Читать книгу Стеклянное солнце - Максим Сергеевич Евсеев - Страница 4

Глава 1

– Андрон Романович, можно я пойду? – заголосила продавщица Надя.

– Да, конечно, прости. – Не сразу ответил ей Цапф.

Андрон полностью погрузился в свои мысли, подсчитывая, сколько сумеет отыграть у судьбы. Выручка сегодня хорошая. Почти 120 тысяч рублей за 11 часов работы. Надежда – стареющая, но продуктивная и улыбчивая продавщица, сегодня зажглась во всей красе. Так еще недельку и весь ущерб от налета новоявленных нацистов будет полностью возмещен.

Город уже погрузился в вечернюю тьму, когда Андрон отпустил Надежду и стал прогуливаться вокруг стеллажей с вином. Как бы там не было, а работы предстоит еще немало.

Цапф всегда сам проверял недостачу, занимался заказами и приемкой товара, помогал его разгружать. Часто принимал роль продавца или консультанта. Его любовь к вину выражалась в полной самоотдаче делу. Он сам себе менеджер, грузчик и продавец. Только он на самом деле знал, насколько качественен или плох товар.

Один только запах из бутылки давал ему всю информацию о напитке. Сколько ему лет, какая крепость, сорт винограда. Даже разновидность стекла не могла укрыться от внимательно взора Цапфа. Настоящий знаток своего дела.

Часто даже бывало, что Андрон отговаривал покупателя от приобретения того или иного напитка, находя его по запаху некачественным. Взамен рекомендовал хорошие заменители, а ширпотреб выбрасывал.

Поставщики оставались всегда одними и теми же. Стабильная цена, высокое качество. Только в сотой доле случаев мог возникнуть брак. Может по вине того, кто разливал, может по невнимательности. Но Цапф всегда доверял своим поставщикам. А ошибки и оплошности могут быть у всех, даже у самых заядлых мастеров.

Андрон Романович, как старинный родовой интеллигент, руководствовался честью и справедливостью при ведении бизнеса. За всю свою жизнь никого не "кидал", не переходил дорогу, врагов почти не наживал. Его характер скраивался из немецкой педантичности, польской утонченности и еврейской деловой хватки.

Местами ему не хватало жесткости, что компенсировалось отменным чувством такта и ума. Каждый шаг Андрон старался обдумывать. Действовали впопыхах лишь дураки. Цапф же не выносил спонтанности. "Жизнь – это игра в шахматы" – думал он. Ошибешься – твой король будет выведен с поля боя.

Маргарита Ивановна считала его чувственным и бескорыстным. Ксюша и Марина – добрым и щедрым, его клиенты – чутким и проворным. Сам же он не относил к себе все эти категории. Андрон Романович полагал, что все его положительные качества перечеркиваются самой простой нерешительностью. Настоящий бизнесмен идет до конца. Цапф до конца шел редко. Вот и сейчас свое решение написать заявление он критиковал и не понимал. "Что я, пьяный что ли был".

Возле его лавки проехал полицейский "бобик". Ничего удивительного, если бы он не остановился на минуту возле соседнего дома. Там как раз жили не самые благополучные люди. Однако из автомобиля никто не вышел и он уже через пару минут скрылся из виду. Предчувствие чего-то неприятного не покидало Цапфа ни на минуту. Он ждал. Только вот чего?

В 22:20 Андрон наконец закрыл магазин. В здании работала сигнализация, которую он поставил сегодня утром. При любом прикосновении к входной двери человеческих рук включалась светозвуковая сигнализация. По задумке, она заставляла нарушителей кинуться прочь от магазина. Андрона такая система привлекала еще и тем, что звуки внутри помещения также входили в зону действия системы.

Если вдруг упадет бутылка или кто-то посмеет зайти с черного входа, то вся местность в радиусе двухсот метров будет оповещена об этом. К тому же, цена вопроса не была излишне дорогой. А эффект ожидался колоссальный.

Андрон устало двинулся через улицу. Сегодня он снова ездил в полицию выяснять, почему вдруг решили отпустить тех двух нарушителей. Лишь только после нескольких долгих часов ожидания ему сказали, что их отпустили под подписку о невыезде.

