Читать книгу ЗемлеКоп. Бульварная сказка с пониженной социальной ответственностью - Максим Грудин - Страница 47
Действие второе
«Священный долг Родины»
Картина двенадцатая
ОглавлениеВ опорнике Василенко. Василенко сидит за столом. Перед ним и несколько справа на стуле сидит заявитель Цветков Евгений Михайлович. Цветков выглядит как старый тормозной дебил и готовности помогать следствию не показывает. Василенко уже утомлен его визитом. Он делает усталое лицо и разговаривает с Цветковым через силу.
Василенко: Евгень Михалыч, мы с вами уже полчаса тарабаним, а я так и не понимаю, что вам от меня надо?
Цветков пристально смотрит на Василенко, молчит, держит паузу. Василенко, общаясь с ним, смотрит в монитор и печатает на клавиатуре.
Цветков (оживает): Ну, я же заявление написал.
Василенко: Я рад за вас. И что?
Цветков недоуменно пучит буркалы на Василенко. Василенко продолжает печатать на клавиатуре.
Цветков: Ну, мне адвокат написал заявление и сказал в полицию идти…
Василенко: Ничоси! У вас адвокат есть?
Цветков: Ну да, есть.
Василенко: И почем нонче лойеры?
Цветков: Чего?
Василенко: Сколько платите?
Цветков: Кому?
Василенко: Адвокату.
Цветков: А вам зачем?
Василенко: Мониторю рынок.
Цветков: А, понятно. Чего?
Василенко: Да ничего! (напевает как бы себе под нос, но в сторону Цветкова) У пенсов в карманах звенят лишние пенсы. Надо бы разгрузить (продолжает печатать, смотрит в монитор, на Цветкова не смотрит).
Цветков: А с заявлением-то что?
Василенко: Ой, кто это?
Цветков недоуменно молчит. Василенко печатает.
Цветков: Вы меня слышите?
Василенко: Конечно. А вы себя?
Цветков: Я? В смысле?
Василенко: Вы мне про ваше заявление говорите каждые две минуты. Это я уже услышал. А дальше что?
Цветков: Что?
Василенко: Не знаю. От вас хочу услышать.
Цветков: Я наказать их хочу.
Василенко: Ну, наконец-то! Слова не мальчика, но мужа. А каким образом?
Цветков напряженно молчит и прямо-таки сверлит Василенко недобрым взглядом. Василенко пофиг. Он печатает.
Цветков: Ну, это мой адвокат знает. Он расскажет.
Василенко: А чего он с вами не пришел?
Цветков молчит.
Цветков: Не знаю.
Василенко: Ну, вот передайте ему мою визитку (достает визитную карточку и протягивает Цветкову. Тот встает, берет карточку, недоуменно пялится на нее, убирает в карман, садится). Пусть позвонит. Поговорим о том, о сем, подруга семиструнная (что-то напевает, игноря Цветкова).
Василенко продолжает печатать. Цветков продолжает сидеть. Проходит несколько минут.
Цветков: А дальше что?
Василенко: Это опять вы?
Цветков недоуменно молчит.
Василенко: А почему вы еще здесь?
Цветков: В смысле – почему?
Василенко: В смысле – что вас здесь держит? Что заставляет вас сидеть в этой убогой каморке, нюхать запахи из унитаза и общаться с презренным околоточным?
Цветков: А заявление?
Василенко: Так, а что заявление-то?
Цветков: Ну, в чем смысл моего заявления?
Василенко: Вы меня спрашиваете?
Цветков: Вас, да.
Василенко: Понятия не имею. Это же ваше заявление. Откуда я знаю, с каким смыслом, умыслом или домыслом вы его писали?
Цветков: Так что, сейчас ничего не будет?
Василенко: Не, ну как ничего не будет… Что-то будет, конечно. Всегда что-то происходит. Улица полна неожиданностей. Вот сегодня одна пьяная дура решила зарезаться, а я ее отговорил.
Цветков: Ну, а по моему заявлению-то что?
Василенко: А по вашему заявлению, Евгень Михалыч, будет проводиться проверка в порядке, установленном законодательством. По ее результатам вы получите ответ.
Цветков: Какой еще ответ?
Василенко: Хороший.
Цветков: Как это – хороший?
Василенко: Это не плохой. Много умных слов с общим юридическим смыслом. И все в строгой логической последовательности на листах бумаги формата А4. Понятно?
Цветков: Понятно (встает, собирается уходить).
Василенко печатает, на уходящего Цветкова не смотрит.
Цветков (оборачиваясь от двери): Ну, адвокату-то звонить?
Василенко: Обязательно звонить. Пусть приходит. В любое время буду рад видеть.
Цветков: Ну, до свидания.
Василенко: Всех благ, Евгень Михалыч, всех благ.
Цветков уходит. Василенко один в кабинете.
Василенко (вслух как послесловие к беседе): Остап, к тому времени закончивший наблюдения над Коробейниковым, решил, что старик – типичная сволочь.