Читать книгу След любви - Максим Исаевич Исаев - Страница 14
Бедный Борис Бешеный
ОглавлениеРассказ
Ничто не предвещало беды: была суббота, сияло солнце, погода ласково шептала лёгким осенним ветром прощальную симфонию вечности. Мы с женой немного пособирали опавшие жёлтые листья и, уютно усевшись на скамью, смотрели на алое зарево заката. Дачный сезон угасал. Голые ветви кустов, деревьев; мёртвые стебли цветов курились розовым дымом. Вдруг подул ветер, подняв в воздух скелеты жухлых трав, небо затянулось чёрными густыми облаками, набатно зачирикали птицы. Мы спешно покинули природу и спрятались в уютном домике возле слегка натопленного камина.
Ветер усиливался, в порывах стараясь сорвать крышу в моём доме. В тревожном ожидании я долго стоял у окна, смотрел на необузданную стихию природы и думал о том, как беззащитен человек перед её капризами.
Но вот успокоилась мокрая, холодная буря. Заработала спутниковая антенна, и мы стали смотреть последние новости. Но пришла новость оттуда, откуда мы её не ждали. У жены зазвонил мобильник.
– Привет, Лора!.. Что случилось?.. Да ты что! О-о-о! Ничего себе!.. А мебель?.. А посуда?.. И электричество?.. Да ты что!.. Ну что ты, Лора, конечно, скажу. Хорошо… Хорошо… Сейчас скажу. Я перезвоню.
Она глубоко вздохнула и хотела известить о том, что же там у наших друзей такое случилось и чему она так удивлялась, но при имени Лора я уже понял, что Боря Бешеный, муж Лоры и по совместительству мой однокурсник, влип опять, чему я, в принципе, совсем не удивился, потому как за то время, которое я знаю Борю Бешеного, мы, его однокурсники, уже привыкли к его «попадаловам». Но при первых словах жены я не на шутку испугался. – Лора Боровикова звонила. У них крышу снесло.
– Что? У обоих? И что, в дурку попали? – озабоченно спросил я.
Согласитесь, крышу снести можно и с сарая, а можно и с плеч, посему и ничего удивительного в том, что я испугался.
– Да нет! Крышу на даче у них снесло вчера. Ветром. Бедный Борис!
Своё известие касательно Бешеного то с жалостью, то с досадой в голосе она всегда заканчивала так: «Бедный Борис!» Сколько раз ей приходилось это повторять, она уже и сама, наверное, не помнит. Я рассмеялся. По-другому было невозможно никак. Зная Борю и его постоянные приключения, невозможно не смеяться даже тогда, когда вроде и неприлично, потому как у людей горе, у людей крышу на даче снесло в прямом смысле слова, а не так, как мне сразу показалось, но и удержаться от смеха нет сил, когда знаешь, кто такой Боря Бешеный. Ах ты Борик, ах ты мой дорогой, что же это тебя так преследует рок? Почему ты, почти прожив уже жизнь, так и не научился жить спокойно, как живут миллионы людей вокруг, жить праведной жизнью? Впрочем, может, и не надо жить спокойно?
И кто сказал, что это и есть единственно праведная жизнь? Жена уже давно спит, а я думаю. А я лежу, думаю и вспоминаю…
С Борисом Боровиковым мы, его однокашники, познакомились на первом курсе института только спустя месяц с начала учебного года, когда после выписки из больницы на первую же лекцию он явился с законсервированной в медицинском бандаже правой рукой и широко распахнутой улыбкой до ушей. Но легенда о его подвигах насквозь просверлила наши мозги ещё задолго до его появления на наших глазах как физического объекта. Невысокого роста, ширина могучих плеч почти равна его росту, на плечах очень короткая и основательно поставленная шея, плавно переходящая в круглую, как футбольный мяч, крупную голову, на которой уже давно стёрлись следы волос, что когда-то, судя по затылку, густо и весело росли на такой большой поляне.
Боря наш, как вы уже догадались, носит фамилию Боровиков, а кликуха Бешеный к нему прицепилась ещё со школьной скамьи за его действительно неудержимо бешеный темперамент и исключительную преданность справедливости, по вине которой Боря вечно попадал в немилость к школьному начальству даже тогда, когда на нём не было ни капли вины, а он просто защищал правду.
В то, что в школе он мог с кем-то провести лабораторные занятия на тему «Что такое есть кровавая бойня» с горячей красной струёй из носа, мы поверили сразу, как только увидели его левый, свободный от бинтов, бандажа и весь в шрамах кулак, а на его плечах и руках, торчащих из тельняшки-безрукавки, гордо и демонстративно рисовались килограммы выпуклых масс, сурово напоминающих о крепко натренированных мышцах. Но мы никак не могли представить его в роли школьного хулигана, террориста в масштабе одной отдельно взятой школы хотя бы по той причине, что Боря никак не был похож ни на хулигана, ни тем более на террориста: с его лица не сходила улыбка, даже когда он спал или просто сидел и терпел жестокое поражение в борьбе со сном на нудной и почти никому не понятной лекции по политэкономии.
