Читать книгу Оторвавшись от Земли - Максим Мальцов - Страница 3

Макс всегда достаточно уверенно проходил предполётные психологические тесты. Он полностью отдавал себе отчёт об опасности однажды выбранной им по велению сердца профессии и никогда не относился легкомысленно при подготовке даже к далеко не первому полёту. Хотя их и накопилось за время служебной деятельности более десятка. И, казалось, можно было запросто воспринимать очередную подготовку, как наскучившую рутину, отнимавшую слишком много, по его мнению, времени. Но, тем не менее, Макс со своей стороны в общении с врачами всегда был предупредительно корректен и никогда не давал повода почувствовать им излишнюю назойливость их, казалось бы, бесконечных диагностических тестов. Даже не взирая на то, что обе стороны были уверены в отличной физической форме испытуемого. Совсем иначе представлялись в его восприятии психологические тесты. Макс по своему внутреннему убеждению не мог отнести их к вполне медицинским. Поэтому именно эту часть подготовки считал совершенно бессмысленной. В самом деле, рассуждал он про себя, какая может быть психологическая неустойчивость у космонавта с его послужным списком? Может быть, это и нужно для подготовки к первому и, возможно, второму полётам, как он объяснял это себе, но после третьего считал это излишним и бесполезным. После нескольких совершённых полётов космос за стенками звездолёта совершенно переставал быть пугающей бездонной чёрной бездной и воспринимался совершенно буднично. А осознание того, что ни один психолог при этом никогда не находился на его месте и, соответственно, не представлял этого себе вполне, позволяло ему внутренне, про себя, подшучивать над ними во время проведения тестов. Хотя внешне Макс не позволял себе давать повода усомниться в серьёзности воспринимаемой им этой части подготовки в глазах специалистов. Именно специалистами он называл психологов, а не врачами, поскольку не считал их вполне причастными к медицине.

В реальной же космической обстановке Макс словно забывал о своей выстроенной линии поведения при подготовке к очередному полёту. Все эти психологические установки сами по себе как бы растворялись в пространстве отсеков звездолёта. Здесь, в хорошо знакомой и уютной для него обстановке космического корабля, в открытом космосе, Максу казалось нелепым сверять свои поступки с некими теоретическими поведенческими представлениями о пускай и опасной действительности. Его присутствие на звездолёте не предполагало того, что он на какое-то время оставлял свою жизнь на Земле. Нет, наоборот, он возвращался к ней каждый раз после очередного послеполётного отдыха на планете. Космос постепенно стал его настоящей жизнью. Он чувствовал, что психологи не вполне понимали его. Поэтому их тестовые задания и казались Максу очень условными. Но по всем предполётным правилам их каждый раз следовало проходить, чтобы получить доступ к очередному возвращению в космос. И Макс каждый раз относился к этому вполне серьёзно, понимая, насколько важно это было для него.

Конечно же все психологические тесты прежде всего подразумевали необходимость формирования у космонавта установки на хладнокровное поведение в опасном окружении космоса. Осознание окружающей тебя чёрной бездны, отсутствие даже теоретической возможности опереться на такую привычную земную поверхность и получить необходимую порцию уверенности, может свести с ума даже самые устойчивые психотипы. Конечно же, искусственная гравитация на звездолётах по ощущениям ничем не отличалась от земной. Но стоило бросить взгляд в чёрное окно иллюминатора, как суровая реальность тут же напоминала о себе. Особенно это первое время подавляло новичков. Но с каждым новым заданием чувство опасности притуплялось. Космонавты, разменявшие первый десяток полётов, почти уже не испытывали психологического дискомфорта. Во всяком случае по манере держаться их трудно было заподозрить в возможных панических настроениях. Максу же привыкание к космосу далось без усилий с самого первого полёта ещё на стажировке в Академии. Он не смог бы объяснить никому это своё лёгкое восприятие реальности. Оно словно родилось с ним, жило в нём и терпеливо ждало, когда он станет космонавтом.

