Читать книгу Небеса наоборот - Максим Сергеевич Толстов - Страница 4

«Смерти нет».

Никак не могу припомнить, кто же это сказал?..

«Смерти нет».

Да кто угодно это мог сказать! И кто угодно мог это повторить, и потом передать другим, и перепечатать эту великую мысль в книгах, и подарить новому поколению в виде сказок со смыслами и баллад с вкраплёнными истинами.

«Смерти нет». Что это значит?..

Почему многие и многие люди, в основном признанные общественностью мудрецы и учёные или прочие просветлённые Мира сего, позволяют себе утверждать подобное? Они что, хотят нас всех обмануть?.. Считают нас простаками?..

Мы ведь с вами отлично знаем, что Смерть существует! Мы видели её, мы нюхали её формалиновый запах, мы её знаем. Нам вещали заплаканные родственники, напоминали по радио, а эти «мудрецы» утверждают, что ничего подобного нет, да ещё и подхихикивают над нами в кулачок и делают вид, что их ничто не касается! Почему они так поступают с нами, с простыми смертными?.

Смерти нет… Да как они могут так говорить?! Вот же она! На каждой могильной плите, в названии каждой улицы, на обложках книг, на картинах, на выставках! Даже филе куриное напоминает нам о Смерти! А они говорят: её нет. Не морочьте людям головы! Эти «мудрецы», наверное, преследуете какую-то тайную нехорошую цель, раз подобное заявляют!

И вдруг всё стало белым-белым… Хотя нет, не белым… Скорее, чистым… И такая славная тишина… такое спокойствие… И что-то родное сказало мне:

Смерти нет для того, кто ещё жив, её не существует для того, кто уже мёртв. Тогда скажи мне, где она?..

И тогда понял я: действительно… Смерть существует только для того, кто умирает. И лишь для него.

…Проходя по улицам города, я порой замечал такие лица… А иногда подобное лицо я замечал в отражении зеркал и витрин – своё лицо. Лицо умирающего каждый день человека. Лицо без любви…

Стоит оглядеться по сторонам и можно заметить, что многочисленные проспекты, перекрёстки, рестораны, гостиницы, парки переполнены умирающими людьми! Умирающими каждый день внутри себя! Иначе, откуда такая скорбь на лицах?..

Смерть существует лишь для того, кто умирает. Остальным бояться нечего. Получается так?..

✦ ✦ ✦

– А я тебе говорю, что это всё чушь собачья! Нам всю Жизнь морочили головы! – громкий мужской голос активно проговаривал слова. – В интернете есть куча роликов и доказательств! Я сам лично общался с такими людьми, тебе и не снилось, и практически все они подтверждали эту теорию!

– В том-то и дело, что это всего лишь теория! Одна из! Лично я придерживаюсь иной точки зрения! – не менее громко отвечал первому голосу голос второй – тоже мужской, но на слух мелодичней.

– Не может быть иной точки зрения!

– Да что ты вообще такое говоришь?!

– Ты – дурак!

– А вот тут я попросил бы!

– О чём ты меня хочешь попросить?!

– Ещё одно слово, и я…

– Ты – дурак!

– Эй, старики, полегче там! – вмешался в ссору третий голос – мужской гнусавый. – А ну быстро разошлись по углам, петухи-пенсионеры. Брейк. Э! Хорош, говорю!

– Вы это видели? Видели? – вскричал фальцетом голос номер один. – Он меня пнул! Ах ты гадина! Ну всё, Леон Николаевич, ты допрыгался…

– Одного пинка для тебя мало, Роман Евгеньевич. Иди сюда, я тебе лысину намну!

– Быдло!

– Хамло!

Кряхтение, мат, звуки борьбы…

– Разошлись, старики! Назад, я вам говорю.

…Кротов открыл глаза.

Всё то же небо, опять чьи-то крики, пыль… По ощущениям – будто отбросило к началу истории. Разница лишь в одном: Олег точно знал, что никто не прибежит на помощь. Тёплых человеческих рук ждать не приходилось.

Повёл глазами в сторону, увидел сидящего рядом на камне Лобкова.