При первом же знакомстве – это же понятно! – мы устроили ему вступительный экзамен в нашу уже успевшую подружиться ассоциацию одногруппников. Всех изнутри грыз червь любопытства: в каких же таких битвах и ради чего он пожертвовал здоровьем и целостностью своей правой руки, без которой гонка на выживание в борьбе за звание студента политехнического института после первой же сессии становилась весьма даже туманным понятием – как конспект писать, как чертить?
Оказалось, после успешной сдачи вступительных экзаменов Боря решил отметить с друзьями это знаменательное событие, так как после трёх лет срочной службы матросом он даже и не рассчитывал с первого раза пришвартоваться в бухте высшего учебного заведения, и по этой причине в нём родилась феерическая радость, вследствие чего у бывшего матроса сломался тормозной кран и он, сев на двухколёсного мотоубийцу друга, покатил по ночному городу, врезался в какой-то бетонный столб, сломал ключицу, два ребра и правую руку в трёх местах.
Рассказывал обо всём этом Боря Бешеный со смехом и так, как будто всё это случилось с его заклятым врагом, а не с ним, отчего и мы покатывались со смеху безудержно. Мы не могли не смеяться, слушая его историю: он рассказывал весело, сочно, с юмором, обстоятельно подчёркивая мельчайшие детали, а мы словно на вечере юмора сидели.
Марать бумагу конспектами он, естественно, не мог и поэтому старался слушать лекции со всем напряжением своего мозгового вещества, и за этим тяжким трудом он почти всегда засыпал на лекциях, подложив под голову согнутую левую руку.
В этом месте, на удивительной способности Борика Бешеного спать, я должен остановиться особенно подробно. Это даст читателю более полное представление о нашем уникальном таки однокурснике.
Итак, ночь. Перед тем как ложиться спать, Боря переворачивал вверх дном оцинкованный таз для стирки, который я купил накануне, заводил на максимальную громкость старый механический будильник времён Первой мировой войны и клал его на дно таза, где уже лежали какие-то ключи, ножницы, монеты, – всё это для того, чтобы не проспать первую пару в родной альма-матер. В половине седьмого утра от оглушительного тарахтенья, напоминавшего близкое движение танковой колонны, просыпалось всё общежитие, соседи же по комнате закрывали уши подушками, дабы избежать неотвратимой травмы ушных перепонок; сам же Боря Бешеный продолжал при этом храпеть с таким усердием, что мог бы заглушить рёв моторов целого танкового батальона.
Минут через десять-пятнадцать, очухавшись от контузии, мы, его соседи по комнате, вырубали этот ядрёный будильник и начинали тормошить виновника тревоги, а иногда нам даже удавалось придать отнюдь не проснувшемуся, ещё крепко спавшему матросу запаса сидячее положение, что, в принципе, не имело никакого значения для самого Бори, потому что ему было всё равно, как спать: сидя или лёжа.
После двух или трёх дней тяжёлой травмы по причине воздушных тревог над ухом мы разбили о стенку тяжёлый механический будильник времён Первой мировой войны, обматерили вчерашнего матроса простым деревенским сленгом и подписали промежуточный контракт, по которому мы приняли на себя обязательство пинать нашего друга ногами каждое утро и обливать его холодной водой до тех пор, пока он не вернётся из волшебной страны снов в наш грешный, но реальный мир лекций в восьмом учебном корпусе института. И мы с большим удовольствием и величайшим усердием принялись выполнять пункты нашего договора, не скрывая при этом удовлетворения, получаемого от возможности отомстить за почти состоявшиеся сердечные приступы из-за утренних тревог.
Со временем бунт на корабле начал приносить свои плоды и наш друг – и по совместительству однокурсник – стал входить в колею институтского графика. Но тут неожиданно грянул гром: Боря опять лёг в больницу. Оказалось, что кость правой руки срослась не по правилам, аморально, почему и пришлось коновалам снова сломать её и опять законопатить в более надёжный гипс. Спустя всего лишь неделю Боря Бешеный предстал перед нами в свежей гипсовой обновке и со смехом рассказывал о том, как несколько врачей ломали его руку через колено и никак не могли сломать, и только когда появился здоровенный бугай, по росту и весу напоминающий знаменитого штангиста Василия Алексеева, удалось решить вопрос, но оказалось, однако, что было рано радоваться: рентген показал, что сломали руку не по старым разломам, а совершенно в другом месте, попутно образовав при этом ещё два небольших осколка, следствием чего стала необходимость срочной операции.
Наркоз, скальпель, зубило, молоток… Перекроили, собрали по кусочкам, зафиксировали, зашили, замуровали в гипс.
У нас, молодых, которые и к врачам-то ходили только раз в жизни за справкой перед поступлением в альма-матер, волосы на голове стали похожи на сибирскую тайгу, встав дыбом, а он как ни в чём не бывало описывает красочно, захватывающе жуткую картину раздробления своей руки со смехом, шутя, как будто рассказывает какой-нибудь весёлый анекдот. Рассказывать же он умел анекдоты просто блестяще. Любой анекдот из его уст никого не оставлял равнодушным и сразу становился классикой.