И вот он уже опытный пилот. Количество успешно выполненных полётов давно перевалило за десяток. Время в каждом следующем он осознанно разделял на разные периоды по степени опасности. Большую часть составляли интервалы достаточно спокойных вахтенных часов и тех временных промежутков, когда его корабль находился в свободном полёте вдали от звёздных систем, между пунктами отправки и назначения. В это время, собственно, беспокоиться было не о чем. Отсутствие мощных гравитационных полей, скоплений блуждающих астероидов и комет, необходимости совершения курсового маневрирования, достаточно прочный корпус ракетного модуля, тройное резервирование систем жизнеобеспечения и, конечно же, привычка к однообразному виду космического пространства за иллюминаторами позволяли чувствовать себя более чем уверенно и спокойно. В это время Макс чувствовал себя в большей безопасности, чем, например, когда находился за рулём автомобиля в отпуске на Земле. Это чувство давало возможность закрывать глаза на некоторые строгие пункты из инструкции по технике безопасности. Но он становился совершенно другим человеком в иные периоды времени, когда, например, космический корабль, приблизившись к конечной точке путешествия, а именно к определённой звёздной системе, должен был совершать большие курсовые манёвры перед стыковками и расстыковками, осуществлял заходы и сходы с планетарных орбит. Или в ответственные моменты прохождения через зоны метеоритной активности. Именно в это время возвращалось строгое осознание ответственности за правильное управление звездолётом и подчинённым ему экипажем. Безмятежный период полёта в свободном от космических тел пространстве уступало место полнейшей концентрации внимания. Макс считал такое положение вещей вполне оправданным. Зачем иметь излишнюю предосторожность, когда она совершенно не нужна. И, имея за плечами годы и годы опыта космического пилотирования, был уверен, что никогда не будет застигнут врасплох никакими неожиданностями. Поэтому внезапное разрушение челнока в момент, когда он, казалось, как и всегда полностью контролировал ситуацию, вначале вызвало скорее чувство удивления, чем осознание опасности сложившейся ситуации.

Лёгкий разведывательный челнок отделился от корпуса огромной массы звездолёта и штатно вышел на высокую орбиту планеты, не касаясь верхних слоёв её атмосферы. Далее по программе миссии два космонавта, экипаж этого челнока, должны были осуществить посадку в заранее разведанном и выбранном районе и подтвердить дальнейшую грузовую доставку оборудования для постройки первой исследовательской базы на поверхности. Всё проходило идеально, по рассчитанному плану. Старшим был Макс, вторым пилотом его молодой напарник Ал, до этого имевший пока только один полёт в послужном списке после выпуска из космической Академии. Вначале полёт проходил в автоматическом режиме. Перейти на ручное управление Макс предполагал непосредственно перед входом челнока в атмосферу планеты. До этого момента он позволил себе расслабиться ровно настолько, насколько он доверял компьютеру. В конце концов выход из шлюзовой камеры звездолёта и плавный отход от него сможет выполнить даже кофеварка, если её правильно перепрограммировать, не то что какой-то специально предназначенный для этого роботизированный пилот. Макс был готов переключить управление челнока на ручное, как только тот подойдёт к верхней кромке атмосферы. До этого момента оставалось ещё какое-то время. Он мысленно настраивался к проведению операции пилотирования в атмосфере, заранее прикидывая свои действия при управлении штурвалом и пультом челнока. Поэтому и был крайне удивлён, когда вместо этого ожидаемого сигнала от датчиков о приближении к атмосфере почувствовал очень сильный толчок в спину и сразу после этого привычная картина, наблюдаемая из иллюминатора, совершенно преобразилась. Точнее сказать преобразился не вид через иллюминатор, а само пространство. Поскольку иллюминатор исчез вместе с видом через него. Космос, существовавший до этого где-то за стенками и полом челнока, вдруг как-бы впрыгнул внутрь и заполнил собою всё пространство. Так показалось Максу. Действительно, он перестал видеть и ощущать стенки челнока. Они пропали. На них нельзя было по-прежнему опереться плечом или, протянув руку, потрогать. Вокруг остался только космос.

Скорее всего это был взрыв. Неважно чего, топливных баков или двигательной установки. Иначе что ещё могло в долю секунды разорвать на куски челнок? Радары не фиксировали вблизи метеоритной опасности. Не услышал Макс и сигнала тревоги за мгновение до этого. То есть компьютерная программа не предвидела надвигающейся аварии и не отреагировала на неё предупреждающим сигналом. Одним словом, катастрофа произошла так стремительно, что самое первое чувство, испытанное космонавтом, было удивление, а не страх. Возможно, отсутствие ясного понимания причин произошедшего и, как следствие, стресса помогло Максу максимально быстро собраться с мыслями и проанализировать ситуацию. Прежде всего он почувствовал, что по-прежнему находится в своём кресле пилота. Ремни, удерживающие его в нём, не были заметно повреждены. Похоже разлом корпуса пришёлся как раз под креслом, и оно отделилось от обломков вместе с космонавтом. Исчезли все осветительные огни вокруг. Пульт управления одномоментно выключился, на нём погасли все экраны и дежурная подсветка. Сам пульт оказался разорванным на две неравные части. Большая половина отделилась, но оставалась в пределах визуальной видимости, хотя заметно отдалилась в сторону. Потолок, стенки, пол челнока превратились в большие и маленькие куски с неровными краями, с торчащими из них тут и там обрывками проводов. Часть из них тоже находились в пределах видимости. Но в первые мгновения после случившегося Макс не сразу обратил на них внимание. Разорвавшийся вместе с корпусом челнока пол под ногами так же исчез. И далеко внизу под собой Макс увидел огромную чашу поверхности планеты, окрашенную в рыжеватый оттенок отражённым от местной звезды светом.

