Читать книгу Страна пирамид. Новейшие открытия археологов в Египте - Максим Лебедев - Страница 11

Хаемуас хотя и остается наиболее известным древним египтянином, чей интерес к прошлому приобрел практический характер, однако интересоваться древними памятниками жители долины Нила, конечно, стали задолго до него. Если оставить в стороне грабежи древних могил, которые происходили постоянно, и так называемые «бабушкины сервизы», под которыми в археологии понимают предметы предыдущих поколений из относительно недавнего прошлого, по разным причинам попавшие в более поздние комплексы (например, каменные сосуды с именами раннединастических царей под пирамидой Джосера), первые яркие примеры использования древних памятников в новых контекстах с целью связать прошлое и настоящее относятся, пожалуй, к эпохе Среднего царства.

Проблема восприятия египтянами своего прошлого и того, как оно менялось на протяжении тысяч лет, – это тема для отдельного большого разговора[19]. Однако стоит отметить, что в развитии интереса жителей долины Нила к памятникам древности, как и вообще в развитии древнеегипетского мироощущения, значительную роль сыграл первый крупный кризис централизованного государства. Он пришелся на годы так называемого Первого Переходного периода (около 2216/2166–2025/2020 гг. до н. э.), который сами египтяне именовали просто – «время болезни»[20]. Симптомами этой «болезни», по мнению древних, стали экологический кризис, натиск чужеземных племен, социальные катаклизмы и, в частности, первые массовые грабежи в некрополях. Первый Переходный период отделил мир Древнего царства от всей последующей истории нильской долины, навсегда изменив и самих египтян. Время разделилось на «до» и «после», и ощущение истории уже никогда больше не обладало той внутренней цельностью, которая, как кажется, присутствовала в египетском мировоззрении изначально. Памятники, созданные до «болезни», приобрели со временем особое значение и стали восприниматься как древние.

Первые тексты, повествующие о реставрации памятников прошлого, относятся уже к Первому Переходному периоду, а в эпоху Среднего царства они стали обычными. Это и понятно. Египтяне воспринимали историю как череду правителей. Даже если очередной царь не находился в родстве с предыдущей династией, он называл всех предшественников на престоле своими «отцами». То же самое было справедливо и для правителей областей, так называемых номархов. «Сын» должен заботиться о памяти «отцов», но поскольку бурные события Первого Переходного периода во многом разрушили традиционные социальные институты и связи, в том числе династические линии наследования, и привели к власти правителей, легитимность которых нередко основывалась лишь на военной удаче, разорванную цепь времен требовалось восстановить. Выполнению этой задачи и служила начавшаяся по всему Египту еще во «время болезни» активная реставрационная деятельность.

Основатель XII династии Аменемхет I, выходец с юга, не имевший, видимо, даже отдаленных родственных связей с правителями Древнего царства, наверняка много размышлял об обосновании своих прав на престол. Его пирамида в Лиште, что примерно в тридцати километрах к югу от древнего мемфисского некрополя, оказалась буквально набита каменными блоками из заупокойных комплексов Хуфу, Хафра, Униса и, возможно, Пепи II в Гизе и Саккаре. Как будто царь торопился с возведением своей пирамиды близ новой столицы, а потому разбирал памятники предшественников на строительный материал. А можно вслед за Хансом Гёдике предположить, что Аменемхет I, претендовавший на то, чтобы закончить «время болезни», собирал в главном памятнике своего правления реликвии, связанные с царями прошлого[21]. В этом плане интересна другая история.

В 1894 году Жак де Морган, бывший тогда главой египетской Службы древностей, раскапывал в Дахшуре пирамидный комплекс Сенусерта III, одного из последних правителей XII династии. В ходе работ он обнаружил две шахты с камерами, в каждой из которых находился травертиновый саркофаг. Кроме них, в камерах не было никаких признаков погребений. На протяжении следующих сорока лет считалось, что саркофаги эти относились к XII династии, так как шахты явно принадлежали к тому же времени, что и царский комплекс. Однако в начале 1930-х годов Джеймс Квибелл и Жан-Филипп Лауэр, проникшие в подземные галереи под пирамидой Джосера, нашли там травертиновые саркофаги, точно совпавшие с дахшурскими и по размерам, и по стилю. Более того, под ступенчатой пирамидой обнаружились две пустые платформы, размеры которых точь-в-точь совпали с размерами саркофагов, найденных Ж. де Морганом. Вывод напрашивался сам собой: при Сенусерте III два травертиновых саркофага вытащили из подземных помещений под пирамидой Джосера, перетащили в Дахшур и вновь захоронили поблизости от царской пирамиды. Но зачем это сделали? Второй раз саркофаги явно не использовались для погребений, а значит, важны были именно предметы или место, откуда их взяли. Положение обеих шахт в узком огороженном пространстве внутри царского комплекса наталкивает на мысль, что это тайник со священными вещами, сделанный при закладке пирамиды. Действительно, план пирамидного комплекса Сенусерта III имеет явные параллели с творением знаменитого Имхотепа. Не предназначались ли эти оригинальные саркофаги времени Джосера для укрепления невидимой связи между усыпальницами двух царей? Если так, то работы по извлечению саркофагов из-под пирамиды в Саккаре, которым ко времени Сенусерта III было уже около восьмисот лет, можно назвать одним из первых крупных эпизодов в долгой истории охоты за древнеегипетскими реликвиями[22].