, – Замаскировался! А автобус-то, автобус! Надо же такое придумать! Чудила! Ты мне, эта, платочек покажи.

Витёк, как будто оглох. Боб Харитоныч, взяв его за плечи, несильно тряхнул:

– Ну?

Глаза Витька куда-то закатились. Несколько раз, как рыба, он молча открыл рот. Наконец невнятно пробурчал куда-то в сторону:

– Отдал я его, Бобус, корреспонденту отдал.

– Так, – Бобус даже охрип, – так, какому корреспонденту? Какому такому корреспонденту, сукин ты сын!!! – заорал он. – Что, что ты ему наговорил, кабачок ты недорезанный!

– Не помню, – пробормотал Витёк, – не помню, что говорил. Всё равно ведь теперь, Бобус. Тошно мне.

– Тошно тебе?! Щас тебе ещё тошнее будет! Скотина! Пошли. Прикрываю я твой балаган.

– Нельзя мне отсюда выходить – неожиданно ясным голосом сказал Витёк, – не выпустит он меня.

В окно дома мощно и тяжело постучали, так что лампа под потолком закачалась как маятник.

– Ага, – сказал Боб Харитоныч, – Ага.

– Ага, – сказал Боб Харитоныч, – Ага. Астралопитек. И где ты его, Витенька, подцепил?

Витенька молча потянулся к стакану, но Боб решительно хлопнул его по руке.

– Не знаю, – мрачно сказал Витёк, – не помню.

– Ты его заклинать пробовал? Или поговорить? – Витёк мрачно молчал. – Ладно, сам вижу, – брезгливо заметил Бобус – пошли.

– Нет, – лицо Витька сразу посерело – не надо, Бобус, я пробовал уже, не выпускает. Я ему даже стакан выставлял, не берёт!

На стену, а пожалуй что и на крышу обрушилась новая серия ударов. С потолка посыпался мусор, шлёпнулась на стол какая-то пятиногая сиреневая гадина и с писком унырнула под диван.

– Это они его прислали, заберут они меня.

– Не ной! Кто они, что они?! Будут они к тебе всякую дрянь засылать, придурок! Шляешься где попало! У тебя книжка какая есть?

– Чего? – не врубился Витёк

– Чего! Того! Тормоз! Ты вообще книжку какую после школы в руках держал? Держал, спрашиваю?

– Ты, того, не серчай, Бобус – испугано забормотал Витя, глаза его приняли более-менее осмысленное выражение, – читал я.

– Чего читал?!

– Ну, это, ты не сердись, это, читал, Булгакова там, и этого, ну, с бородой такой…

– Ну? Маркс, Флоренский, Рабиндранат Тагор? Дай сюда!

Витёк окончательно съёжился. Трясущимися руками он начал ковыряться в заваленном хламом углу.

– Были ведь. Были. Вот! – прохрипел он, доставая перевязанную бечёвкой пачку книг.

– Угу, – сказал Бобус, открывая пыльный томик двумя пальцами. – Да у тебя, брат, целая библиотека! Книгочей, книгочей… Вот этим и займись.

Витёк вздрогнул, и лицо его исказилось гримасой страдания.

– Может потом, Бобус… – начал он и запнулся. До него дошло, что Бобус разговаривает уже не с ним, а с кем-то на потолке.

– Читать умеешь? – вкрадчиво продолжал Боб, – Во, погляди, интересно ведь! Слушай вот:

Гм.

Стук притих.

– На, возьми. Я тебе вон туда положу. – Привстав на цыпочки, он сунул открытую книгу на антресоль.

Минут пять сохранялась тишина. А потом Бобус взял Витька за рукав и незаметно скользнул к двери.

Документ 2

М. С. Бесштанов

Под знаком белого сокола.

В одном американском журнале не так давно появилась статья за подписью некоего Майкла Гопника. На основании анализа сообщений контактёров за последние два десятилетия, автор приходит к выводу о скорой гибели России в результате невиданных стихийных катаклизмов и вызванной этим всемирной ядерной катастрофе. «Разоружите Россию, пока не поздно!» – взывает американская Кассандра. Здесь можно было бы со спокойной совестью захлопнуть журнал, но давайте всё же зададимся вопросом: а много ли мы в действительности знаем о будущем? Между тем без будущего настоящее бессмысленно. Во все века люди устремляли свой взгляд вперёд, составляя прогнозы. Методом были пророчества, предсказания, гадания, гороскопы. Русские волхвы – носители космического разума предвидели будущее на столетия вперёд. В числе великих прозорливцев назовём Александра Пушкина, Григория Распутина, Сергея Есенина, Корнея Чуковского, Георгия Маленкова, а из наших земляков монаха Самуила, штабс-капитана Тианского и нашего современника Л., имя которого едва ли будет разглашено при жизни этого поколения. Феномен предвидения ещё ждёт научного осмысления. Между тем многие древние пророчества сбываются прямо у нас на глазах. В Пророчествах монаха Самуила (список Веневитинова в переводе на один из восточных языков был обнаружен мною вскоре после первой публикации) за двести лет были предсказаны: организованный японской разведкой Октябрьский переворот, всемирно историческая миссия Георгия Маленкова, сумевшего нейтрализовать дьявольские козни Анастаса Микояна и приведшего Россию к победе над извечным восточным врагом и его близорукими германскими пособниками, новый чудовищный заговор против России, организованный эмиссарами Шамбалы Ириной Х. и Эрнестом Мул… вым и многое другое.