Тут надо отметить ещё одну черту его характера. Вы когда-нибудь видели, как стреляет корабельный многоствольный револьверный пулемёт? Тем, кто не видел, попробую объяснить коротко: это жуткий шквал огня! Десять тысяч выстрелов в минуту!
Вот примерно так разговаривал Боря Бешеный, при этом с такой же дикой быстротой размахивая левой, свободной от медицинского вмешательства рукой. Если внимательнейшим образом не слушать его, то можно было отстать от его мыслей, потерять логику и перестать понимать вообще. Но… Но что нас больше всего удивляло и забавляло в нашем друге и однокашнике, так это то, как ему так красиво, так неожиданно и незаметно удавалось заснуть буквально за считаные секунды: только что человек рубил анекдоты, сам разрываясь от смеха и других доводя до гомерического хохота, а уже через миг спит, сидя за столом, да так, что не разбудишь даже выстрелом из пушки буквально возле уха. Как это возможно? Понять мы не могли.
Боря опять после больницы с трудом и не без нашей помощи стал вспоминать, что он вообще-то студент первого курса политехнического института и что тут, как ни крути, есть такие науки, как «начерталка» и черчение, для которых необходимы две руки, чтобы управлять кульманом; и каково же было наше удивление, когда он как ни в чём не бывало одной только рукой умудрялся что-то и чертить, и рисовать, правда, фиксируя при этом кульман то бородой, то гипсовым произведением медицинского искусства на правой руке.
Между тем приближалась зимняя сессия, которая, если кто помнит, обычно совпадала с зимними холодами, со снегом, льдом не только на тротуарах, но и на бетонной площадке перед входной дверью в общагу. Я подозреваю, что при словах «снег» и «лёд», вы, читатель, уже смутно стали догадываться, к чему я веду, и вы будете совершенно правы, если предположите, что влип опять наш Боря Бешеный в грустную историю ну прямо перед самой зимней сессией! И влип конкретно! Выходил из общежития, как всегда, на бешеной скорости и поскользнулся так, что ноги его на какое-то мгновение оказались выше головы, а тело по горизонтальной проекции совершенно неуправляемо и неприятно больно приземлилось на острые рёбра бетонных ступеней, при этом резко потянув за собой ноги вниз и расколов ими большой кусок льда на асфальте, который ночной мороз как будто специально приготовил для нашего Борика.
В результате друг наш, как потом показал рентген, получил дополнительный стимул любить жизнь в виде сломанной левой лодыжки, вывиха позвонка и сильнейшего сотрясения оставшейся целой после первого полёта на забор части мозгового вещества внутри его круглого и крепкого черепа.
Первую психологическую помощь оказал ему не спеша идущий за ним Игорь Мороз, староста наш и полная противоположность Борику Бешеному, редко употребляемым в нашей гильдии почти стихотворным выражением: «Твою ж мать!» А профессиональную помощь оказала уже скорая, наконец-то приехавшая часа через полтора. А вот что случилось дальше, вы, дорогой мой читатель, бьюсь об заклад, не угадаете никогда! А случилось вот что.
Не прошло и десяти дней, как в самый разгар зимней сессии на пороге во всей своей красе нарисовался наш незабвенный Борик Бешеный. Не успели мы ещё и сообразить, как он бодро допрыгал на одной ноге (и с помощью одного костыля) до своей кровати и начал подробно выкладывать всё своё медицинское досье за истекший период, подробно останавливаясь при этом на мельчайших деталях своих раскрошенных костей и чуть не вылетевшего из черепа мозгового вещества. Но что самое интересное, сопровождал он весь этот рассказ чуть ли не истерическим смехом, заражая и нас такой истерией, что студенческая общага тряслась ещё три дня после нашего хохота и чуть не развалилась на мельчайшие обломки, но в последнюю минуту пожалела нас, несчастных студентов, и так уже измученных теоремой Коши и историческим материализмом.
Я никогда и никого больше не встречал в жизни, кто о трагическом мог бы рассказать так, что просто умереть можно от смеха. Талант, просто гений рассказа наш Борик! Но и это, друг мой, не самое интересное в Борике Бешеном. Мы больше всего удивились тому, как он, практически всё полугодие не посещая лекций, не ведя никаких конспектов, стартовав только с середины сессии, успешно сдал все экзамены и закончил эпопею вместе с нами. Ну талантище, и только!
Нет, конечно, тут мы, его одногруппники, помогали ему: делились конспектами, подсказывали инвалиду, жертве своего темперамента, в конце концов усыновили его всей комнатой, когда ему, как члену вполне обеспеченной семьи, не дали права поселиться на двух квадратных метрах студенческого общежития, приютили, разместив на раскладушке (в тесноте, да не в обиде), но всё же мы были удивлены его способностью выходить из кризиса в такой короткий срок.