Известия успокоили расшатанные событиями нервы Андрона Романовича и он вернулся в привычное ему жизненное русло. Дома ждал теплый ужин. В душе подолгу мылась жена, а дети находились в своей комнате. Снова вечер, как тогда – три дня назад. Ничего не предвещает беды.

Только треск кирпичного камина да звук поющей в ванной комнате жены. Дом как дом, чего тут плохого…

Цапф зашел в прихожую, разделся. Лишь плеск воды наполнял дом звуком. Андрон Романович уселся в любимое кресло и затопил камин. Хоть на улице и тепло, а треск родных поленьев отнюдь не помешает. К тому же успокоит нервы, поможет восстановиться.

Заготовленные ранее дрова быстро загорелись. Цапф еще раз проверил камин и принялся за "Дон Кихота", опустошенно потягивая "Шардоне". В его умелых и нежных руках книга чувствовала себя комфортно, распознавая в Цапфе образованного знатока. С таким человеком опасно быть глупым.

К 23 часам дети должны улечься спать. Андрон пойдет после них. Он еще немного посидит, пока не дочитает главу. А вот Маргарита Ивановна все еще находилась в душе и даже не собиралась оттуда выходить.

– Ох, и сколько же ты воды тратишь… – Проворчал еле слышно Андрон.

В этот момент с улицы послышался воющий звук, это был крик сирены. Его сирены!

– Нет, опять!

Цапф подскочил к окну и отдернул штору. Двое молодых людей пытались выломать дверь в его лавку. Андрон стиснул зубы и бросился к ружью. Из своей комнаты вышли Ксения с Мариной, вода в душе перестала шуметь.

– Что случилось, сирена? – Спросила старшая сонным голосом.

– Да, может сломалось. Идите к себе. – Мягко приказал им Андрон и сломя голову выскочил на улицу.

***

– Останови здесь. – Приказал Москвич Глебу. – Подождем немного. Пусть магазин закроет.

Мкад посмотрел на свои электронные часы. На темном, как ночь, циферблате зеленым ядовитым цветом горели цифры 22:04. Недолго оставалось ждать. Возможно, несколько минут.

– Заглуши двигатель пока. Шум нам ни к чему, да и горючку сохраним.

Васинько не сводил глаз с Москвича, пока тот смотрел в окно. Эти татуировки, символы и знаки казались ему привлекательными, необычными. Их многочисленность и визуальная красота доставляли Глебу какое-то странное удовольствие. Вот уже два года он тихо смотрит на них и не может понять, что же именно его цепляет.

Время двигалось медленно для одного и очень быстро для другого. Москвич все время поглядывал на часы и смотрел из окна УАЗика на винный магазин "Варсови". Прямо над дверью лавки горела яркая лампа, освещавшая бордово-черную вывеску магазина. На самой вывеске проглядывалось аккуратное и строгое "Since 2012".

– Интеллигент чертов. – Проворчал Москвич.

– Ты о ком?

– Да о том жиденке, он винный магазинчик держит. Это мы тогда налет устроили с лысым. А еврей этот мусорнулся. Нас повязали, а он заявление написал. – Москвич заскрипел зубами. – Скотина.

– Ты хочешь повторить налет? – Неуверенным голосом спросил Васинько.

Москвич медленно, словно робот, повернул к нему свое опухшее от разбитой скулы лицо и обнажив зубы, со злостью сатаны ответил:

– Нет, я хочу сжечь его!

Мкад сипло, едва сдерживая громкость звериного голоса, рассмеялся. Он затарабанил руками по панели впереди себя и опять взглянул на часы.

– Пятнадцать минут одиннадцатого, а ни еврея, ни Жоры как не было, так и нет.

– Давай ждать, что нам остается. Не полезешь же ты на рожон сейчас.

– А почему бы и нет?! Пора уже и нам силу показать.

Москвич собирался уже вылететь из УАЗа, как рядом с ними проехала полицейская машина и остановилась на минуту возле ближайшего дома. Затем снова поехала и скрылась из виду.

– Ну и что он останавливался? – Тихо проговорил Глеб. – Знаешь, я думаю, не все так однозначно.

– Ты о чем? – Злобно передернул Москвич.

– Власова нет, менты проехали, еврей твой не выходит…

– Всякое бывает. А Жорику я потом по башке настучу.