«Почему мне не страшно? – первое, что пришло в голову Максу. – Ведь я должен был испугаться?!… Чёрта с два испугаться, я должен был запаниковать, – мысли с головокружительной быстротой сменяли одна другую. Их не было всего одно мгновенье в тот самый момент случившегося происшествия, но теперь они словно навёрстывали упущенное время. – Но я не паникую. Почему? Я не понимаю, что теперь делать, но почему я не паникую?» Макс оторвал взгляд от планеты внизу и посмотрел вокруг себя. Возле него и чуть подальше заметил куски обшивки челнока. «Как там Ал? Нужно его попробовать найти».

– Ал, отзовись, как ты?

По слабому эху в наушниках шлема Макс понял, что его связь работает. Однако Ал не отозвался. Макс хотел было повторить попытку, но тут в эфир ворвался голос с палубы управления звездолёта:

– Челнок, что у вас случилось? Наблюдаем разрушение конструкции.

Макс не хотел сразу отвечать. Ему никогда не нравились ситуации, в которых он вынужден был объясняться, не выяснив предварительно причин произошедшего. Тем более в нынешней, усугублённой аварией и неизвестностью о состоянии напарника. Он по-прежнему чувствовал свой статус командира экипажа. Без полного понимания причин произошедшего и по своему внутреннему убеждению он из командира превращался в обычного человека, попавшего в беду и просящего о помощи. Помощь Макс так же очень не хотел просить. Он всегда был уверен, что, случись что, найдёт выход из любой ситуации и всегда справится самостоятельно. Но вот именно сейчас, в эту минуту, выработанный годами безупречной службы дисциплинированный человек, сидевший в его сознании, победил за доли секунды все внутренние убеждения и Макс ответил:

– Я челнок-один, подтверждаю разрушение конструкции, предполагаю взрыв, причину не установил, – он сделал небольшую паузу, набирая воздух в лёгкие, и продолжил. – Нахожусь пристёгнутым в кресле, вокруг наблюдаю обломки, челнок-два не отзывается по радиосвязи, я его визуально не наблюдаю.

– Челнок-один, принято, фиксируем тебя, Макс, со вторым сложнее, мы его тоже не видим пока. Но его система жизнеобеспечения не отключилась, информирует, что он жив. Возможно, потерял сознание. Поиск осложнён обилием обломков. Сообщи, если увидишь его первым.

– Не уверен, что смогу это сделать в своём нынешнем состоянии, – слова прозвучали как шутка, но Максу на самом деле было не до смеха. – Какие у меня параметры на этой вынужденной орбите? – Снова он обратился к звездолёту.

Ответ пришёл через несколько секунд:

– Занимаемся этим. Кажется, предполагаемый «взрыв» прошёл максимально удачно для вас, если так можно выразиться в сложившейся ситуации. Ты остался почти на орбите челнока до разрушения. Может, чуть в стороне, но это некритично. Главное, ты не попал в атмосферу. Скорость, полученная тобой по инерции, не гасится. Ты хотя бы не начал снижение к поверхности. Уже хорошо. Это чёрный юмор, конечно, но ты так довольно долго можешь быть новым спутником планеты.

– Понимаю. Хорошо, что не успел войти в атмосферу. Но спутником я буду, – Макс перевёл взгляд на стекло шлема, где на внутренней поверхности перед глазами отображалась техническая информация о состоянии его скафандра, и закончил без конкретного уточнения, – ровно столько, сколько у меня кислорода. Потом я стану просто застывшим спутником.

– У тебя пульс резко поднялся вначале до ста пятидесяти, а сейчас снизился к ста десяти. Чувство юмора тебя приводит в норму. Так и держись. Разрабатываем схему спасения. Будем пытаться подобрать вас на следующем витке. Или поднимемся выше по орбите, чтобы остаться с вами в пределах прямого наблюдения. Сам понимаешь, сейчас мы ушли немного вперёд по курсу от тебя.

– Понял. Дерзайте. Наверное, будет одна попытка? На второй ваш виток мне кислорода может не хватить.

Макс подумал немного и решил всё же озвучить пришедшую на ум ещё одну шутку:

– Не получится, бросьте мне тогда хотя бы баллон с кислородом. Ну это для увеличения числа попыток.