Тем временем студенческая жизнь шла своим чередом, и незаметно даже для себя мы оказались под всё активнее греющими лучами весеннего солнца. Борик наш по-прежнему плёлся на лекции, всё так же хромая на левую ногу, а иногда даже успевал на первую пару, где он на последних рядах аудитории успешно продолжал спать с открытыми глазами; так же мощно и с таким же усердием храпел в общаге по ночам, к чему мы уже – удивительное дело! – привыкли и над чем только посмеивались, беззлобно шутя про колхозный трактор и продолжающуюся посевную кампанию в одной отдельно взятой комнате студенческого общежития. Посещал Борик больницу регулярно, соблюдал все рекомендации врачей, так же был заряжен неудержимым оптимизмом и даже засобирался летом поехать с нами в студенческий стройотряд, куда мы уже вели набор центурионов, но случилось…
Я думаю, нет, я даже уверен, дорогой мой читатель, что вы не поверите, но это случилось… Борику опять сломали руку. Да-да! Именно ту, правую руку, которая почти полгода была закована в гипсовую тюрьму: рентген опять показал, что не туда завернули обиженные куски кости и что плевать они хотели на надежды и чаяния эскулапов. Глубоко вздохнули хозяева скальпеля и опять позвали на помощь скромного обладателя могучих плеч, после чего Борика выгнали из больницы, замазав его истерзанную правую руку свежим раствором гипса и даже не предложив переночевать или попить чайку.
Мы уже не смеялись. У нас закончился смех на эту рекламную пиар-акцию, на сабантуй. Нам стало досадно, что летом не будет с нами Борика, к казусам которого мы уже привыкли и которого полюбили, несмотря на его ночные издевательства над нашими ушами посредством оглушительного храпа, к которому, впрочем, мы тоже привыкли.
Сам же Борик совершенно не унывал и уже на следующий день договорился в деканате, что он пройдёт практику в институтском гараже: уж больно он любил возиться с техникой: хлебом не корми, а дай только покопаться в моторе и мазутом перепачкаться. Об этой страсти его я расскажу позже, а пока хочу вам поведать ещё об одном эпизоде из богатой, насыщенной невероятными событиями жизни нашего друга.
На следующий год Борик всё же попал в стройотряд и, скажу вам, тоже проявил себя с совершенно неожиданной стороны.
Мурманская область. Строительство атомной электростанции. Рядом со станцией возводится городок Полярные Зори для работников атомной промышленности. Мы, студенты, прокладываем в городке бетонные тротуары по северным технологиям. Двор рабочего общежития. Привозят бетон – раскидываем, уплотняем виброрейкой. Шумит последняя, как последняя сволочь. Народ выглядывает в окна, возмущается, матерится безбожно, требует прекратить шум в выходной день. Но мы-то не можем, мы работаем и в выходные, работаем с бетоном, а он, зараза, застывает очень быстро. Выходит из общаги один полупьяный, измученный похмельем гражданин, весь в наколках и со вставными жёлтыми зубами, разбивает бутылку о стену, держит её за горло и с этим лепестком в руках прёт на нас, извергая сквозь редкие зубы густой блатной жаргон и обещая в сию же секунду отправить нас в загробный мир.
Но мы не готовы ещё в загробный мир, потому что у нас тут план горит перед Днём строителя. Борик, который тоже пока не торопится туда, а торопится как раз выполнить план с лопатой в руках, пытается его утихомирить, но, видя перед собой озверевшее существо, делает лёгкое и нежное движение в сторону руки со стеклянным лепестком. Дикий крик, разлетевшиеся осколки стекла, переломанная рука, кровь, милиция, протокол, больница, пятнадцать суток хозяину сломанной руки, благодарность Борику и выполненный план.
Долго мы ещё вспоминали героический поступок Борика, спасшего нам жизнь, и его невозмутимый, с улыбкой, рассказ об этом, а мы ещё и приукрашивали событие, добавляя от себя подробности, на которые способна была наша фантазия, в результате чего вместо одного хулигана получилось два, три, а потом и вовсе целая толпа, что придавало нашему рассказу бо́льшую значимость, а Борику – беспримерный героизм. Продолжали рассказывать об этом и в поезде, когда, заработав кучу денег, ехали уже домой, в Минск, – в поезде, где случилась ещё одна забавная история.
Немного выпили, и Борик наш забрался на верхнюю полку, закурил и, как ему и положено было, сразу уснул с сигаретой в руках, да так, что сигарета между пальцами согнутой руки касалась грудной клетки, и он только на следующий день обнаружил у себя на груди глубокий ожог длиной со спичечный коробок, шириной чуть меньше, но тоже впечатляюще. Рука вместе с сигаретой качалась, обжигала тело, а он хоть бы хны – спал и даже не сразу почуял ожог, а обнаружил его только на следующий день, когда на груди уже нарисовалась большущая опухоль со вздутым как шарик волдырём. Такой вот у нас был Борик Бешеный, таким он и остался на всю свою взрослую, а теперь уже и старческую жизнь.
О нашей студенческой жизни, конечно, можно много интересного рассказать, но это может занять немало страниц, и, чтобы не надоедать читателю, я стараюсь описывать только такие эпизоды из жизни моего друга «бедного Борика», которым лично в большей или меньшей степени был свидетелем. Да простят меня наши милые дамы, потому что сейчас речь пойдёт о них. Вернее, об одном эпизоде с ними. Это тоже, уверяю вас, весьма забавно, интересно, любопытно.
