Читать книгу Coronavirus. Дефолт мировой экономики - Максим Мернес - Страница 22

В нашей ветхой деревушке жило всего навсего 60 человек. Все дома, среди которых я вырос были из дерева, отопления не было ни в одном доме, и местные рубили лес, таким образом отапливая свое жилище печкой. Не удивительно, что мобильный телефон воспринимался местными как верх технологического прогресса, а некоторые при слове компьютер впадали в праведный экстаз, как будто перед ними стоял пришелец обладающий нано технологиями или мудрец посвященный в тайны бытия. Впрочем, о таких вещах в детстве я даже и не думал. У меня был только тетрис, который я воспринимал как нечто невероятное… И то он появился уже в школьном возрасте…

Родился я в молодой семье, маме было всего 20, папе 21 год. Отец был хорошо сбитым лесником, мама обычной студенткой. Не знаю, что было бы дальше, возможно бы я был совсем другим человеком и этих строк не существовало бы, но когда мне было 5 лет мой отец умер и я уже тогда в столь юном возрасте понял через призму нужды и голода, что такое деньги.

Тогда я понял, что такое быть действительно нищим, это когда денег на еду постоянно нахватает, когда все время в долгах, и даже, чтобы купить костюм, в котором я пошёл в первый класс сельской школы мама была вынуждена занимать деньги.

Некоторым счастливцам удается комфортно расти до 18—20 лет, не задумываясь о ценности мяса, потом учиться за папин и мамин счет и не знать, как это не доесть. После смерти отца наша семья лишилась кормильца и мы существовали с мамой на 3—5 тысяч рублей в месяц. Спасал собственный огород, лестные ягоды и хоть и ужасно необразованные, но безумно добрые и отзывчивые люди, которые зная, что мать осталась единственным добытчиком в доме приносили иногда немного овощей и фруктов для едва сводящей концы с концами бедной семьи.

В 6 лет я уже вовсю помогал матери по хозяйству, садил картошку, часами проводил в огороде. Тогда я понял, что жизнь решила меня сломать и безбожно отобрала мое беззаботное детство. Я смутно помню то время, но четко знаю, что когда я жевал очередную порцию макарон, которые были иногда на завтрак, обед и ужин я попытаюсь сделать все, чтобы вернуть себе украденное у меня детство и отблагодарить свою мать, эту неусыпную труженицу подарив ей безбедную старость.

Чтобы хоть как-то сводить концы с концами маме предложили работать вахтовым методом. После этого я месяц вынужден был жить с бабушкой и должен признать, это время я не упустил даром. Бабушка всегда уделяла мне особое внимание, мы с ней играли в карты, шашки, домино, но более всего пользы принесли наши вечерние посиделки, когда я ложился в кроватку, а бабушка садилась рядом в кресло качалку и неторопливым голосом рассказывала мне сказки, под которые я медленно засыпал. Однажды в один холодный зимний день, бабушка начала мне читать очередную сказку и внезапно остановилась:

– Внучек, я сегодня нездорова, давай дальше сам.

Спать мне не хотелось и было безумно интересно, что же там дальше, но так как меня еще до школы научили лишь алфавиту, чтение мне давалось мягко говоря непросто, но именно благодаря этому случаю у меня разгорелось желание научиться читать и поглощать новые знания.

Многие первоклашки приходят в школу и максимум знают алфавит или умеют читать по складам, я же уже не просто сносно читал, но и сам осилил все сказки находящиеся в доме бабушки. Позже бабушка призналась мне, что она намеренно прикинулась нездоровой и прервала рассказ на самом интересном месте, чтобы пробудить жажду к чтению. Уже будучи взрослым и состоявшимся человеком читающий труды по экономике, философии, маркетингу и психологии я припоминаю ее хитрость как великий дар, мудрый поступок дальнозоркой женщины без которого, возможно, я бы никогда не был так жаден до книжных знаний и остался бы навсегда на прежнем уровне развития как и мои школьные друзья, едва вяжущие сейчас пару слов в предложение.

Трудно смотреть на школьные годы со стороны уже взрослого сформированного человека. С одной стороны любая юность и незрелость – это великое благо, неповторимый миг, с другой – когда я сейчас понимаю, что такое школьное образование мне становится противно от того, что современных детей намеренно взращивают овощами в традициях, рабства, холуйства и покорности, закладывая им определенного рода стадные ментальные программы. Возможно отражение моих нынешних мыслей уже взрослого и сформированного мужчины вполне отобразилось в любимом моем уроке рисования, где учительница несмотря на изобразительные качества детей всегда ставила нам высшую оценку. Любые другие уроки я воспринимал как некое насилие, нужно было заучивать что-то и отвечать, после чего тебя оценивали, ущемляя или поощряя тебя оценкой в зависимости от твоих способностей. Лишь на рисовании я мог быть сам собой и полностью расслабившись окунуться с головой в мир фантазий изображая частичку себя на матовой бумаге альбома для рисования. Любая интерпретация действительности была верна, любое художество имело право на жизнь и оценивалось как и сама жизнь высшим балом.