Читать книгу Хроники Ликтора. Том первый - Максим Андреевич Васильев - Страница 6

– Что мы здесь делаем?

Мы стояли у довольно опрятного кирпичного зданьица, скрытого от глаз снующих прохожих массивными, одноликими, сверкающими даже в туманном мареве, стеклянными высотками. Через длинный переулок силился пробиться мерцающий блеск бурлящего неоном «Центрального района». Его свет едва доставал до крыльца, образуя подобие тусклой дорожки, маня зайти.

– Как что? Самая важная часть дня! – ответил я.

Массивный охранник на мгновение выступил из тени при нашем приближении, но, рассмотрев меня, едва кивнул и указал рукой на дверь, пропав в той же тени. Его рука всегда была в перчатке, наводя на мысль, что это, скорее всего, протез. Возможно, часть руки даже была ратионной18. Но наша учтивая молчаливая игра длилась не один год, и нарушать приятную традицию ради любопытства не хотелось. Поэтому, лишь кивнув в ответ, я открыл входную дверь, тем самым приглашая кадета войти.

– Анализ улик? – гадала Лина, медленно поднимаясь по ступенькам крыльца. – Информатор?

– Лучше, Эбберт! – мы вошли внутрь, попадая под теплый мягкий отсвет старых ламп. – Обед!

Это был ресторан. Вернее, я бы даже сказал, ресторанчик. Вполне себе уютное и тихое место, про которое говорят: «для своих». Одно из немногих мест, где можно поесть не синтезированные блюда19.

Как всегда, ненавязчиво играла приятная ретромузыка. Что-то типа «клауд-мамбл-хип-хопа» двадцатых, тридцатых годов до эпохи Илона. Создавалась атмосфера хорошего отрадного настроения, которое не получишь от современной бездушной какофонии звуков.

– В седьмом часу вечера? Скорее уж ужин, сэр. – Кадет хоть и пыталась быть невозмутимой, но, пока нас провожали за стол, явно с интересом осматривала интерьер заведения.

– Ну, я встал только четыре часа назад, – нас расположили в углу за миниатюрным столом с уютными диванчиками. – Так что у меня обед. Но если твоим вкусовым рецепторам так аппетитнее, то ты можешь и отужинать.

Я снял плащ и аккуратно водрузил его на спинку диванчика. Галантным жестом указал кадету на диван напротив, предлагая сесть.

Эбберт была явно озадачена.

– Желаете как обычно? – спросил официант после того, как мы расположились.

– Мне да. А девушке меню. – Ответил я за двоих.

– Прошу вас, – официант протянул Лине кожаную папку. – Когда будете готовы сделать заказ – кликните меня. Приятного вечера!

Официант поклонился и удалился в подсобное помещение.

Я смотрел на кадета. Меня немного забавляло её состояние. Растерянные глаза девушки скользили по открытому меню, словно она вдруг оказалась ребенком, потерявшим родителей в толпе.

– Что это за место? – Лина, наконец, подняла взгляд на меня. – Здесь что, подают растительную и животную пищу? Меню не электронное, заказ делать через официанта, да и тот человек?!

– Да, все верно. Здесь нет физиологически полезного спреда или калорийных Экситейторов. Животные и растения жили-жили, а потом их убили, чтобы принести их зажаренные останки нам на стол.

– Я думала, это варварство давно исчезло!

– Варварство? Это не варварство! Убийство – жизненно необходимая штука, знаешь ли.

– Вы хотите мне сказать, что убийство животных кого-то спасает? – возмутилась Лина – Вы смеётесь надо мной?