«Я случаем не истерю?» – Макс спрашивал сам себя. Шутки, казалось, роились в голове в таком количестве, что он стал подозревать в себе попытку заместить ими надвигающуюся панику. Чем-то, что помогло бы отвлечься от катастрофической ситуации, в которой неизбежность смертельного для него исхода была очень высока. Несмотря на спокойный и деловой тон общения с палубой звездолёта, Макс отлично понимал, что подобрать его, болтающегося на орбите без средств управления в своём вынужденном пассивном положении, задача очень и очень трудная, если не сказать невыполнимая. Он прислушался к биению сердца: «Вроде нормально, стабилизируется». Во всяком случае так ему показалось. Или очень хотелось, чтобы так показалось. «Они что-нибудь придумают». – Макс подумал о большом экипаже на звездолёте, который он совсем недавно покинул в челноке, чтобы спуститься первым на эту планету. Все они сплошь высокопрофессиональные специалисты, готовившиеся к сложной экспедиции, а, значит, и к различным внештатным ситуациям. Вот сейчас произошла одна из таких сложных ситуаций. Поэтому сейчас они соберутся, чтобы провести совещание и найти правильное решение. Так размышлял Макс, успокаивая себя и собираясь с мыслями. «Возможно, я сам придумаю что-то неординарное и дам им совет для расчётов? Так! – поймал он себя на мысли. – Я рассуждаю отчётливо и хладнокровно, значит не истерю, значит всё хорошо. Пока во всяком случае». Последняя мысль его окончательно успокоила.

Макс ещё раз попытался выйти на связь со своим напарником:

– Ал, отзовись, что с тобой? – пауза. – Как ты? Жду твоего отклика.

Кажется, Ал его услышал. Или просто сам со своей стороны искал связь с командиром. Максу показалось, что он услышал тяжёлое дыхание напарника в наушниках.

– Ал! – крикнул он громче. – Как у тебя? Всё нормально? Слышу тебя, продолжай, не молчи. Как твой скафандр? Есть повреждения?

На палубе звездолёта слышали его попытки связаться с Алом и тут же отозвались:

– Скафандр в норме, датчики показывают, что нарушений функционала нет.

– Отлично, – отозвался Макс, – Ал, слышишь, у тебя всё норм, я должен быть где-то недалеко, отзовись. Можешь говорить?

Максу показалось, что Ал попытался что-то произнести, но в наушниках снова раздался только тяжёлый вздох. Макс подумал, что его напарник может переживать сильный шок. Настолько сильный, что, когда пытаешься что-то произнести, вместо слов издаешь невнятные звуки.

– Ал, – уже негромко произнёс Макс, словно стараясь своим тоном передать спокойствие товарищу, – сейчас набери побольше воздуха в лёгкие и громко прокричи что-нибудь что есть силы. После этого сразу заговоришь.

В эфире послышалось сопение, затем он взорвался протяжным продолжительным криком:

– А-а-а-а!!!

Макс чуть ли не засмеялся про себя от счастья: «Жив! Уже хорошо. Только напугал всех своим молчанием». Он даже поиронизировал про себя по поводу кажущейся тональности крика: в начале слышались более истошные панические нотки, ближе к концу превратившиеся в недоумённое восклицание успокаивающегося человека. «Сейчас его прорвёт». – мысль у Макса не успела закончиться, как он тут же услышал голос Ала:

– Макс, я так ничего никогда ещё в жизни не пугался. Что с нами?

Макс старался говорить помедленнее, чтобы его голос казался спокойным:

– Всё под контролем. Чуть-чуть нам не повезло. Что-то случилось с челноком. Это мы выясним потом, когда вернёмся на звездолёт, – пришлось слукавить. У Макса ещё, конечно же, не было решения о том, как им выбраться из этой ситуации. Но для придания уверенности напарнику необходимо было сообщить прежде всего обнадёживающую информацию. – Сейчас ребята посчитают как нас без челнока подобрать на орбите и затащить обратно в звездолёт.

– А это возможно? – казалось парадоксальным, в голосе Ала одновременно послышались и тревожные, и оптимистические нотки.

– Конечно. Вы разве в академии не проходили курс спасения космонавта на орбите?

– Ну да, припоминаю что-то.

Макс усмехнулся:

– Надеюсь, когда сдавал экзамены, не употреблял подобные фразы как «припоминаю что-то»?

Максу показалось, что Ал подавил смешок и только после этого ответил:

– Просто от испуга не отошёл.

– Ну, положим, я тоже не до конца отошёл. Как-то не очень привычно наблюдать поверхность планеты под ногами с высоты сотен километров. Жутковато, конечно. Но зато будет потом, что вспомнить.

– Макс, ты попадал в такие ситуации? – Голос у Ала снова стал заметно тревожнее.