Бросается в глаза сходство этих пророчеств с дешифрованными речениями пророка Даниила, Велесовой Книги и написанного в предостережение врагу загадочного откровения Корнея Чуковского «Мухацо коту ха».

Становится ясной и наглость врагов, осмелевших в ожидании скорого пришествия Зверя-Антихриста (да не введёт читателя в заблуждение обычное прочтение этого имени: перекомбинировав составляющие его буквы, мы прочтём всего лишь сообщение «тиран стих», тираном же враги испокон веку называют Ясного сокола Гора-Сварожича и его человеческие воплощения).

Но едва ли сами ненавистники России понимают, чем чревато для человечества явление выпестованного ими чудовища, нового воплощения древнего змея, когда-то побеждённого соколом-ререгом. Напрасно надеются они, что «число его – число человеческое». Поднявшийся из безвестных глубин Зверобог не несёт в себе ничего человеческого и едва ли пощадит своих слуг и пособников. Вас, предателей рода человеческого, в последний раз призываю я: «Опомнитесь! Не дайте окрепнуть выпестованному вами злу! Ведь даже в случае его временного торжества Русь не погибнет. Хранимая высокими космическими иерархиями, она лишь временно сокроется. Вы же, посеявшие ветер, пожнёте бурю!»

Как известно, шаткое равновесие ноосферы поддерживается немногочисленными Центрами излучения духовности. Важнейший из них – Великий Владимир, сокрытый глубоко под нашим Вышгородом. Но этот древний город был оставлен и сокрыт не случайно. Порождение чудовищного Ацилута – космического дракона первовремён, – скрывающее смерть золотое яйцо было, согласно преданиям, отложено в самом его сердце. Пока силы Руси были велики, оно не представляло угрозы, мудрые сомкнули над ним своды. Но силы бездны, великой пустоты не забыли о нём. Усилиями магических кланов оно веками медленно поднималось к поверхности, чтобы однажды, достигнув земли, породить Зверя. Это случится в четверг и станет началом конца для этого мира.

Так гласят легенды.

«Чепуха!» – скажете вы. Но почему тогда такой пристальный интерес к нашему городу со стороны иноземных спецслужб и доморощенных магических кланов? Архивы КГБ, возможно, откроют нам, кем полвека назад на Александровом Погосте был принесён в жертву японский полковник и какие цели преследовал этот зловещий ритуал. Пока мы можем лишь догадываться.

Может быть, пока новорожденный Зверь будет ещё слаб, иерархиям удастся уничтожить его. Но даже если этого не произойдёт, отчаиваться не стоит. Избранники рода человеческого, прямые потомки древних русичей, несомненно, будут эвакуированы с земли инопланетными кораблями.

Текст 5

Закончив читать, Ипатий расплылся в довольной улыбке. Это был след. Бесценная рукопись, казалось навсегда ускользнувшая от него, явно побывала в руках написавшего эту галиматью придурка. Красным фломастером он подчеркнул «белого сокола», «Ацилут», «яйцо», «четверг» и два раза «Вышгород».

Мгновения зависли как пылинки в солнечном луче. Тишина сконцентрировалась вокруг стола, свернулась коконом, выдавая себя лишь лёгким дрожанием воздуха. Момент выбора обозначился пугающей лёгкостью свободы. Он может выбросить эти бумажки, открыть дверь и…

Ипа с усилием проглотил слюну и потряс головой. Странный приступ прошёл, он снова услышал стук часов.

Опять. С этим надо что-то делать.

Действия его были не совсем обычны. Он вскочил, свернул висящую на стене шитую шёлком буддийскую икону и постарался запрятать её куда-нибудь возможно глубже. Перед глазами его стояло лицо всучившего её спившегося адепта. На этом лице читалось облегчение.

Нет, тогда Ипатию казалось, что он совершил исключительно выгодную сделку. Но теперь он понимал, что с этой вещью что-то не то.