Итак, пятый курс. Наши парни как-то резко и неожиданно взяли моду жениться перед самым выпуском, чтобы на рабочее место явиться уже семейными людьми и тем самым придать себе некую солидность в надежде на быстрейшее получение служебных квадратов. Чуть ли не каждую неделю свадьба. Гуляем, веселимся, пропиваем друзей, несмотря на душераздирающую тревогу о предстоящей защите диплома. На одной такой свадьбе Борик наш танцует и любезничает с молодой дамой броской красоты с длинными, почти до пояса, чёрными вьющимися волосами и соблазнительными формами, рвущимися к неутомимому кровавому бою. На второй день свадьбы Борик излагает мне секретное дипломатическое сообщение: он приглашён в гости к ней с ночёвкой, и я в придачу – для её подруги. Уточняем: она живёт с родителями в частном доме на окраине города, а родители уехали на дачу и приедут только в понедельник. А нам что, двум молодым и пока что подозрительно холостым, голодным до женской ласки мужчинам! Поехали.
Я не стану описывать, какой шикарный ужин устроили нам девочки, до какой степени мы были раскалены и честно отработали положенный в таких случаях джентльменский набор, не скрывая своих восторгов и неудержимого темперамента, поскольку никого я этим не удивлю, но вот на том, что случилось потом, нужно остановиться поподробнее.
Уставшие от ненасытной любви, измученные горячими объятиями своих подруг, мы заснули только под утро и даже не услышали, как во двор частного дома, где мы пировали всю ночь, заехала старенькая легковушка. В лёгком халате, с растрёпанными волосами, перепуганная вчерашняя подруга сильно затормошила Борика, тщетно пытаясь его разбудить, но он оставался невозмутим, пока я не облил его холодной водой из бутылки со стола.
Я уже надел брюки и успел открыть окно в сад, когда Борик только разлепил глаза. Начал он приходить в сознание, лишь когда в дверь стали колотить и угрожать убийством. Подруги наши уже тихо плакали, просили быстрей выпрыгнуть в окно. Я прыгнул первым, показав Борику пример, и успел пригнуться за кустом в ожидании друга, но Борик замешкался и потерял несколько драгоценных секунд. Сломав дверь в комнату свиданий, на пороге появился отец любвеобильной нашей красавицы и выпалил дуплетом из двустволки в сторону убегающего уже в сад Борика…
В больнице из тела Борика под его весёлый рассказ о нашем аморальном походе за удовольствиями угорающий от смеха медицинский персонал в лице хирурга вытащил целое состояние в виде свинцовой дроби и на несколько дней припаял Борика к больничной койке, приказав лежать перевязанной задницей к потолку, а в общаге нашей из моих уст к вечеру знали уже всё в подробностях и считали нас счастливчиками, что унесли ноги и остались в живых. Коварный смех при этом как будто кричал: «Так вам и надо, бабники дуреголовые!»
Недолго нам напоминали о нашем бегстве из запретной зоны: одолевали уже тревоги перед защитой и заботы после получения дипломов – начиналась взрослая и серьёзная жизнь.
Окончили мы институт и на некоторое время потеряли друг друга: у каждого появились свои житейские проблемы, и думать о других не было времени.
Прошли годы, жизнь будто сорвалась с цепи, стала стремительно меняться. Большая наша Родина приказала долго жить. Появились новые понятия в речи простых людей: кооператор, челнок, курс валют, Интернет… И меня вынужденно затянуло в этот водоворот. Искал и нашёл я свой бизнес. Немного оперившись, я почувствовал в себе горькую тоску по своим ребятам-однокурсникам.
«Одноклассники» не помогли: кроме одного из ребят, который тоже знал о наших сокурсниках немного, я не нашёл никого. В поисках каких-либо следов затерявшихся моих однокашников я нагрянул на свою бывшую кафедру и – ба-а-а! – нашёл Борика Бешеного, чему и он, и я были сказочно рады. Оказалось (я даже не знал об этом), что наш знаменитый своими приключениями Борик остался на кафедре научным работником и даже замахнулся было на защиту кандидатской, но тут как гром среди ясного неба, с шумом и гамом, новыми идеями и соблазнами, грянула перестройка. Борик тоже не устоял и под натиском ветра перемен сначала сделался кооператором, а позже и вовсе стал претендовать на обладание высоким званием предпринимателя.
Арендовал наш герой один бокс в ведомственных гаражах института и начал создавать собственный бизнес в области ремонта и реставрации легкового автомобильного парка столицы нашей любимой Родины. И должен заметить, что стартовые условия у него были гораздо лучше, чем у Генри Форда в его мастерской с дырявой крышей. Окрылённый идеей и охмурённый розовыми фантазиями, Борик за копейки купил своё первое средство передвижения – проржавевший и с неработающим двигателем продукт отечественного автопрома с уже привычным нашему слуху итальянским именем «жигули» – с великой целью превратить сие изделие в шедевр на колёсах, чтобы потом продать этот шедевр почти через аукцион и заработать тем самым первый солидный оборотный капитал.