У Москвича тряслись руки от напряжения. Язык свешивался изо рта, будто в ожидании добычи. Глеб же выглядел спокойным и изредка поглядывал на товарища. С Пашей это всегда происходит, когда он чувствует запах жареного. Неожиданно для себя Глеб подскочил:

– Смотри, выходит!

– Его пока не трогаем, а вот магазин… Надо проучить гада!

– Когда начинаем?

– Через 10 минут. Если конечно Власов не подойдет раньше. – Москвич сделал многозначительную паузу. – Слился он похоже. Не в первый раз подставляет, сука. Пусть молится, что мы не начнем раньше, чем он вздумает придти.

Глеб сильно волновался, но не показывал этого. Тогда в полиции он знал, что их троих отпустят. Сейчас же ситуация была другая. В случае обнаружения их с легкостью арестуют и посадят в тюрьму. У Мкада уже есть условный срок. А ему, Глебу, могут дать реальный. В силовых акциях Васинько никогда не участвовал, ограничиваясь пропагандой и увеселительными мероприятиями. И если бы не устрашающая животная энергия Москвича, Глеб, ни на секунду не задумываясь, сбежал бы.

Еще десять минут томительного ожидания. Москвича теперь уже стало не на шутку колбасить. Последовал удар кулака о крышу машины, Глеб от неожиданности съежился.

– Все, хрен с ним, пора.

Мкад вылетел из машины и со скоростью гепарда достал из багажника машины две канистры. Хоть автомобиль и вел Глеб, принадлежал он Москвичу.

– Нифига себе ты подготовился.

– Заткнись. – Отрезал Мкад и подал ему одну из двух канистр. – Держи!

Затем Москвич потянулся за двумя бутылками с тряпочкой у горлышка. Глеб сразу догадался. Коктейли Молотова.

– Идем!

Васинько отставал от Москвича на добрых три метра. Он не на столько быстрый и сильный физически, чтобы поспевать за рассчитанными, но горячечными действиями товарища. Они подошли к двери лавки, окна в ней фасада дома отсутствовали.

– Давай обойдем. – Рационально предложил Глеб.

Но Москвич снова отрезал:

– Нет, разнесем все в лоб.

По двери последовал мощный удар ногой. От сильного толчка сработала поставленная сюда сигнализация.

– Твою мать! Давай свалим, а?

Глеб приготовился бежать куда угодно, но что-то его все равно удерживало. Азарт? Нет…

– Стоять! Доведем до конца. Минуты две у нас есть. Не терять времени!

Москвич еще раз ударил ногой в дверь. Потом еще, и еще. Осознав безуспешность своих попыток, Мкад зарядил в нее плечом. Сделал это снова.

– Помоги! – Прокричал он Глебу.

Оба навалились, поочередно прошибая с разбегу. Дверь лишь слегка погнулась, даже не думая подаваться.

– Что делаем?

В ответ на вопрос Глеба Москвич отвинтил крышку канистры и облил ею дверь. Затем достал спичку, зажег и…

– Стой, тварь, застрелю!

В двадцати метрах от них стоял Цапф. В руках у него была та же двустволка, что и в прошлый раз. Такой же грозный, но немного неуверенный вид. Такие же страх и ненависть в глазах. По лицу читалось выражение, будто сжечь собираются не магазин, а его самого.

– Привет, жидок, ты все еще здесь? – Дразнил его Москвич.

Глеб сглотнул и сделал шаг в сторону. Страх смерти перевешивал сейчас все остальное. Сердце колотилось как проклятое.

– Потуши спичку, умоляю тебя. – Цапф покрылся холодным липким потом.

Предохранитель взведен, курок слегка приспущен. Следующие секунды могли решить судьбы трех людей. Как же сейчас не хватало полиции, которая со своими спасительными мигалками прокатывалась тут полчаса назад. Сейчас закон недоступен. Есть только то, что у тебя в кулаке и внутри тебя самого. Пора решать. Сделать то, что требуется, а дальше будь что будет.

Но тут появилась своя полиция:

– Стой! Не стреляй в них.

Откуда-то сбоку выскочил Власов. Растерянной, но моментами твердой походкой он приближался к Цапфу с поднятыми вверх руками.

– Стой, Ты кто?

– Тот, кто опоздал. – Георгий глубоко вдохнул. – И поплатился за это.

Георгий остановился, между ним и Андроном оставалось не больше 10 метров. Цапф не стал поворачивать на него ружье, но держал в поле видимости.

