Читать книгу Пять Кругов. Сабнак - Максим Никитин - Страница 2

Во-первых, раздался оглушительный визг тормозов, и меня накрыло чем-то темным.

Я просто переходил дорогу к магазину за пивом не по пешеходному переходу, курил, задумался о фильме, что только что посмотрел, задумался о кривых неисповедимых дорожках судьбы, и тут раздался визг тормозов и удар.

Я понял, что меня сбила машина. Почему я это понял? Потому что уже в полете видел удивленное лицо водителя держащегося за руль, который как бы извинялся, поднимая в определенном жесте плечи. Типо:

– Извини, парень, я тут задумался о фильме, что только что посмотрел, о кривых неисповедимых дорожках судьбы…

Очень неожиданно все так получилось. Жизнь не пролетала у меня перед глазами. Ведь, как мне всегда казалось, она пролетает, когда ты осознаешь, что тебе сейчас будет очень плохо. Возможно даже, что ты умрешь! Очень жалко себя так становиться, и не пожил же ведь еще…

Кажется, такие планы были грандиозные, только вот вчера ходил в школу, институт, устроился на работу, карьерный рост… Потом женился, как я думал, счастливо. Но счастливо было, когда я хорошо зарабатывал и помалкивал в тряпочку, а как только фортуна отправила меня на обочину жизни, туда же каждый день пыталась отправить меня и моя жена, старея с каждым годом… И дочка, расцветая с каждым годом и намекая, что я неудачник, выпрашивала все новый и новый, и новый гаджет… Или это уже было мое предполагаемое будущее… Я же никогда не был женат… Может и хорошо, что все так произошло…

А вот оно прошлое… Вот как в детстве в деревне дедушка сделал мне деревянного коня, на котором я катался дни на пролет. И не было у меня более близкого друга. А вот как дедушка умер от рака легких, не вспоминая ни меня, ни собственную дочь – мою мать. Просто болтался между мирами, а врач колол ему всю новую и новую порцию опиата, с подозрением посматривая, чтобы никто из нас случайно не уволок подотчетную ампулу.

А вот как я строил планы плюнуть на все взять отпуск и махнуть куда-нибудь отдохнуть, провести недельку овощем на пляже, а может быть рвануть дня на четыре на рыбалку в глушь, чтоб без телефона, ноута, почты…Так одно за другим, и вся твоя жизнь должна пролететь у тебя перед глазами. Но ничего такого не было. Это было во-первых. Я просто подумал: «Ух, не х-я себе!!!»

Во-вторых, ничего изумительного не произошло. Где же это невероятное ощущение полета и необыкновенной легкости? Где же столб золотого света, изливающийся с небес? Где мое полупрозрачное астральное тело, поднимающееся все выше и выше? Арфа, крылышки и нимб, в конце концов?

– Этого ты уже не получишь, – послышался какой-то знакомый голос, исходящий, казалось, из огромной темной пещеры. Глухой, с отголосками эха, но в то же время четкий. – Тебе теперь крылышки не положены.

Тени стали медленно выползать из-за каждого плохо-освещенного угла, сочиться из-под корпуса сбившего меня автомобиля. Отбрасываемые голыми деревьями на мокрый холодный асфальт, они двигались словно живые, словно клубки змей. Пытаясь дотянуться до того места, где стоял я, они перешептывались различными голосами.

Я осмотрелся. Фонари все так же тускло горели, освещая широкую полночную улицу, которую я пытался перейти. Поодаль, возле наклоненного фонарного столба, дымила и обнимала этот пресловутый столб темная покореженная Тайота. Водитель был внутри, но я не знал, жив он был или мертв.

Я стоял все там же, где меня настигли сталь и пластик автомобильного корпуса. Мне казалось, что каким-то чудом удар прошел мимо, хотя впереди на дороге четко виднелся человек в точности похожий на меня и лежащий в луже крови. Точнее этот человек был в моей одежде (только так я мог бы сказать о нем) ведь лица и части черепа у него практически не было. Вместо них было какое-то отвратительное месиво, похожее на «домашний фарш» из красного мяса и белых кусочков мозга, хорошо смоченных красной жижей. Человек лежал на асфальте неловко, словно только-только неудачно прилег, заломив правую руку на спину. На его ногах не хватало одного ботинка. Под моими ногами тлела недокуренная им сигарета.