«Началось, – скептически подумал Макс. – Только успокоился и снова собрался паниковать. Надо было мне в психологи идти, а не в космонавты. И спокойнее, и личный кабинет с цветочками на подоконниках». Пришлось снова подыскивать нужные слова и попробовать произнести как можно обыденнее:

– Самому не случалось попадать в такое, но вытаскивать других приходилось.

«Вроде и не соврал», – подумал Макс. Действительно, подобных случаев на его памяти не было. Но в учебных занятиях по «спасению» с орбиты он участвовал. Правда, в тех немногих тренировках в качестве спасаемых были манекены, выбрасываемые заранее в рассчитанные точки орбиты относительно спасательных модулей. Эти точки выбирались таким образом, чтобы производить расчёты траекторий с достаточно большими допущениями для облегчения спасательной ракете сближение с «терпящим бедствие объектом». И, конечно же, все эти тренировки проходили на орбите Земли, всегда в одних и тех же гравитационных условиях. Здесь же ситуация была в корне другая. Здесь были живые космонавты и вместо заранее заданных расчётных задач был полный экспромт, последствия которого вычислялись, как он надеялся, в данный момент на мощном компьютере звездолёта. «Они придумают что-нибудь, – снова пришла та же мысль в голову. – Или сетку какую-нибудь, или направленным силовым полем подтянут». Макс имел ввиду либо физический контакт с предполагаемыми выбрасываемыми со звездолёта фалами, либо создание некой силовой петли из группы направленных электромагнитных полей.

– В общем, это дело времени, – Макс продолжал делать попытки успокаивать своего менее опытного товарища. – Просто трудно сказать, сколько именно времени потребуется. Сам понимаешь, у каждой катастрофы свои особенности. Им, – озвучивая это Алу, он имел ввиду экипаж на звездолёте, – нужно рассчитать точно траекторию сближения наших орбит, чтобы точно подойти для осуществления контакта. Правильно я вас понял? – Последний вопрос он адресовал уже на палубу звездолёта.

– Всё так, – поступил тут же лаконичный ответ. – Уже просчитываем. Что у вас со стабильностью? Вы статичны или вращаетесь вокруг своей оси? Мы отсюда не можем точно фиксировать.

– Уточняю, – ответил Макс.

Он бросил взгляд на край диска планеты, насколько его можно было увидеть в условиях некоторого ограничения поворота головы в шлеме скафандра. Ему показалось, что с момента катастрофы, когда он мельком бросил взгляд на планету, её край сместился влево. «Значит, вращаюсь, – сделал он вывод. – Не быстро. И ось примерно вертикальная вдоль тела». Он решил перепроверить себя и несколько раз отводил взгляд в сторону и возвращал обратно. Ну да, край диска планеты точно смещался постепенно левее. «Значит, меня крутит по часовой и небыстро, наверное, один оборот за несколько минут, – теперь уже окончательно резюмировал он своё положение. – Как там у Ала? Надо уточнить…» Но не успел Макс подумать о своём напарнике, как услышал его в эфире:

– Меня крутит. И достаточно быстро.

«Похоже, действительно сильно, – с тревогой подумал Макс. – Если говорит короткими предложениями. При сильном вращении трудно сосредоточиться, чтобы говорить длинными связанными фразами. Проблема?!»

– Звездолёт, вы слышите?

– Да, понятно. Ал, можешь оценить вращение? Частоту и ось?

Ал ответил не сразу. Похоже, он пытался оценить ситуацию. Максу показалось это хорошим признаком: с одной стороны у Ала было достаточно времени проанализировать своё положение. С другой, похоже, он взял себя в руки и полностью контролировал, потому что ответ пришёл без слишком длительной задержки. Продлись она дольше, его можно было бы заподозрить в неспособности адекватно воспринимать действительность.

– Меня крутит быстро. Часто меняется картина. То планета закрывает весь обзор. То полная чернота космоса и её нет. Думаю, что примерно два или три оборота в минуту. Могу ошибиться.

– А ось где? «Сможешь определиться?» – спросил Макс.

– Кажется проходит примерно через пояс. Или в районе груди. Поперёк. Как-будто я на турнике. Но не совсем. Немного наискосок. Трудно точно сказать. Но точно турник и точно косой. – уверенным голосом закончил Ал.

«Проблема, – подумал Макс. – Сколько он ещё продержится на этой «центрифуге», пока не отключится?»

– Ал, меня ты, конечно, не видишь?

– Рад бы. Кажется, стал бы счастливее, если бы увидел.

«Не теряет чувство юмора, отлично», – этот ответ Ала Макса полностью устроил. И вселил некий оптимизм в его отношении.

– Ладно, Ал, возьму это на себя. Сейчас я попробую тебя отследить по маяку. Надеюсь, он у тебя не отключился? – Макс имел ввиду аварийный маячок, встроенный в скафандр.

