Читать книгу Как я выжил в Японии. Записки инопланетянина - Максим Сазонов - Страница 35

Ох, как давно я ничего не писал. Всю прошлую неделю я спал. Каждый свободный час. Иногда ложился спать в 10, иногда в 8. Было много всякого интересного, но поскольку сразу не записывал, теперь уже и не вспомню, поэтому ограничусь выходными.

В субботу было тепло. Очень тепло. Градусов 20. Так, что в своей лёгкой ветровке я спарился. Несмотря на это, деревья стоят голые, что вызывает диссонанс восприятия окружающего мира. Если потеплело – должно позеленеть. Закон же природы. Тем не менее. Вечером в субботу чуть-чуть тряхнуло. Утром то ли в пятницу, то ли в четверг тоже. Но утром сильнее. Хотя это сильнее – всего 2 балла по японской шкале. Учитывая, что дом уже старый и ему больше 30 лет, гораздо страшнее было, когда межкомнатные перегородки-фусума начали долбиться в пазах. Собственно, от этого звука я и проснулся и только потом понял, что трясёт. За неделю 2 землетрясения. Больше, чем за полгода.

В воскресенье проснулся часов в 8. Включил телевизор, чего не делал уже очень давно, и начал смотреть рекламу. При всём ужасе японской рекламы она лучше, чем японские шоу. Потом воткнулся в детские мультики (ещё хуже, чем японские шоу), но не аниме, а эту японскую психоделику, от которой мозг здорового человека сворачивается в клубочек и с воплями «только не меня» бьётся в черепной коробке в истерике.

Мультик был совершенно замечательный. К сожалению, включил не с самого начала, но суть была такой.

Кто-то отправил деревенского дурачка (во всяком случае, весь мультик он вёл себя как дурачок) с письмом в соседнюю деревню. Письмо было адресовано некоему Хирабаяси-сан. Но дурачок читать не умел, поэтому, пока он дошёл до той деревни, он всё позабыл. Идёт он грустный, плачет, тут бабушка на поле рис сажает и говорит ему человеческим голосом: «Что ж ты убиваешься так, милай», – а дурачок ей и отвечает: «Да как же мне, дураку, не убиваться, вот послали меня письмо отнести, а я и позабыл кому, а читать не умею».

– Стоит ли по такому убиваться, – отвечает бабушка – я умею читать, давай своё письмо.

Взяла бабушка письмо и говорит:

– Да это ерунда. Этого человека зовут Хирарин.

Радостный побежал дурачок дальше. Навстречу ему дровосек.

– Куда бежишь, дурачок?

– Господину Хирарину письмо несу.

– Кому? Я тут всех в округе знаю, нет тут такого.

– Как нету? Вот же письмо!

Взял дровосек письмо и говорит.

– Так это не Хирарин, это Хэйрин написано. Но в нашей деревне такого нет, иди дальше.

Запутался совсем дурачок, идёт, вздыхает, навстречу ему дедушка.

– О чём грустишь, дурачок?

– Да как же мне не грустить, послали меня письмо отнести, а фамилию-то я и забыл. Бабушка сказала, что это Хирарин, а дровосек – что Хэйрин, как же его правильно звать-то?

Посмотрел дедушка письмо и говорит:

– Оба они не правы. Зовут этого человека Тайрарин.

Тут уж у бедного дурачка совсем ум за разум зашёл. Идёт он по дороге и поёт:

– Хирарин, Хэйрин, Тайрарин.

Навстречу ему монах.

– Ты чего, дурак, орёшь?

– Да как мне не орать, отец, – отвечает дурачок. – Послали меня письмо отнести, а фамилию-то я и забыл. Бабушка сказала, что это Хирарин, дровосек – что Хэйрин, а дедушка – что Тайрарин. Дак как же его звать-то? Ты ж, отец, грамоте учёный, помоги.

Взял монах письмо, смотрит и говорит.

– Всё неправильно. Этого человека зовут Тайрабаяси.

«Ну, теперь-то уж точно. Монах учёный, ошибиться не мог», – думает дурачок. Идёт по тропинке, навстречу путник.

– Путник, а путник, а где живёт господин Тайрабаяси? – спрашивает дурачок.

– Тайрабаяси? Нет здесь такого.

– Да как же нет, мне же монах вот прочитал.

– Давай сюда, чего он там тебе прочитал, – взял путник письмо и, решив пошутить над дурачком, говорит: – Дурачок ты и есть! Это же Ичихачидзюмокумоку

Отчаялся дурачок, идёт по улице и кричит:

– Хирарин, Хэйрин, Тайрарин, Тайрабаяси, Ичихачидзюмокумоку!

Вся деревня собралась, один его и спрашивает:

– Чего ты, дурачок, кричишь?