– Ты разве не в курсе, в каком мире мы живем? В условиях дефицита ресурсов демография населения держится в жёстких рамках. Без специальных стимуляторов и квоты на ребенка женщина не сможет родить нового Гражданина во славу Партии. А Партия регламентировала довольно конкретное число людей – полтора миллиона особей, плюс-минус пара тысяч. Но природа никогда не подчинялась людским законам. У неё своя правда! И всё работало как часы, пока мы не вторглись в её владения и не разрушили её догмы еще задолго до огня войны. Мы знаем, что за стенами Города–3B3Х нет жизни, и я не про людей. Сама планета отравлена, а экосистема нарушена. И такие города, как наш, построены на отголосках прошлых райских мест. У нас есть вода, но она синтезируется на основе подземных вод, есть физиологически полезная еда, и высококалорийные энергетические стимуляторы и Экситейторы, но всё это производится на основе живого биоматериала. Нельзя создать что-то, имея в чашке Петри лишь воздух. Да и тот восполняется искусственно, потому что без обилия растений мы не получаем достаточного количества кислорода, чтобы прокормить большое количество животных, если они будут бездумно плодиться. У животных нет квот на детей. Они ведь глупые, не под стать нам.

Официант принес мой обед, и, бросив взгляд на закрытое меню в руках кадета, удалился.

– Так что, съев эту свиную рульку с молодым картофелем, я спасу наш мир от краха, – я быстро свернул монолог. – Приятного мне аппетита.

Пришлось прервать свою тираду, так как жир, стекающий с мяса, напомнил, как сильно я проголодался. Пока был в запое, не мог вспомнить, когда последний раз вообще питался нормально.

Этикет – хорошая вещь, если пытаешься произвести впечатление на даму, но вспомнил я об этом лишь тогда, когда держал свиную ногу руками, а мои зубы впивались в аппетитную поджаристую корочку мяса.

– Но есть Экситейторы! – выпалила кадет.

– Ага. И бесплатные подопытные для их тестирования. – Промямлил я ртом, набитым вкуснейшей свининкой.

– Но можно же хотя бы не есть их! Это не гуманно!

– А что делать? Да, вполне можно и не есть. А тесты проводить на Тушах. Отпустить с миром за стены всю живность, ареал обитания которых был давно разрушен. И тогда в этом самом мире больше не будет никого, кроме человека.

А ведь мы до сих пор считаем свой вид венцом эволюции. Хотя, раз только мы и выжили, значит, так оно и есть.

– Вы сейчас пытаетесь одобрить «праведный» геноцид?!

– Человек жаждет превосходства. Вот и выбирай, либо геноцид свинок и коровок, либо геноцид лишних людей.

– Не думаю, что было бы сильно хуже, если б люди оставили животных в покое и проводили, как вы выразились, «опыты» на тех, кто как минимум заслужил это – Тушах, изгнанных за убийства, насилие и жестокость. На мразях, которые наплевали на наши устои и законы Партии, сэр!

Запечённая картошка приятно пахну́ла на меня жаром, когда я наклонился вдохнуть её аромат вперемешку с пряностями. Божественное сочетание ингредиентов невольно заставило меня усмехнуться. А все-таки как мало для счастья нужно, и как оказывается легко его достичь! Но у человека не может быть все так просто. В погоне за решением экзистенциальных проблем мы погружаем свой мозг все дальше и дальше в пучину размышлений. Копаясь в любом бреду типа: «А что если картофель, который я ем, страдает, как и я»?

– Сэр? – Лина смотрела на меня, явно ожидая ответа.

Помню, дед рассказывал про растения и грибы, показывал книги с цветными картинками, разъяснял, что флора намного чувствительнее, чем другие организмы. Это не просто пассивная, запрограммированная на рост, трава. Она может уловить и внедрить полученную информацию о множестве различных, неустанно меняющихся, природных параметров и применить это знание для дальнейшего процветания. Однако у растений нет головного мозга, центрального процессора или власти Партии. У них отсутствует само понятие «главности». Их организация полностью рассредоточена. Растение, как ГОЛОНЕТ – его не получится сломать или отключить – оно существует в своей общности. Поэтому вы можете уничтожить практически всё, вырвать с корнем, как сорняк, а растение продолжит жить. Выходит, они модель будущего развития, которую нам, людям, не суждено постичь.