– Индикатор горит. Светит в левый глаз. Как обычно.

– Шутишь? Это хорошо, – Макс включил сканер на диапазон радиоволн аварийного маяка. – И правильно. Давай так и дальше, пока я что-нибудь не придумаю.

– А что тут придумаешь? – с сомнением и, как показалось Максу, с небольшой степенью отчаяния спросил Ал.

Макс подождал, пока сканер не показал точное направление на место, где должен был находиться скафандр с маяком, и только после этого произнёс:

– Хорошие новости. Ты немного правее меня и чуть выше. Имею ввиду относительно моей плоскости вращения. А я как раз кручусь вправо. Только не быстро. Надо подождать примерно секунд двадцать, и я должен увидеть тебя на краешке стекла моего шлема.

– А дальше?

– Потом будем пытаться как-то стабилизироваться относительно друг друга. Я сам почти не вращаюсь, значит используем меня как основу для торможения твоего вращения.

– Для этого надо ухватиться друг за друга. Ты до меня дотянешься?

– Не знаю пока, Ал, – ответил Макс. – Подождём, немного осталось до конца моего доворота к тебе. Во всяком случае вижу много новых обломков нашего челнока. Тех, которых не видел сразу после разрушения. Тогда и полюбуюсь, как ты на «турнике» крутишься.

– Если не дотянешься, что тогда? – Голос у Ала стал серьёзнее. Шутливая интонация уступила место тревожной сосредоточенности. Максу это показалось не очень хорошим признаком.

– Метну в тебя каким-нибудь обломком. Покрупнее. Чтобы остановить или притормозить вращение. Рассчитаю так, чтобы попасть в пятку или затылок. Как, подходит? Что выбираешь? – Макс продолжал шутить в надежде, что его товарищ подхватит эту манеру общения. Чувство юмора в такой ситуации должно вытеснить лучше других способов тревогу за своё положение. Это позволило бы вернуть оптимизм насколько это вообще возможно было бы в такой ситуации и хотя бы на время тревожное состояние уйдёт на второй план и не перерастёт в панику. Но, похоже, Ал отнёсся к этому предложению слишком серьёзно. Или Максу так показалось:

– Меня крутит как-бы лицом к тебе. В затылок это вдогонку. Только ускоришь меня.

– А как ты рассчитал своё вращение? Почему думаешь, что вращаешься лицом в мою сторону?

– До развала челнока я сидел в кресле справа от тебя. По ходу нашей траектории. На диск планеты меня крутит вперёд лицом, а не затылком. Ты к планете чуть ближе. Значит, по отношению к тебе я как к планете.

«Рассуждает логично и здраво, – с оптимизмом подумал Макс. – Значит, всё в порядке пока. Однако, не хотел бы я сейчас быть на его месте. Хорошо, меня так не закрутило». В правой части стекла шлема появилась слишком крупная, как можно было вначале подумать, часть разрушенного челнока, если сравнивать её с другими. Заметно было её вращение вокруг своей оси. Макс начал пристально вглядываться. Сканер, настроенный на аварийный маяк скафандра напарника, указывал точное направление на этот объект.

– Ал, кажется, вижу тебя краешком глаза. Ты тоже остался в кресле пристёгнутый?

– Да, я в кресле, – отозвался Ал. – Пристёгнут, как был, так и остался. Ну что там с нашим контактом? Дотянешься до меня?

– Похоже, что нет, – Максу было неприятно сообщать плохую новость товарищу, но обманывать в такой ситуации не было смысла. Очень быстро этот спасительный обман откроется.

– Что теперь?

Макс пока не знал, что делать дальше. Нужно было срочно что-то придумывать. Казалось, голова перестала работать. Ни одной спасительной мысли. Он снова посмотрел на своего товарища. Вращение Ала действительно смахивало на некоторую импровизированную центрифугу и рано или поздно должно было вызвать ухудшение самочувствия космонавта. А в дальнейшем потерю контроля над своими ощущениями и, как следствие, спустя ещё какое-то время, сознания.

Включилась связь звездолёта. Она показалась чуть ли не спасательным средством:

– Любые подручные средства, любые обломки, которые в пределах досягаемости, нужно попробовать использовать. Мы почти закончили расчёты. Но лучше вас попробовать вытащить сразу двоих. Поодиночке вероятность успеха гораздо меньше. Попробуйте придумать как вам приблизиться друг к другу и связаться в одно целое. Или хотя бы находиться рядом. Чтобы один мог бы помочь другому на тот случай, если нам удастся зацепить только одного из двоих.