Васинько воспользовался моментом и рванул что есть мочи. Андрон был готов сделать выстрел, но его остановил громкий голос Георгия:

– Не стреляй! Пусть бегут. Оба! Их жизнь не настолько важна, чтобы ты сел в тюрьму.

Глеб скрылся за ближайшим поворотом и продолжил бежать. Страх перевесил влечение. Впрочем, как и всегда.

– Не слушай, он блаженный. – Тешился у поломанного входа в магазин Мкад. Его спичка затухла, а сирена перестала надрывно кричать.

– А ты уйди, не бери грех на душу. – Обратился к нему Власов. – На тебе итак есть висяки. Помоги мне сейчас.

Москвич понимал, что еврей может выстрелить, а еще он видел, что ружье было наставлено на него. И если Цапф повернет дуло в сторону, то ему не жить.

– Перестань, это же еврей. О чем можно говорить с евреем. Ты с ним еще и торгуешься? Бросай это.

– Да, торгуюсь, потому что ты не умеешь, я даю тебе слово, что мы закончим это дело, если ты сейчас же уйдешь.

Москвич снова достал спичку.

– Он не выстрелит, потому что еврей. А все они трусы. От первого до последнего.

Цапф не выдержал. Пуля вылетела из ствола и десятками маленьких дробинок рассекла воздух в метре от Москвича.

– Понял!? – Заорал Андрон.

Вдалеке послышались сирены полицейских автомобилей. Наверняка ее вызвал кто-то из соседей. Звуки приближались. Через пару минут здесь будет все совсем иначе.

– Прости, но… Ты же не хочешь оставить Аню одну?

– Заткнись!!! – Проорал Мкад.

Он упал на землю. Забился в истерике. Москвича словно что-то надломило и заставило прижаться к остывшему асфальту. Кулаки пытались рассечь твердое покрытие, но сами рассекались в кровь об него. По сбитой скуле пробежала слеза.

– Ааааа…

Москвич ничего не пытался, да и не хотел сказать. Колосс, которому ударили по тонким ножкам. Андрон удивился тому, как лишь одно женское имя произнесенное вслух, способно уничтожить человека. Мысль, что не насилие решает проблему, а психология, нашла свое подтверждение.

– Иди к ней, ты ей нужен. – Георгий опустил руки и оглянулся на Цапфа, как бы спрашивая разрешения подойти к другу. Но не рискнул. – Иди, иди. Она ждет тебя, своего старшего брата. Своего единственного брата. Он сейчас далеко, но скоро будет близко.

Власов стоял на расстоянии и проговаривал слова как молитву, надеясь, что они подействуют на могучую татуированную тушу, полную злости и отчаяния.

Георгий сам на несколько минут будто выпал из реальности. Не оставалось гнева, ненависти, упрямства и боли в душе. Только свобода. Такого с ним не случалось давно. Необычное состояние спокойствия, даже несмотря на опасность ситуации. Спасти друга – вот что сейчас главное.

Москвич, словно заколдованный, встал, отряхнулся. Он потупился, смотрел вниз, на свои ноги. Шатающимися движениями подобрал обе канистры с бензином и побрел к своему УАЗу. Завелся тот быстро, без всяких проблем. В дальнем конце улицы уже виднелись три полицейские машины, когда одинокий, скромный выкидыш российского автопрома скрылся за поворотом.

Андрон с Георгием видели машину под светом полной луны, наблюдали, как та уходит куда-то вбок. Ни желания, ни возможности остановить Москвича у них не было. Первый поражался жертвенности второго, второй же удивлялся своему поступку и совершенно не боялся первого.

К месту происшествия подъехала "Газель" и из нее выскочили люди в масках. За ней еще две легковушки. Власов так и не обернулся, чтобы увидеть лицо Андрона. Прежде чем его оглушил подоспевший ОМОНовец, Георгий только успел услышать до боли знакомый голос давно забытого друга:

– Жора!

Далее мир перед ним резко окрасился в черный цвет, а голос эхом отдалился.

Глава 2

Темнота в глазах сменилась больной резью и сильным головокружением. Власов будто потерял ориентацию в пространстве. Каждое его движение с болью отдавалось в голове.

Представьте, что вы оказались на глубине 10 метров под водой. На вашу голову беспощадно давят эти 10 метров тяжелой океанической жидкости. Организму становится как минимум непривычно, а как максимум – неприятно. Точно такое же чувство посещало сейчас Георгия.

