Читать книгу Цена слова - Максим Диденко - Страница 6

Он шел по широкой дороге, плотно устеленной пеплом. Неподалеку, в паре километров от него, громыхал вулкан, готовящийся вот-вот изрыгнуть свое всепожирающее жидкое пламя, но пока что лишь обильно сеял на землю свой серый, безжизненный пепел. Рядом, тихо как призрак, плелся Терри − питомец − не то пес, не то какой-то демон, ибо лапы у него были мощнее в несколько раз, нежели у обычной собаки, а клыки его даже из закрытой пасти торчали настолько угрожающе, что становилось страшно даже тогда, когда тот совсем по-доброму смотрел на своего хозяина. Сложно было вообразить тот страх и ужас в глазах врага, когда эта пасть раскрывалась в злобном оскале, готовясь напасть и разорвать на части любую жертву…

Даррел пытался не подавать вида своей растерянности, но это было очень сложно. Его не покидало какое-то неосязаемое чувство, будто бы что-то не так, но в чем именно все дело, он, на протяжении всего пути из Энолорта, никак не мог понять. Кто он? Какова его цель? Да все же ясно − он воин, который любой ценой обязан защитить, спасти… он живет ради…

В этот миг время остановилось. Лишь тихий ветерок заставлял шелестеть оставшиеся на деревьях листья, но он этого не слышал. У его взора, прямо под ногами, предстала мелкая монетка, эквивалентная десяти единицам какой-то незнакомой ему валюты, с золотистой нитью, продетой в грубо сделанное отверстие у самого гурта. Он застыл с широко открытыми глазами, когда понял, что преследовавшее его ощущение фальшивости всего происходящего вокруг, было не просто ощущением, а попыткой разума прорваться сквозь густую пелену, которая закрывала ему доступ к воспоминаниям его первичной личности, а монета заставила альтер эго отойти на второй план. Он наклонился, потянувшись рукой к монете и успев прикоснуться к ней, обмяк и упал без сознания.

Проснулся он уже в прохладной маленькой комнатке, на кровати с высокими перилами.

− Что произошло? Где я? − задал он вопрос в никуда.

Спустя несколько секунд его глаза начали привыкать к дневному свету, после чего он увидел темный силуэт девушки у окна и нежный голос жены.

− Ты дома…

− Элизабет, я спал? Как долго ты здесь? Мне приснился такой странный сон, − сказал Даррел.

− Это был не сон, − отрезала она, предполагая, что он слышал и ощущал все то, что происходило рядом с ним, лежащим в некой, своего рода коме. И тут же добавила:

− Что ты помнишь?

− Да бред какой-то, − ответил Даррел. − Пепел, холод и… Помню, как был зол. Мне было кое-что нужно… Черт. Чем больше я пытаюсь вспомнить, тем более ловко от меня ускользают последние воспоминания, − с негодованием проворчал Даррел, но все же смог взять себя в руки. − Ничего, это ведь сон. Зачем мне о нем думать и пытаться вспоминать все детали.

Элизабет ничего не ответила.

После недолгой паузы, уже присев на край кровати, он стал расспрашивать жену, искренне не понимая напряженной ситуации.

− Бет, − продолжал он. − Милая, почему ты сегодня такая странная? Что-то произошло?

− Если это все можно назвать происшествием, то пусть будет так, − отвечала она с глубокой грустью в голосе. − Неужели ты и правда ничего не понимаешь? Как же это больно, − всхлипывая и выбегая из комнаты в слезах, опрокинула графин с водой, что стоял на журнальном столике около кровати.

Даррел не стал догонять ее, в попытке разобраться, что же все-таки заставило ее расплакаться с самого начала дня, ибо на одно с первого взгляда обычное утро, неясностей было вполне достаточно.

Он вытер воду со стола и убрал графин. Как и любым другим утром, он вышел на крыльцо дома, осматриваясь по сторонам, после чего закурил свои «Мальборо» и, поставив локти на перила, всматривался в даль, пуская неаккуратные кольца дыма по ветру. Голова гудела как с жуткого похмелья, но ведь он вчера не пил. Попытки вспомнить детали вечера, после которого он себя так странно чувствует, ни к чему не привели. Ни к чему необычному.

Как и в большинстве вечеров, он, плотно поужинав вместе с супругой, готовился ко сну. Иногда, чтобы лучше спалось, позволял себе выпить бутылку светлого пива на крыльце дома. Как приятно было включить старую добрую кантри музыку, на свисающем с деревянной опоры приемнике, все так же вглядываясь вдаль; рассматривать тонкие силуэты высоких деревьев на фоне уплывающего за горизонт солнца, закурить сигарету и просто расслабиться. Пускай ненадолго, но это были одни из лучших минут, когда ничто не могло его потревожить. Почти ничто.