Мы как дети, которым дают пазл на пятьдесят деталей, и вместо того, чтобы собрать картинку с желтым подсолнухом, мы мажем вырезанный цветной картон непонятной нам формы соплями. Суем в рот, чтобы извалять в слюнях и выплюнуть. Таков человеческий инстинкт: «Не можешь понять – разрушь». И, видимо, до эры Илона мы не понимали абсолютно ничего.

– Сэр?! – на меня был устремлён пронзительный взгляд кадета.

Я достал флягу и сделал глубокий глоток. Невольно крякнув от удовольствия, отправил последний кусок картофеля в рот. Эх, все-таки чертовски вкусно, да и толика алкоголя развеяла бредятину в моей голове. Я вспомнил зачем пришел сюда на самом деле. Пора было надавить на Эбберт.

– Прости, кадет, какой был вопрос? – я сделал вид, что вспоминаю. – А! Про то, что ты хотела бы ввести вивисекцию для людей, правильно я понял? А вы довольно радикальная особа, я бы сказал!

– Что? Нет! Я лишь предложила вариант не мучить животных!

– Для вас люди хуже животных? – я уже закончил есть и теперь мог полностью отдаться игре.

– Вы специально переворачиваете мои слова! Это какой-то стресс-тест? Вы не заставите меня сорваться или почувствовать вину! Это вы, а не я ели живое мясо! Вам должно быть стыдно, а не мне! – На щеках Лины проступил едва заметный румянец.

– Простите, Эбберт. Работа и правда стрессовая, и нужно как-то выпускать пар, но не в первый же день службы, Эбберт!

– Что вы имеете в виду? – её взгляд изменился. Теперь это был прищуренный взор ковбоя, устремившегося глазами на кобуру окружного маршала, который застукал его при попытке своровать кресло-качалку у безногой столетней старухи с повязкой на глазу. В общем, у кадета был очень напряженный взгляд.

Поэтому теперь нужно действовать осторожно. Нельзя сразу тянуться к револьверу. Маршал сам уже немолод, а юнец может оказаться проворнее. Поэтому «законник» должен медленно поднять руки, чтобы бандит не нервничал.

– Тебе понравилось его бить?

– Что, простите?

– Я о мистере Гочи́, который… как ты сказала? «Упал с лестницы. Один или два раза».

– Он заслужил. – Тихо ответила кадет и отвела глаза немного в сторону.

Довольно быстро созналась. Она что, не будет юлить? На месте преступления аж целую версию с устройством шокера выдала, а тут как-то чересчур лаконично выходит.

– Не страшно. Ты лишь прислушалась к шёпоту своего внутреннего голоса. Но если бы Гочи́ умер, мы бы потеряли того, кто за всем этим стоит. Ты расслабилась и, поддавшись легкому импульсу, чуть не загубила дело. Да, ты бы остановила исполнителя, но что помешало бы их нанимателю залечь на дно и продолжить спустя какое-то время?

Теперь глаза ковбоя были скрыты под полями шляпы и рассматривали в лучшем случае свои сапоги. Победа Маршала налицо, его рука всё ближе тянется к револьверу.

– Он заслужил. – Медленно и отчетливо повторила Эбберт.

– Я не виню тебя. Работа Ликтора опасна, грязна, сложна, так еще и не благодарное это дело. Я-то тебя пойму, а вот общественность скажет: «Непрофессионально, жестоко себя повела. Да, он преступник, но она взяла и сбросила его с лестницы! А зачем? Ведь ей он ничего не сделал, а она потеряла контроль в первый же день»!

Револьвер уже в руке, осталось лишь прицелиться и выстрелить.

– Ты попробовала, и я уважаю тебя за попытку, но эта работа не для тебя, потому что ты хороший человек, – я протянул ей руку, – можешь отдать мне шокер и удостоверение кадета, я все равно в участок, а ты пойдешь домой и смоешь с себя этот день. Купи какой-нибудь дофаминовый стимулятор, приди в себя. А завтра приедешь к обеду, подпишешь заявление по собственному, и я отдам тебе характеристику, грамоту, благодарность в рамочке, всё что захочешь. И отправишься в место, где будет теплей, опрятней, да и компания получше. Что скажешь, Лина?