Сидим у Борика в лаборатории, он так же эмоционально и весело, как и в юности, рассказывает о своём увлечении идеей, ну а я, зная Борика и предполагая, чем его афера закончится, уже смеюсь с самого начала. Сам он тоже смеётся как ни в чём не бывало и продолжает рассказ. Короче, Борик с невиданным подъёмом моральных и мобилизацией физических сил взялся за любимое дело – возиться с техникой – и работал как одержимый в течение нескольких месяцев, не видя света. А свет тем временем пробежал мимо него с бешеной скоростью, и Борик только теперь заметил, что кругом всё уже изменилось: цены, предпочтения, вкусы, что капитал, который Борик вложил в дело, – это уже совсем не капитал, а так, слёзы. Незаметно и преступно подкралась инфляция. Но Борик, как и всегда, не сдавался. С целью выручить хоть какие-то финансы для семейной казны он решил выставить на всеобщее обозрение на местном авторынке свой шедевр и, будучи в отличном настроении, полный жизненных надежд, выехал с раннего утра в нужном направлении.
Вы теперь только не смейтесь, дорогой мой читатель. Я тоже не смеялся. Долго не смеялся, держался до тех пор, пока сам Борик со стула чуть не упал от смеха. Ну, тогда и я не устоял и разразился хохотом, вытирая выступившие слёзы.
В общем, ехал Борик на рынок быстро, как, впрочем, и всегда, а тут откуда ни возьмись выскочила чёрная кошка и прямо под колёса побежала. Хозяин шедевра, даже не успев ничего сообразить, на автопилоте резко повернул руль влево и подставил свой бок под удар объезжающей его на сумасшедшей скорости машины, отчего шедевр Борика отскочил в другую сторону и на полном ходу боднул толстое, мощное стальное основание фонаря уличного освещения…
Очнулся Борик в больничной палате только через несколько дней и не сразу узнал от врачей весьма приятные новости о том, что он только немного порезан в трёх местах, о чём свидетельствовали несколько швов на лбу и щеке; что его нос, собранный из нескольких лоскутков, стал даже красивее, чем был, – хоть на выставку; что вылетевшие два передних зуба – это вовсе не такая уж большая потеря, о которой можно жалеть: челюстной хирург предложит сто вариантов прикручивания к челюсти современных, ослепительно белых зубов, которые сразу омолодят тебя на несколько лет. А ещё от врачей Борик узнал, что, оказывается, ключица его и раньше была сломана и что об этом не стоит даже упоминать, потому что опять заживёт, как и в молодости.
Согласитесь, всё это было довольно приятно услышать от внимательного травматолога в белом халате. О том факте, что грудная клетка Борика от удара о рулевую колонку стала немного меньше в результате хирургического вмешательства посредством удаления части лёгких, врачи предпочли промолчать из чисто этических соображений, чтобы не очень радовать пациента информацией о желанной потере веса, равной двумстам пятидесяти граммам. Эти приятные новости об остатках здоровья и своём физическом состоянии Борик выслушал, как и всегда он это делал, с улыбкой и как будто даже радовался тому, что попал в аварию и остался в живых.
Но самое приятное было в другом. Самый приятный сюрприз Борику преподнесла служба Горсвета. Вместо того чтобы предъявить иск по полной, Горсвет скромно нарисовал ему сумму, только в два раза превышающую стоимость фонаря и затрат на его замену, – и ни копейки за моральные страдания работников городской службы освещения. Повезло Борику. Очень повезло. Тем более что оплатила все эти счета жена его Лора.
Кстати, о Лоре. Хорошей она оказалась женой, о чём мы и не догадывались, когда знакомились с ней. А познакомились мы с ней при весьма любопытных обстоятельствах. Давайте коротко расскажу об этом.
Была зима. Мы только что сдали госэкзамены, но ещё не приступали к работе над дипломными проектами. Гуляли. Расслаблялись. Я уже не помню, как появилась Лора в нашей студенческой комнате, но хорошо запомнил, что покинуть нас тогда она явно не спешила. В четырёхместной студенческой келье она по очереди арендовала на ночь наши кровати, при этом с удовольствием расплачиваясь с арендодателем лаской и вниманием всю ночь, пока у него хватало сил и желания, попутно хваля своего благодетеля за темперамент и могучую мужскую силу. Днём же она умудрялась ещё и еду приготовить, и убрать наше жилище, и даже в магазин сходить за покупками за свой счёт.
Следующей ночью всё повторялось то же самое, но уже с другим арендодателем половины панцирной кровати. Так жила она у нас недели две или три, точно уже и не вспомню, а потом так же незаметно, как и появилась, исчезла.
Вновь появилась она внезапно только летом, под самую кампанию защиты диплома нашей группой, и появилась уже не одна, а с внушительно выставленным вперёд животом – и с папашей, мужиком весьма солидным, крепким на слова и намерения, который сразу известил нас, что он как минимум искалечит Борика, если тот откажется жениться. «Почему Борика? – подумали мы. – В аренду ведь давали кровати мы все». А потому, оказалось, что Лора только его и запомнила, и указала, что только он является отцом ещё не родившегося человека.
