Читать книгу Геометрия - Максим Александрович Глухманюк - Страница 3

3

Оглавление

Женя проснулся в семь утра.

Всю ночь ему снилось что-то непонятно и тревожное, он просыпался раз пять, в холодном поту. Проснувшись в пятый раз (в три часа ночи), он решил, что у него лихорадка, померил температуру, но температура оказалась нормальной.

Поэтому он сделал то, что делал при смутных недомоганиях достаточно часто, – выпил таблетку «валерианки» и половинку аспирина.

Затем поменял влажную простынь на сухую, лег и почти сразу же вырубился. В остаток ночи сны ему не снились.

Но стоило ему проснуться, как тут же вернулась неясная тревога.

Первой его мыслью после пробуждения было:

– Господи, как же у меня болит голова… Наверное опять магнитные бури и все такое… Или давление. Надо было выпить не половину аспирина, а целую таблетку…

Помимо головы у него еще и ныли ноги. Матерые каратисты, которые занимаются больше трех лет, чувствуют погоду ногами, прямо как старики. Ежедневные изматывающие тренировки и частые травмы голени – вот, что такое каратэ.

Женя поднялся с постели и шатающейся походкой добрался до туалета, быстренько отлил (сидя в невероятной позе, потому что «стояк» был каменный, «стояк» не спешил уходить), затем отправился завтракать.

Родителей дома уже не было – они уходят на работу в шесть утра. Отец работает на грузовике, а мама – на метеорологической станции.

На кухонном столе лежала записка. По почерку Женя понял, что ее написала мама:

«Сегодня весь день будет ураган. Ветер будет усиливаться. Оставайся дома. На улицу без крайней нужды постарайся не выходить. Банановый пирог ждет тебя на балконе. Помой посуду».

Женя улыбнулся. «Оставайся дома» – это синоним «школа отменяется». И это хорошо. В Сибири школы работают в любую погоду, и только родители учеников решают, какая погода считается достаточно плохой, чтобы можно было не идти на школьные занятия.

Парень хорошенько позавтракал (съел половину бананового пирога и выпил добрый литр жирного молока), почистил зубы и лег обратно в постель. В постели было тепло и уютно, не то, что на улице. Там снаружи завывал лютый сибирский ветер. Огромные снежинки неистово барабанили по окну и металлическому подоконнику. В глубине дома что-то поскрипывало.

Женя взял телефон и хотел включить какой-нибудь фильм, но не получилось – мобильная сеть отдала концы. В это утро даже мобильный сигнал решил не идти на работу и остался дома.

И тут парню в голову пришла сумасшедшая мысль:

– А что, если сейчас пойти в школу? Наверняка, почти никто из учеников не придет, и можно будет подняться в глазах преподавателей. Выпросить халявную пятерку или выполнить работу над ошибками, ибо в последнее время оценки Жени были «так себе», особенно по геометрии.

Если в итоговой колонке семестра появлялась хотя бы одна тройка, отец устраивал парню хорошую взбучку. Нет, он не бил сына. Вместо этого он на все каникулы брал его с собой на работу. Каждый день. И это было гораздо хуже, чем порка. Парню приходилось мерзнуть в неудобном грузовике с шести утра до четырех вечера. Все две недели.

– Если ты вздумал забить на учебу болт, – говорил отец, – то я покажу тебе, к чему это тебя приведет.

И это действовало. Если бы вместо такого изощренного наказания отец порол Женю (пускай даже порол бы до крови), то вряд ли порка заставила бы парня взяться за учебу. Женя давно привык к боли, он ведь занимается единоборствами с двенадцати лет.

Парень на секунду отложил телефон в сторону и задумался.

– Я никуда не пойду… – пробормотал он самому себе. – Там холодно, мама разрешила остаться дома, ветер будет усиливаться.

Но перед глазами у него маячила грязная и холодная кабина отцовского грузовика.

Он взял телефон и тут же снова его отложил.

– Это безумие…

Затем он поднялся с постели и начал одеваться. Он хотел остаться дома, был даже готов завалиться спать до самого вечера, но мысль о наказании за итоговую тройку по геометрии пульсировало в его мозгу все сильнее и сильнее.

Женя оделся как можно теплее: напялил на ноги валенки, хотя обычно ходил в школу в тяжелых кожаных ботинках; лицо укутал колючим шерстяным шарфом; а вместо обычной шерстяной шапки надел отцовскую шапку-ушанку из песца. Она была такая огромная и такая пушистая, что когда Женя взглянул на себя в зеркало, то не выдержал и рассмеялся, до слез.

– Я выгляжу, как додик.

На кухне раздался шум. Парню не нужно было заглядывать туда, он и так знал, что старый жирный кот – Мурчик – потянулся во сне и снова упал с табуретки, прямо в коробку с луком. Кот падал со стула каждое утро, ровно в 7:30, по нему можно было сверять часы. Обычно рядом со стулом стояла коробка с луком или ведро с картошкой – потому что места на кухне было довольно мало.