Тени на земле наконец-то добрались до меня. Они начали сплетаться в нечто единое, они, цепляясь одна за другую, поднимались вверх, создавая что-то объемное, что-то невероятное. Вот это что-то начало проявляться, будто скелет огромного животного, точнее его грудная клетка. Его черные ребра без единого куска плоти поднимались все выше и выше. Постепенно эти ребра начали обрастать каким-то непонятным живым материалом, состоящим, словно, из тысяч переплетенных странным образом, мелких копошащихся человеческих фигурок. Вот уже начало появляться нечто осмысленное: покатые бока, нос, корма…

Это была лодка. Лодка посреди непонятным образом вымершей широкой асфальтированной дороги в самом центре города.

И вдруг, взмахнув длинным шестом, на корме появилась темная человеческая фигура, с головы до ног закутанная в длинный местами истрепанный плащ с капюшоном. Кормчий повернулся ко мне и жестом руки пригласил в лодку. Сердце мое упало в пятки. Я затаился и не двигался, наивно надеясь, что человек в лодке, делает эти знаки кому-то другому.

Кормчий взмахнул шестом, громко стукнул о черный борт своей посудины. Я вздрогнул, взглянул на него и снова увидел неторопливый жест, которым приглашали взойти на борт именно меня.

Делать этого по доброй воле я не собирался.

Бежать! Нужно бежать, куда только возможно! Бежать, не останавливаясь!

Я рванулся в ту сторону, где только недавно дымила Тайота, но тут же остановился, как вкопанный. Ничего из того, что окружало меня несколько секунд назад: дороги, тусклых фонарей, автомобиля, человека, лежащего в луже крови – ничего уже не было. Я стоял посреди бесконечного серого пространства спиной к широкой темной реке, где, как мне казалось, кормчий стоял в лодке все в той же позе и приглашал меня взойти на борт.

Ко мне же аккуратно, полукругом, прижимая уши к пепельным головам, а меня все ближе и ближе к реке, двигалась свора огромных жутких собак. Оскаленные пасти, утробное урчание и смрад, исходивший от них, заставляли меня пятиться в нужном кормчему направлении. Поддавшись неописуемому ужасу, я шаг за шагом приближался к жуткой черной фигуре на корме.

– Страх – это первое и самое простое, что можно прочитать в человеческой душе, – промолвил кормчий, тем же знакомым голосом, который я услышал практически сразу после того как меня сбила машина.

Озираясь на псов и поглядывая на шест в руках темной фигуры, я взошел на борт и аккуратно бросил беглый взгляд на кормчего.

Его лица не было видно, оно скрывалось просторным капюшоном, через дыры которого, проникал тусклый свет. Но эти мутные сумеречные лучи не выхватывали из полумрака потрепанных одежд ничего. Там была какая-то безнадежная холодная пустота. Словно душа самоубийцы, подлого предателя идеалов земной жизни, лишенная смысла, и, вопреки светлого закона, не оставляющая значимого отпечатка в любом из миров. Так минутку… Это подумал я? Я это подумал или сказал?

– В какой-то степени ты прав, – произнес кормчий. – Ты очень быстро все схватываешь. Поэтому именно я лично должен сопровождать тебя. Глупо было бы терять достойные кадры, насыщая утробы прибрежных монстров.

Я покосился на свору собак, опасающихся подходить близко к лодке. Они повизгивали и клацали зубами, силясь преодолеть какую-то невидимую для меня преграду.

Я попытался что-то спросить у кормчего, но предостерегающий жест управляющего лодкой заставил меня замолчать, что я и сделал, помня об отвратительной своре прибрежных псов.