* * *

– Собрался, значит, Ельцин на рыбалку. Он любит, там, на Север, в Сибирь. Собрал семью: чемоданы, собака… Тут вбегает Ястржембский: «Ты это куда собрался?». Ну, Ельцин – «У меня, типа, билет на самолёт…» А Ястржембский – «Да через 10 дней Рохлин восстание поднимает!» А Ельцин – «Ты чё?! Да я этого Рохлина с кровью смешаю!» Так и сказал: «С кровью смешаю!», по телевизору говорили, я точно запомнил. «С кровью смешаю!». Он убил.

(удалено цензурой)

Хе-хе-хе. Доказательств много…

«Боже, почему они такие идиоты», – подумал Ипатий, глядя на нетрезвого оратора и внимающих ему толстых тёток, плотно засевших сиденья.

Какой-то остряк сказал, что пассажиры автобусов делятся на садистов и стоиков. Последним всю дорогу приходится стоять. Сегодня Ипатий против воли очутился в числе последних.

– Мы вот с вами сидим в этом автобусе как луч света в тёмном царстве. Как у Горького, хе-хе-хе, в пьесе «На дне». А молодые все одурманены, от 40 до 16-ти. Все! Может, американцы чего со спутника подсыпали? Американцы – они могут. Вот недавно задержали одного, хотел водохранилище отравить. «Кто послал?» – спрашивают. Говорит: «Америка». – «Ну ладно, – говорят, – раз сознался, отпускаем». Только полную сумку микробов отобрали…

– Вылезай, Михалваныч, приехали! – заорала мордастая кондукторша. И водитель терпеливо ждал, пока нетрезвого Михалваныча поднимут с сиденья и спустят в дверь. Не сумев удержаться на ногах, Михалваныч задумчиво поглядел в небо, видимо, решил, что ещё рано, и продолжил отдых у обочины.

Автобус всё ещё стоял когда, наконец, кондукторше удалось добраться до того места, где стоял Ипатий.

– Проезд оплачиваем!

Послушно отдав деньги, он по привычке к порядку глянул на купленный билет и лицо его пошло красными пятнами.

– Это не тот билет! – сказал он ледяным голосом. – Это билет не на ваш маршрут!

Ничто так не раздражало его в родной стране, как вот эта мелкая нечистоплотность.

– А какое вам дело, мужчина, купили себе и ехайте!

– Дайте мне другой билет или верните деньги! – строго ответил Ипатий.

– Ишь, граф Монте-Кристо какой! Проезд оплачиваем гражданочки! – сказала в ответ глупая кондукторша

– Не оскорбляйте меня. Это мошенничество. Верните деньги или будем объясняться у диспетчера!

– Вы, гражданин правозащитник, с кем хотите объясняйтеся! Находятся же такие!

Увы, глупая баба не знала, с кем имеет дело! Теперь Ипатия можно было резать на куски, но челюсти он не разомкнёт. Ещё в школе Ипатия прозвали бульдожкой, с ним не связывались самые отчаянные бугаи, даже Рудька из «А». Все знали, что если в глазах Ипы появилось это высокомерно-обиженное выражение, то бить его бесполезно – он дойдёт до директора, дойдёт до РОНО, месткома, парткома, горкома и исполкома. Сам Ипатий называл это принципиальностью.

Покидая салон, выталкиваемый могучим водителем, он был почти счастлив, как распинаемый на кресте мученик, который в упоении созерцает картину геенны огненной, уготованной для мучителей. И так и не понял, что произошло, когда по-прежнему безмятежно посапывавший у дороги Михалваныч, едва отошёл автобус, с необычайной резвостью вскочил и напрыгнул на него, как огромная кошка. Тяжёлый мягкий удар – и зрачки Ипатия уплыли куда-то внутрь.

– Попался, дитятко! – пропел алкаш и, подхватив бездыханное тело под руки, поволок его через поле к горевшему у края леса одинокому огоньку.

* * *

Сжав зубы, чтобы не застонать, Ипатий разодрал глаза. Сероватый полумрак. Светящаяся медуза. Бред, бред! Страшно ломит затылок. Он зажмурился. Убили, убили всё-таки. От жалости к себе он заскулил. Снова открыл глаза. Полумрак. Медуза. Пить! Всхлипывая, Ипатий начал шарить вокруг себя. Пустота. Он застонал. Снова вернулось забытьё.

Когда он снова очнулся, было почти светло. Он лежал на полу в неясно знакомой комнате. Горящая настольная лампа отбрасывала на потолок странную тень. Осторожно пошевелил руками, ногами. Попытался перевернуться. Перед глазами всё поплыло. «Пить», – простонал он. Рука нащупала холодный стакан. Приподнявшись, он привалился к стене, хлебнул. Внутренности обожгло, в ушах загрохотало. Ему померещилось, что над ним склонился огромный бронированный жук. Потом он долго и надрывно кашлял, пока в голове не прояснилось. По всему телу разлилась приятная теплота. Шевелиться и думать не хотелось. Кто-то дышал у него над ухом и Ипатий всё-таки спросил:

– Кто здесь? – спросил просто по привычке, потому что на самом деле ему было абсолютно всё равно.