Экипаж звездолёта попытался смягчить свой вердикт для попавших в беду. Но оба космонавта из этого сообщения поняли, что если у Макса и была возможность спастись благодаря относительной свободе действия даже в такой отчаянной ситуации, то Ал никак не мог контролировать своими ощущениями даже то небольшое пространство вокруг себя. И если, как предполагали космонавты, их попытаются вытащить с помощью физического контакта со спасательными фалами, то за них нужно было бы ещё как-то зацепиться и закрепиться. Макс, возможно, и смог бы это сделать при условии относительно него небольшой скорости фалов. Но Ал при таком быстром вращении вряд ли мог расчётливо и хладнокровно осуществить то же самое. Слишком быстро перед его взором менялись картины, чтобы он мог более-менее осознанно рассмотреть около себя даже спасательные круги в виде аварийных фалов. А уж попытаться ухватиться и зафиксироваться на них и вовсе представлялось фантастической задачей.

– Вы нас будете вытаскивать фалами? – уточнил Макс.

– Да, – последовал ответ с палубы звездолёта, – только фалами. Электромагнитные поля не годятся. У вас нет достаточной энергии, чтобы создать индивидуальную электромагнитную ячейку, которую мы бы уловили и смогли бы подтянуть к себе. Поэтому решили выслать челнок в автоматическом режиме, который выбросит вам фалы приблизительно рядом с вами. Вам нужно будет их перехватить и зафиксировать на скафандре. Затем челнок подтянет вас к себе, и вы попробуете зайти в него. Расчёты показывают, что этот вариант имеет самую высокую вероятность спасения.

– У меня нет шансов, – как-то уж слишком спокойно отозвался Ал. – Всё крутится достаточно быстро перед глазами. Обзор очень узкий. Я фалы не смогу увидеть. А если и увижу, то не успею отреагировать и зацепиться. Меня повернёт быстрее, чем я вытяну руку.

– Ал, успокойся. Между нами меньше десятка метров. – Макс старался говорить убедительно. – Я тебя попытаюсь достать. Во-первых, для начала ты можешь сам попробовать погасить своё вращение.

– Как?

– В идеале нужно вытянуть руки параллельно плоскости вращения. У тебя параллельно не получится, но попробуй под углом. Это хоть немного будет гасить импульс твоего вращения.

– А во-вторых?

– Здесь у меня обломок пульта управления. Может, из него попытаюсь собрать палочку-выручалочку, чтобы достать до тебя.

– Не выйдет. Там только оборванные провода и пластик обшивки.

– Знаю. Если бы можно было обрывками проводов скрепить какое-то количество частей каркаса? – Макс словно бы советовался с напарником.

– Провода нечем резать. А как ты каркас вытащишь? Там без ножа и молотка не обойтись.

– Это как раз не проблема. В кресле под сиденьем есть ремкомплект с инструментами.

Макс услышал вздох Ала в эфире:

– У тебя всё равно нет опоры. Любое усилие будет толкать тебя в противоположную сторону.

– Отлично. Буду резать и рубить с таким расчётом, чтобы меня отталкивало в твою сторону.

– Для этого нужен объект с массой, хотя бы сопоставимой с твоей. Пластиковый пульт не тот случай.

– Ага. А когда-то пульты делали с корпусом из металла. Почему нам такой не достался?

– Их делали из металла в самом начале космической эры. С тех пор памятники первопроходцам несколько раз отреставрировали. Не везёт нам.

– Есть хорошая новость, Ал, в связи с этим. Может, нам тоже памятники соорудят. Как покорителям космоса. Но только героически погибшим.

– Шикарно, Макс. Ты такой умный. Хорошо, что ты мой напарник. Всегда поддержишь в трудную минуту. – Максу послышалось как Ал усмехнулся. – Но лучше бы я улетал в следующем челноке.

Макс ответил:

– А я бы тебя ни на кого не променял, будь моя воля. За время перелёта звездолёта к этой планете я присматривался к тебе на вахтах. Твои знания и отношение к выполнению обязанностей по службе неплохи. Кстати, твоя фигура почти по центру моего визуального наблюдения.

– Тогда вытяни руки в разные стороны как ты советовал мне. Вдруг ты погасишь своё вращение? И я буду у тебя под присмотром постоянно.

– Так быстро не получится. По инерции всё равно хотя бы несколько раз крутанусь вокруг своей оси. И к тому же трудно будет рассчитать, чтобы я остановил своё вращение как раз лицом напротив тебя. Давай прикинем, что у нас ещё есть, кроме компьютера в скафандре и ремкомплекта в кресле?

– И двух сообразительных голов, – кажется, Алу понравилась эта своя же последняя шутка, потому что сразу после этого Макс услышал в наушниках его смешок.