– Жалкие создания, – сказал мне кормчий. – Стигийские псы. Падальщики, питающиеся потерянными душами, которые не сделали свой выбор. Даже согласно Великой Хартии у каждого есть право выбора. И хотя говорят, что ни один листочек на дереве не пошевелиться без воли Создателя, все же право выбора есть. Можно следовать своему предназначению, а можно идти против него, как делают многие потерянные и заблудшие души. Они лишь переходное звено между тем, что вы зовете человеком и полным небытием. Можно сказать, что потерянные души – это раненые или больные создания нашего мира, до которых рано или поздно доберутся санитары прибрежной зоны. А жрут эти санитары с аппетитом.

Кормчий ударил шестом, лодка слегка качнулась, Стигийские псы взвыли, осознав потерю добычи, а река с обоих бортов лодки вспыхнула яркими оранжевыми языками пламени. Мы медленно двинулись по огненному полотну, делящему все пространство на огонь и тьму аж до самого горизонта.

Я сел у левого борта, взглянул в огонь реки и оцепенел. Яркие языки оранжевого пламени выхватывали из своей глубины темные человеческие силуэты. Их было много. Очень много. Вся река была заполнена ими. Люди, преодолевая жуткое сопротивление огненной материи, поднимались к поверхности и пытались уцепиться за высокие борта лодки, обращая ко мне свои лица, обезображенные гримасами страдания и невыносимой боли. Кормчий же невозмутимо поднимал и опускал свой шест, направляя лодку по только ему одному ведомому маршруту.

– Тебе еще повезло, – задумчиво сказал он. – Ты остался на грани Линии Обреченных. Это случается очень редко. Так везет не каждому.

В это время одному из обезображенных человеческих тел, которые наполняли горящую реку, удалось зацепиться за борт и с отчаяньем в опустошенных глазах, этот человек попытался подтянуться на руках и подняться на борт. Кормчий спокойно и неторопливо ударом шеста снова отбросил несчастного в горящую бездну.

– Вот, что видят люди, находящиеся на грани жизни и смерти, при выборе своей дальнейшей судьбы, – сказал кормчий. – Они видят с нашей стороны только реку, называя ее Геенной, и не догадываются о том, что находится за ней. Это все равно что подойти к обшарпанной двери публичного дома и по ее состоянию делать выводы о качестве предоставляемых там услуг.

Я не пошевелился, наблюдая за ужасными обитателями огненной реки.

– Тот берег, с которого я забрал тебя, – продолжил кормчий, – является только входом в наш общий с Противоборствующей стороной мир. Мир, который недоступен простому смертному, пока он влачит свое жалкое земное существование. Мир, который каждому открывается в различном свете. Кто-то видит пушистые облака и столб яркого света, для кого-то это огонь, а для кого-то серая пустота истлевающих воспоминаний. Но это только вход. Это тамбур, коридор, парадная, дальше которой обычной душе не пройти.

Твоя земная жизнь явилась замечательной, можно даже сказать уникальной вещью. В ней у тебя как-то получилось соблюсти золотой баланс добра и зла. Сделай ты сегодня на один шаг больше в светлую сторону – и о возрадуйся дух человеческий, радость вечная суждена тебе. Украл бы, обманул и далее по списку – и в самом простом случае пытался бы сейчас зацепиться за край моей лодки вместе с остальными, или что-нибудь похуже.

Я не сводил глаз с искаженных гримасами боли, ужаса и отчаяния лиц людей, тянущих ко мне свои руки сквозь оранжевую толщу огня.

– А так ты, возможно, станешь частью системы, – произнес кормчий с какой-то тихой и печальной гордостью в голосе, – только, конечно, с нашей стороны. Извини, но тут, кто успел – тот и съел. Ангелы что-то замешкались сегодня на Линии Обреченных, поэтому ты принадлежишь нашему Господину. Да и если говорить по справедливости, то ты больше подходишь для нас, чем для них. Так что, думаю, оспаривать они не будут.

Я снова попытался что-то спросить, но кормчий сделал знак, чтобы я молчал.

– Ты все равно сейчас ничего не поймешь, – сказал он. – Так что просто наблюдай.