– Бог, – пошутил кто-то.

– Господи? – переспросил Ипатий удивлённо.

– Ага, – сказал голос – ты, эта, хлебни!

Ипатий почувствовал, что стакан снова полон. Он выпил, и на этот раз голова прошла окончательно.

Он сидел в почти пустой комнате. На столе лампа. Два табурета. Неземного вида агрегат. В голове смутные обрывки воспоминаний, смахивающие на сновидения.

«Инопланетяне», – подумал он удовлетворённо и заулыбался.

– План брал? – мягко спросил голос.

Ипатий замотал головой.

– Платок шелковый с Буддой? Брал?

– Брал, – умиротворенно сказал Ипатий.

– Ну и лапушки, ну и на здоровье.

Документ 3

Сообщение д-ра Майкла Гопника (Чикаго), на международной конференции в Вышгороде.

По поводу одной ивритской рукописи.

Уважаемые коллеги! Уже находясь в России, мне удалось познакомиться, среди материалов конференции, с переводом восточной (судя по всему, ивритской) рукописи, выполненным мистером Бесштановым, увы, с недоступного мне оригинала. К сожалению, последнее обстоятельство делает невозможным сколько-нибудь серьёзные научные выводы. Тем не менее, несомненное сходство рукописи Бесштанова с содержанием случайно сохранившегося отрывка ирландской саги «Повелитель Тары» заставляет всерьёз задуматься о совершенно неизученных еврейско-ирландских культурных связях в эпоху средневековья. Особо останавливает внимание несомненное сходство представлений о миросозидающих функциях соответственно еврейского и огамического алфавитов. Однако, во избежание скоропалительных выводов, я намерен ограничиться публикацией в материалах конференции выполненного мной перевода саги.

Повелитель Тары

….сколько хранителей имеет Тара?

Нетрудно ответить: четырёх хранителей.

хранитель севера правит от Самайна до Имболка,

хранитель востока, от Имболка до Бельтайна,

хранитель юга, от Бельтайна до Лугназада

хранитель запада, от Лугназада до Самайна.

Чем прославлены они?

Нетрудно ответить:

На западе – мудрость.

На севере – битва.

На востоке – изобилие.

На юге – музыка.

В центре – власть.

Кто же правит в центре?

Нетрудно ответить: король правит в центре. Ибо, воистину, королем достоин называться правящий там.

Как называют его?

Тельцом называют его, Опора его имя. Ибо воистину он опора Тары.

Каково же величайшее из его сокровищ?

Нетрудно ответить: три волшебных зеркала его сокровище. От единого источника произошли они.

Каковы же их свойства?

Воистину чудесными свойствами обладают они. Ведь, заглянув в одно, узнаешь всё бывшее, в другое – то, что есть, хотя бы и за морями, в третье – то, что случится.

Какими ещё свойствами обладают они?

Удивительными свойствами. Ибо нет в Таре ничего, что не было бы создано с их помощью. Воистину, волшебными свойствами обладают эти зеркала.

Какими ещё сокровищами владеет король Тары?

Удивительными сокровищами. Волшебная сеть из одной нити – сокровище короля Тары.

Что это за сеть?

Удивительна эта сеть. Целое войско спутает она. Никто не вырвется из сети владыки Тары.

Кто же соткал её?

Три ткачихи соткали её для короля. Бригита, Власть и Тёмная их имена.

Нет ли у них других имен?

Есть. Бригитой зовут каждую из них.

Не из огама сплели ли они эту нить?

Воистину, из огама сплетена она.

Не Огамом ли называют ещё короля Тары?

Да, так его называют.

Есть ли ещё у него имена?

Да, много имён у властителя Тары.

Есть ли ещё чудеса в Таре?

Да, удивительное дерево растёт там. Три корня имеет оно. Один корень на земле, другой под землёй, третий на небе. Воистину, огромно это дерево.

Есть ли ещё чудеса?

Да, много чудес, удивительные чудеса!

Придёт ли конец владычеству Тары?

Да, придёт, когда ночь Самайна придётся на ночь Лугназада. Воистину великая это будет ночь!

Грохот копий. Слава героям.

Ночь без края. Звёзды потухнут.

Змей явился – исчадье бездны.

Древние боги стали на битву.

Смяты оплоты. Крепости рухнут.

Сын на отца поднимет руку.

Великая битва. Горе спящим.

Древние саги станут ложью.

Что будет после этого?

Прекрасный мир, новый мир. Новые боги. Прекрасная Тара.