Борик не отказался. Он, по обыкновению, посмеялся, выслушав сурового папашу, и сразу согласился стать отцом, тем более что суровый папаша Лоры обещал свадьбу им сыграть на собственные кровные сбережения, освободив Борика и от дальнейшего поиска жилья для молодой семьи. А почему бы и нет? Лора – девочка весьма даже привлекательная, ласковая и тёплая в постели, хотя и несколько наивная, и безобидное кроткое существо, которое совсем не претендует на роль эмансипе. Жить с такой женщиной, как показало время, оказалось совсем не трудно и даже комфортно, о чём свидетельствовало и наличие у них троих детей. Когда же Борик в очередной раз попал в переделку, она чартерными рейсами летала в соседние города и республики и снабжала их товарами из братской Белоруссии (в то время название было Белоруссия, позже стала Беларусь), тем самым быстро собрала нужную сумму для жизни и радости от покупок. Из рассказа Борика я понял, что Лора такая же весёлая и неконфликтная, как и в молодости, а ещё с годами она стала довольно хозяйственной женщиной и внимательной, любящей женой. А мы, его подельники, тихо, но издевательски хихикали над ним, когда он согласился взять в жёны брюхатую неизвестно от кого наивную девушку. А зря, как оказалось. Дай бог каждому такую жену.
Возвращаемся, однако, к нему самому. Все долги Борика перед Горсветом, как мы уже знаем, оплатила Лора, а сам Борик, смеясь и радуясь тому, что ещё числится в живых, быстро пошёл на поправку. После выписки из больницы Борик на некоторое время перестал тратить семейный бюджет на свою очередную бизнес-идею и потихоньку восстанавливался в своём гараже, окунувшись в мазутную стихию и выполняя работы по мелкому ремонту двигателей. Лора тем временем расширила географию поставок, вследствие чего торговый оборот её резко пошёл вверх, и втянула в свой бизнес уже повзрослевших дочерей, а сына, самого младшего в семье, поручила Борику, доверив ему не только воспитание, но и контроль за учёбой и поведением наследника, дабы тот не осрамил почтенных родителей каким-нибудь недостойным поступком.
Дочери же Борика на славу вышли разумными и жизнеспособными созданиями, вынужденными, как и мать их, самостоятельно устраивать свою судьбу, безо всякой надежды на мужчин как таковых, а на отца тем более. Особенно выделялась в семье старшая дочь: она была красива, статна, не по годам умна и весьма целеустремлённа. «Ну ещё бы! – шутили мы иногда за спиной Борика. – Плод коллективного труда!»
С годами люди вроде как становятся размеренными, спокойными в мыслях, движениях и поступках, и эти определения подходят к нормальным, по нашим, обычных людей, понятиям, но только не к Борику. Борик не был нормальным, он был бешеным в мыслях, поступках, движениях – во всём, и он никак не собирался не то чтобы стареть, а даже повзрослеть не думал ни на йоту! Такой же быстрый, шустрый, молодой и, несмотря на многочисленные записи в медицинской книжке, весёлый и полный грандиозных жизненных планов как минимум на две пятилетки.
Пока Борик утверждался мазутных дел мастером в маленьком арендованном гараже института и мечтал построить хоть небольшой, но современный завод по ремонту двигателей внутреннего сгорания, ярким пламенем сгорели его мечты и любимое дело, которому он хотел посвятить остаток своей жизни. Лора с девочками преуспели в своём бизнесе, заработали кучу денег, купили шикарный грузовой бус и приказали Борику закрыть своё хоть и любимое, но воняющее мазутом дело и сесть за руль новенького буса и ездить в стольный город соседней дружественной нам страны, где женщины семейства уже открыли пункт оптовой торговли и пару небольших розничных магазинчиков. Борик не хотел бросать свои мазутные дела, сопротивлялся как мог, но три женщины таки уговорили его. Уговорили и глубоко пожалели потом.
Первая поездка в недалёкую страну получилась успешной, и у Борика на щеках появились ожоги первой степени и огромные волдыри от горячих поцелуев своих дам за успех и выход на новый уровень их бизнеса, к которому уже и любимый папик подключился, что придавало совсем другой вес семейному предприятию.
Во второй поездке тоже ничто не предвещало беды, но только вот малость расслабился Борик, уменьшилась высота эмоционального полёта – и заснул Борик за рулём буса от тихого, монотонного шума новенького двигателя, и врезался в задницу стоявшего на обочине большущего пассажирского автобуса международного значения.
Особенный шарм событию придавал тот факт, что случилось это ночью и за полтысячи километров от семейного гнезда Борика. Стоит ли тут рассказывать о последствиях аварии, я даже не знаю, потому как вы, читатель, зная бешеный темперамент Борика, его совершенное неумение ездить на разумных или хотя бы на указанных дорожными знаками скоростях, сами обо всём уже догадываетесь. Но всё же я коротко упомяну об основных моментах. В общем, вытащить Борика из бывшей кабины буса удалось, только вырезав половину искорёженных деталей с помощью больших ножниц в руках доблестных работников службы спасения.