Лодка быстро скользила по огненной реке. Мой проводник молчал, мерно взмахивая шестом. Ничто под его ветхим, изодранным плащом не выдавало присутствия человеческого тела. Казалось, там была только пустота.

Единственное, что делало эту темную фигуру похожей на живого человека – это облако пара исходящее из-под темного капюшона при каждом выдохе кормчего, словно на морозе.

Облако пара?! Я осмотрелся. Огненной реки под нами не было. Теперь лодка парила невысоко над землей по бескрайнему снежному пространству глубокой расщелины. Глыбы льда нависали над головой, грозя обрушиться на нас всей массой даже при самом негромком звуке. Постепенно и эта картина исчезла.

Теперь внизу расстилался огромный сад. Деревья абсолютно голые стояли в ряд, образуя ровные линии. Каждое из деревьев было точной копией дерева, стоящего рядом. Ничего лишнего, ни малейшего отклонения, за которое мог бы зацепиться глаз, лишь ровная, правильная геометрия, от которой можно было сойти с ума.

Через некоторое время сад закончился колоссальной горой, у подножья которой зиял огромный вход в пещеру. Не задумываясь ни минуты, кормчий направил свою лодку именно туда. И уже только там, подлетая к невероятного размера воротам по мрачному проходу из развороченных и оплавленных некой ужасной силой камней, я понял, куда на самом деле я попал. Мы направлялись… В АД!

Неописуемый ужас охватил мое сознание. Я не знал, что я увижу за этими массивными створами ворот. Не знал, какая судьба уготована мне, какие муки и страдания. Что может быть хуже, чем попасть в ад? Кто-нибудь спрашивал себя? Кто-нибудь, когда-нибудь стоял перед этими воротами, созданными из неизвестного материала, на котором проступали то человеческие лица, полные скорби, то фигуры людей, в отчаянии поднимающие руки к небу, то ужасные образы монстров, то неизвестные знаки? Да что я спрашиваю! Конечно же нет!

И вот неожиданно, когда лодка очутилась у самых ворот, посреди всего этого ужасного безмолвия, громогласно, словно лава, вырывающаяся из жерла вулкана. Словно тысячи голодных волчьих глоток, из-за ворот раздались слова.

– Кто здесь? – спросил голос.

– Это Харон, – ответил кормчий.

– Что тебе нужно, перевозчик?

– Я привез поверенного.

– С кем он?

– Пока один. Он сам только недавно из мира смертных. Я забрал его из-за Линии Обреченных. Еле-еле успел.

За воротами послышался не то вздох, не то рычание и лязг огромных запоров.

– У Творца было множество экспериментов, – сказал кормчий, усмехаясь, – прежде чем он, как говорит писание, создал свое любимейшее из творений. Что-то вроде генетики, где изначально приходилось жертвовать сотнями единиц материала, чтобы получить достойный результат. Добавь к этому увечья, полученные в битвах времен Великого Краха, и вот результат, который ты сейчас увидишь.

Ворота медленно начали открываться, и моему взгляду предстало неимоверное создание. Огромный гигант с человеческим телом и тремя головами жутких псов. Одна из них была покрыта ужасными шрамами, которые делали ее еще безобразнее, другая была очень сильно обожжена. Шерсти на ней практически не осталось и от этого ее красная шкура, испещренная глубокими до черноты ожогами, смотрелась как ужасная маска ко дню всех святых. И только центральная голова была обычной головой, если можно назвать обычной головой голову огромного свирепого пса на человеческом теле. Одет этот монстр был в какое-то подобие стальных доспехов местами заржавленных, местами пробитых и промятых чьими-то чудовищными ударами.

– Пусть проходит, – сказало создание, шире раздвинув створку гигантских ворот.

– Вот и все, – кормчий посмотрел на меня из темноты своего капюшона. – Дальше я не пойду. Дальше мне нельзя.

Лодка плавно опустилась на оплавленные камни, подняв небольшое облако пепла. Я сошел на землю и только тут ощутил колоссальные размеры ворот и монстра, что стоял рядом с ними.