Звездолёт слышал их постоянно. Они поняли это, когда экипаж прервал их диалог:

– Под креслами вместе с инструментами ещё должен быть запасной комплект пристяжных ремней. Если, конечно, их не выбросило при разрушении вместе с ремкомплектом.

Макс только сейчас вспомнил про этот запасной комплект. Осторожно, словно боясь спугнуть удачу, он провел левой рукой под креслом и почувствовал под молнией кармана аккуратно свернутый моток ремней. Точно такими же ремнями он был пристёгнут к креслу. А эти запасные находились здесь в соответствии с инструкцией по комплектации. Максу показалось, что голос у него слегка охрип от волнения, когда он произнёс в эфир:

– Мой комплект на месте. Ал, как у тебя?

Максу показалось, что ответа он ждал чуть ли не целую вечность:

– Пытаюсь нащупать. Они слева должны быть? Если ремкомплект справа?

– Да, Ал, ищи слева, не ошибёшься.

– Ага, вроде есть, – отозвался Ал. – Ну и что теперь?

– Звездолёт, вы думаете о том же, о чём и я? – спросил Макс.

– Наверное, – последовал ответ. – Смотря какое между вами расстояние?

– Должно хватить. – Макс прикидывал пришедшую на ум идею.

– Ребята, вы уже что-то делаете? – спросил Ал, одновременно обращаясь к Максу и экипажу звездолёта. – Я вам не мешаю?

– Есть одна идея, Ал. Ты как там, держишься? Не тошнит?

– Пока нормально. Когда глаза закрою, чуть лучше. Или чуть хуже. Пока не понятно.

– Тогда слушай внимательно, что нужно сделать. Аккуратно доставай запасные ремни. Затем один конец прикрепи к себе. Понадёжнее. Например, к своим ремням, которыми сейчас к креслу пристёгнут. В запасе два комплекта. Второй тоже прикрепи.

– Будем бросать друг другу? – догадался Ал. – Я не смогу. Я тебя не вижу. Не знаю, как правильно бросить.

– Я тебя вижу. Этого достаточно. Тебе в меня бросать не нужно. Я скажу тебе, куда бросать. Слушай внимательно, не перебивай.

– Окей, командир, понял.

– Сначала нужно немного увеличить массу второго свободного конца и одновременно попытаться его сделать максимально цеплючим. От слова «цеплять», а не от слова «цыплёнок». Для этого потребуется инструмент из ремкомлекта. Это ножи, отвёртки, всё длинное одним словом. Нужно на втором конце мотка ремней соорудить из них такого «ёжика», чтобы железки торчали в разные стороны. Чем больше получится, тем лучше. Слегка надрезаешь ремень у края и вставляешь в надрез насадку отвёртки. И так сколько найдётся в ремкомплекте. Надрезы делай небольшие, чтобы они там плотнее входили и не болтались. Эти наши «ёжики» должны будут зацепиться друг за друга, когда мы их бросим навстречу, и обеспечить нам хороший контакт и надёжную связку. Тогда после такого зацепа я смогу притянуться к тебе аккуратно. Надеюсь, когда мы будем ближе друг к другу, станет будет веселее.

– Вместе будет веселее, – отозвался Ал. – А как мы их перехлестнём?

– Надо будет несильно в правильном направлении толкнуть моток таким образом, чтобы он постепенно размотался и остался в таком положении. Только обязательно несильно. Если бросишь с силой, то ремень в конце спружинит и начнёт деформироваться обратно к тебе. А нам нужно, чтобы ремень оставался максимально размотан. Тогда вероятность перехлёста будет выше. Это в идеале, конечно. Какая-то часть всё равно сдемпфирует. Но если бросить несильно, то и обратная реакция натяжения ремня будет несильной.

– Всё понял, – ответил Ал. – Главное, как я понимаю, рассчитать направление? Чтобы они гарантированно перехлестнулись?

– Верно, – обнадеживающе подтвердил Макс. – Мы крутимся в разных плоскостях, нам повезло, при таких вращениях перехлёст наиболее вероятен.

– Ага. А наши ножи и отвёртки не вывалятся из ремней, когда зацепятся друг за друга?

– Какие-то отвалятся почти наверняка, – ответил Макс. – Особенно после того, как я потяну на себя ремень после перехлёста и создам чувствительную нагрузку. Но надеюсь, что хотя бы первого усилия будет достаточно для того, чтобы мы получили достаточный импульс движения навстречу друг другу. Если не получится, будем пробовать ещё.

– А там ещё и ещё, – усмехнулся Ал.

Экипаж звездолёта напомнил о себе:

– У вас на штанинах скафандров должны быть по нескольку полосок липучек на всякий случай. Используйте их для закрепления насадок на концах ремней.