Все было почти как всегда, только вот расслабиться как следует и не выходило. Была тревога и вопросы. Одним из них был вопрос о том, каким образом монета, отороченная золотистой нитью, найденная на той дороге, оказалась у него в руке. Он солгал, сказав жене о том, что абсолютно все воспоминания из того сна улетучились. Одно он знал точно: первый и единственный раз, когда он видел эту монету, был незадолго до его пробуждения дома − на той самой осыпанной пеплом дороге, но и лишь она осталась в его памяти уже после того, как он пробудился.

Сегодня нужно ехать на работу. Большой проект, разработанный им по строительству загородного комплекса для отдыха уже необходимо начинать реализовывать.

Даррел вернулся в дом, найдя жену у плиты, разогревающей для него завтрак. Она уже перестала плакать, но слезы на щеках еще не высохли. Она была так красива, её светлые волосы волнами растекались по плечам, и даже в слезах, ее заплаканное лицо было настолько чарующим и притягательным, что, видя её, такую подавленную и опечаленную, невозможно было бездействовать. Он подошёл, обнял любимую за талию и поцеловал в шею.

− Бэт, вижу, что тебя произошедшее этим утром тревожит даже больше моего. Расскажи мне, что произошло и почему я не помню того, как вчера уснул?

− Потому что это было не вчера, − проговорила Элизабет с дрожью в голосе и собираясь продолжить. − Ты спал одиннадцать дней.

− Что? Как? − в его взгляде и голосе было полное недоумение. − О чем ты говоришь? – вновь пораженным голосом задал вопрос Даррел и тут же подбежал к календарю, висящему на стене у холодильника. Убедившись, что уже не пятнадцатое, а двадцать седьмое апреля, осел на пол, будто бы его ударили в затылок чем-то тяжелым.

− Да, − начала Элизабет. − Я говорила с Артуром Хейлем − местным врачом, он приезжал тебя осмотреть. Говорил, что твой случай очень похож на кому. Но ты будто бы просто спал. Глаза под веками неустанно двигались то влево, то вправо. Просто сон, но ты никак не просыпался. Я всячески пыталась тебя разбудить. Последней мыслью было желание вылить на тебя холодную воду, но Хейлем меня отговорил, аргументируя тем, что это либо не поможет, либо и вовсе загонит тебя в еще более глубокий стазис, из которого, если не ты сам, то никто уже не вытащит.

Воцарилась мертвая тишина. Не став исключением из правил, Даррел, как и любой другой, услышав подобное, пришел в замешательство. Он начал ходить по комнате то взад, то вперед, пытаясь собрать все свои мысли воедино и как-то переосмыслить все только что им услышанное. Опустив руки в карманы брюк, он нащупал что-то круглое, похожее на монету, но не придал этому значения и машинально вращал ее в пальцах.

Несколько позднее, созвонившись с управлением компании «Дэйнешнал Билдинг Индастрис» − фирмы, в которой он был главным инженером, узнал, что строительство комплекса продолжается, а его заменил один из приглашенных инженеров из соседнего штата. Лютер Карлайл − заместитель директора фирмы − выразил скупые слова поддержки и распорядился скорее поправляться, но не торопиться.

− У тебя, считай, оплачиваемый отпуск, − выразился тот. − Обо всех необходимых документах я уже позаботился. Твоя жена сообщила мне о твоем состоянии уже на второй день твоего отсутствия здесь.

Не сказать, что эти слова его утешили, тем не менее, он выразил благодарность за понимание его ситуации и, поспешно попрощавшись, повесил трубку.

День прошел как в забытье. Спокойно сидеть на месте ему не позволяли назойливые мысли о том, что же все-таки с ним происходит на самом деле. Боль и шум в голове уже почти стихли и вновь появившуюся пустоту необходимо было чем-то заполнить, иначе он просто сойдет с ума.

Верным решением он нашел заняться подготовкой дров к зиме, или просто способом себя чем-либо занять. Несколько часов пролетели незаметно и с наступлением вечера боль снова вернулась. Невыносимое ощущение, будто бы его самого выгоняют из собственной головы, заставило принять позу эмбриона, там же, у груды расколотых бревен и сильно сжать виски обеими руками. Он лежал на траве, корчившись от боли и был абсолютно не в силах что-либо сделать или сказать.

Солнце едва зашло за горизонт. Начинало смеркаться, но еще было достаточно светло. Элизабет, собираясь сообщить мужу, что уже накрыла стол к ужину, вышла во двор и нашла его вновь спящим беспробудным сном. Тихо присев около него, горько расплакалась.