– Счастливо тебе, Цербер! – Прокричал кормчий, взмахнул шестом, и черной тенью растворился в пространстве.

Я молча стоял и смотрел на гиганта, переминающегося с ноги на ногу у огромных ворот.

– Перевозчики, – брезгливо поморщилась единственная уцелевшая голова огромного создания, когда лодка Харона окончательно растворилась в воздухе. – Стигийские псы и то лучше. Они хотя бы честнее. Что увидят, то и жрут.

На некоторое время Цербер задумался, но вскоре все его три головы уставились на меня.

– Следуй за мной, – сказала уцелевшая голова чудовища, – Нечего стоять в преддверии. Да и вообще не следует долго держать ворота открытыми.

Я уже было хотел возразить монстру по поводу небольшого несоответствия в наших пропорциях и, соответственно, в скорости передвижения, как тот перебил меня.

– Хотел ли ты когда-нибудь чего-то запретного?– сказал Цербер, поднимая глаза к небу, словно вспоминая зазубренный текст. – Хотел ли того, что не следует брать или же делать? Представь, что это теперь разрешено. Так вот, необходимо захотеть этого. Очень сильно захотеть. Просто следуй за мной и все.

Гигант развернулся и стал быстро углубляться в темноту пещеры, оставив меня одного.

Как же неуютно стало мне возле этих огромных ворот! Так неуютно и одиноко, словно по капле из меня выпивали жизненную силу. И неожиданно я испытал ужасное желание двигаться с этим изувеченным монстром в темную неизвестность. Это было бы намного лучше, чем стоять здесь одному. Я хотел догнать этого гиганта. Я хотел быть рядом с ним.

В это же мгновение я каким-то необъяснимым образом очутился рядом с Цербером, быстро шагающим по широкому гроту. Я парил рядом с ним, не отставая ни на шаг. За спиной послышался оглушающий звук, закрывающихся ворот.

– Ну вот! Еще один, – Цербер оскалился всеми тремя пастями. – Жалкий человечишка. Ну почему такие примитивные создания, способны так быстро учиться. Я мог бы разорвать сотни тысяч таких как ты. Я мог бы один уничтожить ваш мир. Я могу голыми руками дробить горы, но не могу просто чего-то сильно пожелать. И все это по воле…

Цербер запнулся и огляделся по сторонам двумя крайними головами.

– Но не волнуйся, – вдруг смягчившись продолжил он. – Тебе от меня ничего не грозит. Пока не грозит. Пока ты принадлежишь Господину.

Некоторое время мы двигались по широкому гроту, уставленному огромными статуями разнообразных созданий, которые застыли в причудливых позах. Эти статуи были вырезаны в самих скалах, наполнявших грот в самых неожиданных местах и на разной высоте, и от этого казалось, что они самостоятельно попытались пробраться через каменную породу, но по какой-то причине им это не удалось, и они так и остановились наполовину вплавленные в камень.

– Что тебе рассказывал Харон? – Цербер посмотрел на меня шестью огромными глазами черными, как уголь.

– Ничего, – ответил я. – Он в основном молчал.

– Странно, – Цербер почесал огромную человеческую руку о край латного нагрудника. – Обычно этот никчемный перевозчик очень много говорит. Говорит, говорит, но сам толком ничего не знает.

Цербер вдруг на несколько минут задумался и мы шли в полной тишине.

– Это Харон… – словно вспомнив оборвавшуюся нить разговора, покачал головой Цербер. – Немало ему, конечно, досталось. Хотя все справедливо! Он получил только то, чего заслуживал. Его было трудно оставить безнаказанным…

Цербер замолк, осматривая своды своей пещеры в шесть черных, как уголь, глаз.

– Расскажешь мне про Харона? – спросил я.

Цербер некоторое время молчал, словно собираясь с мыслями. Потом он в последний раз окинул довольным взглядом грот и посмотрел на меня.

– Харон когда-то был ангелом-хранителем, – поморщился монстр.– Уважаемым ангелом. Ему доверяли особенные души. Особенные. Никто лучше него не мог так заботиться о них. Ученые мужи, поэты, праведники, мученики за веру – все чистые и безупречные.