– Человека ищу.

– Какого человека?

– Какого-то из этих.

– Но у нас в деревне таких нет.

– А вы-то сами тут кто будете?

– А я староста, Хирабаяси.

– Не, такой мне не нужен, – сказал дурачок и побежал дальше, а письмо обронил.

Взял староста письмо, а там и написано: «Дорогой Хирабаяси, а вы знали, что Вашу фамилию можно прочитать Ичихачидзюмокумоку?»

Занавес.

На самом деле страшнее японских фамилий в японском языке вряд ли что-то есть.

Если только китайские фамилии, записанные по-японски. Вернее, читаемые по-японски. Пишутся-то они одинаково.

Кстати!! О китайских фамилиях! Я же уже говорил, что с июля начинает действовать новая система регистрации граждан. Если, например, большинство европейцев она не коснётся, то китайцы в очередной раз окажутся жертвами великояпонского шовинизма. Если раньше имена китайцев писались точно так же, как в китайском языке, только читались по-японски, то теперь, в случае если в японском языке нет иероглифа, которым пишется это имя, то вместо него будет использоваться «такой же по смыслу японский иероглиф». То есть мало того, что китайские имена извращаются самым безбожным образом в произношении, они теперь и в написании будут извращаться.

Поясняю. Был один великий китайский каллиграф. Пишется одинаково, что в японском, что в китайском, но по-китайски это читается Ван Сичжи, а по-японски Оогиси. Вот и догадайся, что речь идёт об одном и том же человеке. Но с этим можно смириться, если, конечно, у тебя есть японо-китайский словарь, с латинской транскрипцией или Интернет и куча времени.

Теперь представим, что Ван Сичжи приехал в Японию после 9 июля 2012 года.

Поскольку в японском языке нет второго иероглифа этого имени, его заменят. И хорошо, что в данном случае есть внешне похожие иероглифы с таким же чтением, так что с трудом, но догадаться можно будет. А если не будет похожего иероглифа, и получится из одного набора иероглифов совершенно другой. А читаться будет так же. И тут уже догадаться, о ком идёт речь, абсолютно невозможно.

Мало того, что звать его будут не так, его ещё и писать будут не так. А как в этом случае быть переводчикам? Конечно, Ван Сичжи никто переписывать не будет. Но вот все новые китайцы получат по полной.

Прошло больше тысячи лет, как японцы спёрли письменность, но писать они так и не научились. Что в Хэйан творилась какая-то вакханалия, что сейчас. Тысячу лет наступать на одни и те же грабли… это надо иметь определённые склонности.

Вчера ездил в историческую деревню. Место совершенно потрясающее. Огромный-огромный парк, куда собраны исторические дома периода середины 19-го века. Какие-то настоящие, какие-то новострои, но они заполнены настоящей мебелью, настоящими предметами быта, везде можно ходить, всё смотреть. Я ходил почти 6 часов и не успел обойти всё. Он действительно очень большой. Безумно интересно посмотреть, как жили крестьяне, рыбаки, горожане, офицеры. Можно заходить в дома, трогать, нюхать, где-то есть манекены, где-то они разговаривают, Ощущение, что ты действительно ходишь по улицам города 19-го века, что люди, которые тут живут, вот только сейчас на минутку вышли из дома. Чуть не опоздал на последний автобус.

А ещё там было интересное заведение. Столовая. Обычная столовая. Современная, для туристов. Поехал я, не позавтракав, в 10 утра, но вспомнил об этом только в 3-м часу, так там было здорово.

Зашёл в эту столовую первый раз. Там не было никого. Вообще. Открытая столовая, ни одного человека. В смысле поваров-продавцов. Я покричал, покричал, мне никто не отозвался, так что я ушёл. Второй раз зашёл туда через час. Там уже была обычная японская столовская бабушка. Такие бабушки есть во всех заведениях японского общепита.

Я взял лапшу-собу, кстати, это было первое место, где соба реально сильно пахла гречкой. Съел. Начал пить бульон. Поскольку ложки у меня не было, я его начал пить через край чашки.

– Эй, одзисан, – раздалось сзади. Я никак не прореагировал.

– Эй, одзисан, я ж тебе ложку забыла дать.

Тут я чуть не захлебнулся в бульоне. Нет, конечно, у меня было очень много работы прошлую неделю. Да, я сильно устал. Но чтобы какая-то бабушка называла меня дядей!!! Я аж на несколько секунд, вытаращив глаза, уставился на неё, забыв про бульон во рту. «Супу-у-ун», – медленно и внятно проговорила бабушка, подавая мне ложку-рэнгэ. Сделав усилие и проглотив, этот несчастный, вставший поперёк горла бульон, я взял ложку, кивнул бабушке, доел бульон и вышел из столовой в полном трансе.