Выстрел. Просто смирись девочка, и я поеду уже дальше выполнять свою работу один.

Однако, что-то было не так. Взгляд. Тот самый взгляд ковбоя. Эбберт смотрела мне прямо в глаза. В них не было гнева, ярости, или слёз отчаяния. Вся она пылала решимостью. Пусть я и попал, но явно ошибся калибром, и теперь бандит не даст маршалу спуску.

– Я не говорила, что бросила Гочи́ с лестницы. Я лишь сказала, что он заслужил. Вы не осмотрели квартиру сверху, а я осмотрела. В этот момент Гочи́ попытался сбежать, и я применила силу.

– Но ты могла связаться со мной, я бы задержал его внизу.

– А вы могли подать автомобиль в розыск, но вы выстрелили водителю в лицо с пятого этажа, чтобы не подвергать людей опасности. Вы, господин Роман Ильин, решили закончить всё там, в квартире Славянко! Я выстрелила из тазера между лестничными клетками, чтобы мистер Гочи́ даже в теории не имел возможности причинить зло людям. Я поступила ровно так, как сделали бы и вы. Если моё удостоверение и окажется на столе, то вместе с вашим жетоном.

– Не сравнивай меня с собой, кадет. Я – Ликтор. И действую так, потому что у меня есть такое право! Я не нарушаю регламент и действую по уставу.

– Я не сравниваю. Я, черт возьми, равняюсь на вас! По крайней мере, пыталась. Думаете, я не вижу, что происходит? Я не дура и понимаю, что вы хотите от меня отделаться, хоть и ума не приложу, чем вас так раздражаю. Я пыталась быть учтивой, даже говорила точь-в-точь как предписано уставом, а вы лишь сильнее хотите избавиться от меня! Столько трудов мне стоило, чтобы меня направили работать именно к вам! Я знала, что будет опасно, что от ужаса перед изощрённостью преступлений поседеют волосы, а к горлу подступят рвотные позывы. Но я не ожидала, что Роман Ильин окажется самодурным непрофессиональным выпивохой!

Глаза её горели синим бушующим морем, и я совсем не был готов к обрушившейся на меня волне.

– Ну, тут вы не правы, кадет. Когда дело касается выпивки – мой профессионализм зашкаливает! – я отхлебнул в качестве доказательства из фляги. – Ты мне хочешь сказать, что тебя не Партия направила? Ты по собственной воле в это дерьмо лезешь? Я-то тебе на хрена тогда сдался?

Ноздри кадета, всё быстрее надувавшиеся до этого момента, резко замерли. И спустя пару глубоких вдохов Лина ответила:

– А вы знали, что в Академии проводятся лекции по работе Ликтора Ильина? Что видео арестов и допросов разбираются на учебных занятиях? Что он единственный Ликтор за всю эпоху Илона, который смог выживать на службе больше двенадцати лет! Я еще второй Профтест не сдала, а он уже карал преступников! Он – легенда! Я просто не могу поверить, что он – это вы!

Проиграл. Во время дуэли она взяла и с легкостью выхватила револьвер из моих рук. Может, я поспешил с выводами? Неужто преступником была та невзрачная бабка, а Маршал не разобрался в ситуации, потому что уже все мозги проспиртовал?

– Я всё равно стану Ликтором, – продолжила девушка. – Если не хотите мне помочь, то хотя бы не мешайте.

Эбберт еще пару секунд смотрела мне в глаза и, не дождавшись ответа, всем телом нагнулась через стол, взяла мою флягу и знатно пригубила. Затем встала и сказала:

– Подожду вас около машины. Не нравится мне в этой живодерне, как ни крути.

Я провожал её взглядом до выхода и думал о том, что очень давно так не охеревал.