Но однажды Женя совершил недостойный поступок – поставил рядом с табуреткой кота тазик с водой. Ему было интересно, что будет, если кот упадет в воду.

Бедный Мурчик…

Тогда он заорал так, словно его режут тупым ножом. И минут пятнадцать носился по квартире в паническом ужасе, забрызгав все обои водой и оцарапав своими лютыми когтями всю мебель и линолеум.

– Мурчик? – позвал Женя, пропихивая левую ногу в тесный валенок.

– Мяу… – вяло мяукнул тот в ответ. – Мяу…

Затем послышалось шуршание – жирная черная туша пыталась выбраться из высокого овощного ящика. Коту шел тринадцатый год, он был тяжел и неуклюж. Через несколько секунд раздался еще один удар – кот перевернул ящик, и теперь вся кухня была засыпана луком.

– Хороший кот, – сказал Женя, протискивая в валенок уже другую ногу.

Через несколько секунд он вышел, закрыл квартирную дверь на все три замка, нехотя спустился по высоким деревянным ступеням (он живет на втором этаже трехэтажного дома) и осторожно выглянул на улицу.

Там был ледяной ад.

У подъезда снега было минимум до колен, хотя вчера здесь все расчищали. Ветрище буквально сдувал Женю с ног, а ведь он крепкий парень, каратист, его силе мог позавидовать даже взрослый мужчина. Огромные снежинки кружились с таким неистовством, и их было так много, что через двадцать метров Женя уже ничего не мог разобрать – ни домов, ни деревьев, ни машин. Через двадцать метров была сплошная белая стена.

– Видимо, сегодня можно будет потребовать даже две халявные пятерки… – пробормотал парень, но своего голоса он не услышал из-за шума стихии.

Ветер свистел, стонал и рычал, словно это и не ветер вовсе, а какое-то неведомое чудовище, тасманский (сибирский) дьявол.

Женя оглянулся через плечо. Он хотел вернуться домой, забраться обратно в постель и просто уснуть, но не мог – еще одни две недели в кабине отцовского грузовика он просто не переживет. Парень натянул шарф до самых глаз, убрал руки в глубокие карманы и шатающейся походкой отправился в школу.

На улице было -40 градусов по Цельсию, скорость ветра порой достигала двадцати метров в секунду, снег шел сплошной стеной. От дома Жени до школы было полтора километра.

Обычный маршрут Жени наглухо замело снегом, поэтому он шел по высокой дорожной насыпи, которая шла вдоль леса. Эта дорога была «рабочей артерией», по ней ежеминутно проносились тяжелые грузовики, загруженные огромными бревнами до самых краев. Пару раз в час по этой «артерии» проезжала колонна снегоочистительных машин, но даже этого в такую погоду оказывалось мало – уровень снега на дороге и возле нее не опускался ниже уровня колен.

– Да, – подумал парень, – вот, что такое «тяжелая работенка».

На всем пути Женя не увидел на улице ни одного человека, были только фуры, снегоочистители да пара каких-то теней возле леса. Скорее всего, это были бродячие собаки, хотя могли быть и волки, в такую погоду они часто покидают свои лесные владения.

В сорокаградусный мороз снег под ногами скрипел по-особенному, и этот «особенный скрип» парню очень не нравился. От него начинали ныть зубы, а по костям бегали колючие мурашки. Точно такое же ощущение он испытывал, когда кто-то царапал ногтями по школьной доске или тер друг о друга два куска пенопласта.

Мерзкий такой скрип, который проникает в самое нутро, от которого нельзя укрыться, прямо как от нравоучений бабушки или матери.

Когда он добрался до школы, то уже почти не чувствовал ног. Казалось, что ниже колен они превратились в сплошные ледышки. Лицо сильно замерзло даже несмотря на толстый шерстяной шарф. На рюкзаке выросло несколько крупных ледяных сосулек, а на огромной (додиковой) шапке намело уже целый сугроб снега.

В школе горел свет (в двух окнах на первом этаже, и в трех на втором), но дверь оказалась закрытой. Когда Женя представил, что школа закрыта, и ему придется идти назад даже не отогревшись, у него внутри все оборвалось. Он уже видел, как он ползет по полю и замерзает, замерзает, замерзает… Как парня объявляют пропавшим без вести. Как его полуразложившийся раздувшийся труп находят в середине или конце весны. Безглазый и червивый труп…

Он несколько раз ударил дверь ногой. Удары были настолько сильные (ведь он каратист), что обычная дверь давно бы слетела с петель. Но эта не слетела, потому что сибирские двери делают на совесть. Делают из толстых тяжелых дубовых досок и прочного железа. На века.

Геометрия

Подняться наверх