– Просыпайся! Хватит спать.

К Жоре подошел высокий сержант и открыл дверь камеры. Власов не вполне мог слышать чьи-то голоса. Словно в бреду, они с трудом доходили до разума и отдавались эхом в самых дальних его уголках.

Георгий чувствовал теплоту на затылке. Кровь. Местами запекшаяся, местами все еще свежая, она редкими каплями стекала по голове и высыхала на воротнике футболки.

Резко заболел локоть. Сержант ударил его туда дубинкой. Власов почти неслышно вскрикнул.

– Пойдем, тебя ждут, нацик.

Гоша с трудом поднялся, ноги его совершенно не держали. Единственное, что он полноценно ощущал, так это ноющую боль в локте и на затылке. Эти ребята не прочь лишний раз поиздеваться над такими людьми, как он.

Сержант вел его прямо по пустынному коридору. Свет здесь не горел и только так сквозь пелену тумана в голове Власов определил, что наступило утро нового дня. Коридор ответвлялся на мелкие комнаты – кабинеты, где сидели такие же незначительные служащие. Но одно из таких помещений представляло интерес. Туда-то сержант и вел Власова.

Внутри отличий практически не наблюдалось. Такая же массивная железная дверь. Грохочущая и писклявая, она ныла и стонала при каждом прикосновении, будто требовала более уважительного к себе отношения. Стены отталкивали от себя вредностью и уродливостью. Их одежда – сползающая многолетняя краска, двигалась вниз, неравномерными шагами раздевая бетон. Стол посреди комнаты и два стула. Вот и вся мебель.

– Сядь. – Тихо приказал угрюмый сержант. – Руки.

Георгий вытянул вперед обе конечности. Сержант пристегнул их к столу наручниками. Сам же открыл дверь и уже на выходе также тихо произнес:

– Жди.

У Власова было немного времени привыкнуть к подобной обстановке. Он уже не раз бывал в таких ситуациях. Сидел на допросах, говорил монотонные и совершенно неразборчивые вещи, на которые с каждой минутой хотели наплевать все больше. Если ему понадобится и сейчас сказать какую-то глупую чушь, он сделает это. Даже стараться не придется.

Георгий почти полностью пришел в себя. Оставалась только ноющая боль. Разум очистился, восприятие отфильтровалось. Теперь он видит мир, слышит, чувствует его. Но по-прежнему не понимает. Ему не хватало чего-то. О нем Георгий и думал здесь, сидя прикованным к столу наручниками. Он знал, что если найдет в себе это "что-то", то его жизнь навсегда поменяется, а его пристрастия и желания станут пылью.

На волне своих рассуждений он задумался: а правильно ли он вчера поступил? Власов поймал себя на жалости к самому себе. Нет, он готов отдать себя в жертву ради спасения других. Они вряд ли поменяются, а вот он вполне может. И все же Георгий сожалел.

Сокрушался, что пришел позже и не помог уничтожить неправильное. Сокрушался, что поставил себя на один уровень с каким-то жалким евреем. Сокрушался, что находится сейчас из-за него в обезьяннике и тратит свою жизнь на сидение за решеткой и пустые разговоры с такими же пустыми блюстителями порядка. Для себя Георгий решил. Его жертвенность – глупость и отсутствие здравого смысла.

Он опоздал скорее намеренно, чем нет. Потому что думал, что сможет уйти, не заплатив по счетам. Теперь стало окончательно ясно – он слабак и обречен жить всю жизнь пешкой.

Было одно время, когда он в пору своей юности подрабатывал промоутером. Раздавал всякие листовки на улицах, ходил с серьезным лицом и отсчитывал время, когда же сможет наконец пойти домой. Помимо всего прочего, Георгий понял одну вещь о людях.

Им ничего не надо… Они серые и хмурые. Их лица не выражают ничего, кроме грусти и раздумий о бытовых делах. Им по барабану, что ты говоришь, где находишься и почему у тебя не застегнута ширинка. Они толкаются, жмутся, пытаются из себя что-то строить, но по итогу люди все одинаковы в конечном смысле своей жизни. Как бы они не старались выказать индивидуальность, реальность смеется над ними и показывает внимательным, что их особенности – просто мираж.