Доставили его в больницу буквально за полчаса до смерти от потери крови, порезали, вырезали, зашили, законопатили в гипс и стали ждать: выживет? не выживет?
На четвёртый после горячего поцелуя автобуса день Борик открыл глаза и сразу увидел Лору и девочек своих. На вопрос жены: «Как ты?» – он только улыбнулся, потому что не знал, есть ли в его организме хоть одна целая кость.
Лора уже не улыбалась. Она не могла улыбаться. Продав оставшиеся от нового буса лохмотья, она частично заплатила за нанесённый туристическому автобусу ущерб, за задержку рейса на целые сутки, за вынужденную аренду номеров в гостинице для туристов и ещё осталась должна кучу денег. По этой простой причине ей совсем не удавалось радоваться даже тому, что Борик всё же остался живой и что вот он лежит неподвижно и даже улыбается. Только младшенькая дочурка села на край кровати и вытирала слёзы, тихо приговаривая: «Папа… Папа…» Папа хотел сказать что-то, чтобы успокоить её, но ни челюсть, ни язык не слушались хозяина, и оставалось ему только слегка улыбнуться.
Забрать искалеченные мощи своего папика девчонки не могли: врачи запретили его даже трогать, не то что возить, носить. И только через месяц больница дружественной нам страны выписала его и предъявила семье совсем не дружественный счёт за лечение из-за отсутствия у пациента медицинской страховки. Домой Борик явился почти в полном здравии. Ключевое слово тут «почти». Потому что он довольно неловко хромал на правую ногу, а в левой руке ему приходилось держать трость опорную с анатомическим мягким захватом, что свидетельствовало о не совсем сросшихся переломах костей. И довольно забавно было смотреть на Борика с его бешеным темпераментом, когда он медленно наступал на правую ногу и без привычки неумело опирался на трость. Над этой картиной, похожей на танец инвалида, больше всех смеялся сам Борик, не оставляя уже выбора нам.
И что вы думаете, друг мой, на этом Борик успокоился? Остыл? Утихомирился? Правильно думаете! Утихомирился, но только до того, как утихомириться, он успел ещё раз попасть в аварию, переломать несколько ранее уцелевших костей, получить сильнейшее сотрясение мозга и на целых шесть месяцев числиться нестроевым. К тому времени дочери уже успели обзавестись своими семьями, и как себя чувствует любимый папаня и что он чувствует, уже интересовало их не более последних новостей международной политики, к которой девочки были совершенно равнодушны. Тем не менее на семейном совете большинством голосов объявили папику самые суровые санкции, вынесли последнее предупреждение, запретили садиться за руль до тех пор, пока свой темперамент не обуздает! О том, что эти требования глубоко утопические, они и сами знали, но тут уже у девочек появился серьёзный аргумент. Звали аргумент Шуриком, Сашей, и приходился этот аргумент девочкам младшим братом.
К тому времени аргументу успели стукнуть необходимые для получения прав лета́, и ему было наказано срочно пройти обучение и научиться ездить, строго соблюдая правила дорожного движения, а не так, как некоторые, на которых девочки – исключительно из соображения тактичности – не стали указывать пальцем.
Это ралли Борик проиграл с треском, потеряв дар речи, отчего у него даже револьверный пулемёт выключился на некоторое время. Немного придя в сознание, Борик тут же разработал и принял запасной план действий – построить дачу и готовиться к выходу на пенсию. Построить собственными руками! По собственному проекту! И за неслыханно рекордный срок! Немного сварив в извилинах головного мозга стратегические и тактические нюансы этой, казалось бы, утопической идеи, критически оценив свои физические возможности, Борик с обычным для себя сумасшедшим энтузиазмом принялся за дело. Тем более что идея понравилась всем членам семьи и была одобрена продолжительными аплодисментами. Вся зима ушла на изучение нового для него дела, проектирование и обсуждение бесконечных вариантов планировки.
Наконец к весне в бодром настроении и с добрыми намерениями Борик принял присягу на верность идее и торжественно обещал, что к осени выстрелит пробкой из бутылки шампанского в честь новоселья в пахнущем свежими красками дачном домике, стоящем в живописном месте с голубыми озёрами вокруг, где для Борика, как рыбака, просто рай, а не жизнь на даче.
Сказано – сделано. Построил Борик свою дачу к осени. Да, конечно, ездил я к нему на стройку несколько раз, делился опытом, подсказывал, но контролировать всю его работу от начала до конца я не решился, дабы не задеть в нём самолюбие Давида IV Строителя. И что случилось в результате, вы уже знаете, читатель: при первом же бурном порыве осеннего ветра снесло крышу. И как раз перед первыми холодами с мокрым снегом.
Почему Лора звонила именно моей жене? Да потому что у меня есть своя строительная контора и дюжина опытных пап Карло, чтобы любую крышу поставить на место – хоть старую, хоть новую; хоть на даче, хоть на плечах.