Постепенно у него их набралось довольно большое количество, и не было у Творца большей радости, чем эти ничтожества. Но пришло время Великого Краха. А эти души – увесистый аргумент в споре с Создателем. И что сделал Харон? Знаешь? Он продал их всех! Продал нам их всех. Я не знаю как, но он уговорил их всех встать на нашу сторону.

Цербер аккуратно потрогал обожженную морду.

– Не спорю, – продолжил он, – это нам помогло, но, как видишь, не привело к победе. И теперь часть Хароновых войск или в Геенне, или в ледяной долине, или еще где. Приятно же наверно Харону привозя новые души, заставать своих старых подопечных в муках. Да…

– А что там про то, что он получил то, что заслуживал? – спросил я.

– А-а-а-а, – протянул гигант. – А ты думаешь после таких деяний, Противоборствующая сторона отпустила Харона безнаказанным? Не-е-е-т. Он не избежал кары. Точно, конечно, ничего не известно, но подозреваю, что кара эта была жуткой. Кто знает, что осталось теперь там под его изодранным плащом? Что сотворили с ним его же бывшие соратники – ангелы и архангелы после своей победы? Этого не знает никто кроме него самого.

Цербер замолчал и долгое время шел, не проронив ни слова. Я же в это время вспоминал того обреченного, который попытался взобраться на борт лодки в огненной реке и который был так бесцеремонно отброшен обратно в Геенну ударом шеста.

Грот закончился точно такими же массивными воротами, через которые я проходил, сойдя с лодки Харона. Цербер надавил на один из рычагов, ворота заскрипели, открылись, и я был поражен более чем когда-либо.

Перед моим взором предстала колоссальная пещера. Это была даже не пещера, это был целый небольшой мир, посреди которого возвышался то ли причудливый замок, то ли скала, то ли все вместе. Это сооружение было со всех сторон объято светом, который исходил, казалось, из-под самой конструкции. Вокруг происходило какое-то беспорядочное движение: миллионы парящих огней, вспышки света, фонтаны искр, всплески сочащейся магмы, небольшие частые содрогания поверхности, словно при землетрясении.

– Ну как? Создается впечатление хаоса? – послышался за спиной чей-то незнакомый голос.

Я обернулся. За мной стоял Цербер, а рядом с ним улыбающийся полноватый человек в грубом длинном коричневом балахоне. Он кивнул Церберу, и огромный монстр, громыхнув затвором, молча, исчез за воротами в глубинах грота.

– Меня зовут Маммона, – сказал полноватый человек. – Я проведу тебя к владыке круга, которому ты принадлежишь. Ну, а там уже сам Астарот назначит тебе наставника.

– А как же Цер…

– С ним все будет в порядке, – сказал человек в балахоне, оглядываясь на ворота. – Церберу нельзя здесь долго находиться. У него свои дела – у нас свои. Да и, предугадав твои дальнейшие вопросы, я сам расскажу тебе и о нем, и о том, что ты видел, и о том, что слышал.

– Но… – попытался возразить я.

– Во-первых, – перебил меня Маммона, – чтобы никто больше не смог читать твои помыслы и желания, прекрати думать, как человек. Ведь вы сами до конца не уверены, как происходит этот процесс. Ты проговариваешь, осмысливаешь, пережевываешь каждый импульс. Остановись. Ты должен мыслить спонтанно. На самом деле к тебе приходит побуждение твоей души, а потом оно принимает форму слов. Попробуй.

Я прислушался к себе. К своему сознанию. Действительно изначально я почувствовал только неопределенные желания, которые мне так и хотелось облачить в словесную форму, но теперь я их понимал и без человеческого языка.

– Ну вот, – сказал Маммона, – так уже лучше. Ну, так мы остановились на…

Маммона повертел головой по сторонам, словно хотел убедиться, что больше никого поблизости не было.

– Я обещал рассказать тебе о Цербере, – продолжил он. – Но для начала ты должен узнать о том, как ты попал сюда. Я имею в виду демонов, что являются в виде кормчих в лодках, чтобы забрать души. Это простые демоны-служители. Низшее звено иерархии. Они выполняют только функцию доставки душ в нашу скромную обитель. Я бы назвал их курьерами. Харон самый старший и опытный из них. Он является их представителем в первых Пяти кругах. По сути, это разномастные предатели и прочий сброд, который был сослан в Преисподнюю и принят на службу к Хозяину. По роду своих занятий ты будешь иметь с ними дело и узнаешь больше о них из своего личного опыта.

Теперь о Цербере. Он принадлежит к касте стражей. У Создателя они получились гордыми, непреступными, сильными, но недалекими. Странно, что у Хозяина хватило сил перетянуть их на нашу сторону.

Маммона снова огляделся по сторонам.

– Но это только между нами, – продолжил он, – так как критики Хозяин не любит. Итак, Цербер… Ему не ведом страх. Ему не ведома жалость и сомнения. В этом его сила, но в этом и его самая большая слабость. Стражи практически ничего не чувствуют, кроме агрессии и желания служить своему господину. Впоследствии же ко всему этому добавилась и ненависть к роду человеческому. Да… Незавидное же скажу у вас положение. Став любимчиками Создателя вы приобрели множество врагов.

Лицо Маммоны растянулась в благодушной улыбке, и он слегка похлопал меня по плечу, словно бы подбадривая человека, попавшего в трудную ситуацию.

– Теперь обо мне, – сказал человек в коричневом балахоне. – Тебе удалось миновать эту ступень. Не знаю почему, но Астарот решил взять тебя непосредственно в свой круг. Итак, я – Маммона князь демонов-искусителей. Не раз у тебя возникал соблазн сделать нечто противоречащее нравственным нормам. Ты боролся с этим, но проигрывал – темное пятнышко на твоей душе. Это наша работа. Чем больше таких людей с темными пятнами в душе мы наберем, тем сильнее становимся.

Твоя же задача абсолютно другая. Астарот имеет право забирать души в преисподнюю. Для этого ему нужны поверенные или же душеприказчики, или юристы – называй, как хочешь, то есть те, кто имеет право подписывать контракты. Ты был избран именно на такую должность. Но подробнее об этом тебе расскажет сам Астарот. Он любит рассказывать о нашем мире. Видимо, хочет казаться жертвой обстоятельств, насильно заключенной в Пяти кругах.

Маммона снова улыбнулся и посмотрел в сторону гигантской конструкции посреди пещеры.

– Ты готов? – спросил он. – Тебе ведь ужасно интересно узнать, что находится внутри. Верно? Ну, так мы идем?

– Да, – ответил я.

– Тогда следуй за мной, – ответил демон и полетел по направлению к скале. Я последовал за ним.

По мере приближения к этой огромной горе все с большей и большей отчетливостью в ней прорисовывались черты гигантского высеченного в камне замка. Вокруг его кривых остроконечных башен и мощных стен вились разнообразные создания. Они что-то вырубали, убирали лишнее или наоборот надстраивали, принося с собой чудовищных размеров валуны.

– Ремонтируемся понемногу, – улыбнулся Маммона и свернул в одно из близлежащих строений.

Последовав за ним, я оказался в просторной богато украшенной комнате, которая была освещена небольшими, но яркими шарами из какой-то субстанции. Они крепились вдоль стен над головами все тех же вырезанных из камня фигур разнообразных созданий, которые я видел в гроте Цербера.

В самом конце этого зала на возвышении стоял каменный трон, который, словно навес, укрывали распахнутые черные резные крылья. Перед ним стояло несколько столов, за которыми сидели и люди, и разнообразного вида создания.

На троне же восседал человек. Он был довольно строен. Лицо его было серьезно и обладало утонченными чертами. Его можно было бы назвать прекрасным ангелом, если бы не странное ощущение, что чего-то в нем недостает. Ни капли эмоций не выражалось на лице Астарота. Он внимательно слушал какую-то крылатую тварь в синем балахоне, что сидела за одним из столов рядом с его троном.