– Эй, Фил, привет, – сказал тихо, взял второго пилота за руку. – Какие дела?..

– О, Олег Виталич, вы очнулись! Как я рад. Как себя чувствуете?

– В порядке. Я долго отсутствовал?

Фил пожал плечами:

– Трудно сказать. Мои часы давно уже остановились на отметке 13:03.

– Время столкновения.

– Точно. А теперь и непонятно, который час. Кажется, что Вечность прошла, потому что тут без вас столько всего произошло!

– А где Ева?.. – спросил Кротов и приподнял голову.

Лобков влюблённо изогнул улыбку:

– Ева Эдуардовна нас, к сожалению, или, скорее, к счастью, покинула.

Олег ухмыльнулся:

– Её бабушка на тот Свет призвала?

– Да… – ответил удивлённо Лобков. – А вы откуда знаете?

– Сегодня бабушки прям отжигают, – приподнялся на локте «укротитель» и пристроился спиной к камню, на котором сидел Филипп. – А Марина, пропащая Душа, отыскалась?

– Отыскалась.

– Где была, рыжая?

– Сказала, что в овраге всё время просидела, боялась на поляну выбраться. А как выбралась, с нами встретилась, так и не стало её. Забрали.

– Кто на этот раз?

– Не знаю, я не заметил. Может, опять бабушка.

– Мне кажется, Лобков, на Небесах существует специальный отряд Ангелов-бабушек, которые бегают по Земле и покойных внучков пирожками встречают, – второй пилот не сдержал улыбки. – У меня, кстати, тоже есть подобная бабушка. Зоя Филимоновна. У неё вообще передо мной должок – она у меня все дни рождения отняла. Чего она за мной не приходит?

– Пирожки, наверное, печёт. Готовится, – предположил Филипп.

Кротов с этой версией согласился:

– А Лида где?..

– Та же история.

– Понятно.

…

– Да я с тобой рядом в поле не сяду! Отойди от меня, Лев! Не беси!

– А эти двое чего не поделили? – «укротитель» внимательней посмотрел на ссорящихся пожилых мужчин. Одного из них признал. – А этот лысый в пиджаке случайно не наш старый знакомый писатель-дракон?..

– Да, это он, Олег Виталич. Опять истерики закатывает.

– А второй кто?

– А это певец Леон Сомов. Знаете такого? Известный артист. У меня мама на его концерт ходила. Он ещё в прошлом году на День народного единства гимн пел в прямом эфире и мимо нот махнул. Этот ролик потом в интернете кучу просмотров собрал.

– Помню. И о чём их звёздный спор?

Филипп затянул однотонное «о»:

– Тут всего уже и не припомнишь. Сначала они спорили, какая профессия важнее для человечества – певец или писатель.

– И какая же?..

– Выяснить не удалось. Обе профессии по-своему оказались важны, и в тоже время абсолютно бессмысленны. Лысый плюнул… не в Сомова, конечно, в сторону, и сменил тему. Потом они каким-то образом заговорили о гражданской позиции Владимира Владимировича Маяковского. Выяснили через крики и повышенный тон, что певцу Сомову позиция поэта нравится, а писателя от неё тошнит. Несколько раз оскорбили друг друга, Леон попробовал дать писателю щелбан, не дотянулся. Крайней же точкой кипения стало обсуждение Планеты Земля.

– В каком смысле, обсуждение Планеты Земля?

– Писатель заявлял, что всем давно уже известно:

Земля плоская. Певец утверждал, что всем давно уже известно, что Земля круглая.

– И какая же Земля на самом деле?

– Да кто ж её знает? Да и какая, в сущности, разница?.. Как показывает практика, для драки тема не важна. Если захотеть, человека можно за что угодно поколотить! И за круглую Землю, и за плоскую грудь, и за маленький рост, и за недостаточный вес. Или избыточный. Это ли не глупость?.. Ну плоская Земля, круглая, овальная, квадратная или в форме ананаса… Что это вообще меняет в наших Жизнях?.. Совершенно ничего. Мы бы и на треугольной Планете нашли повод для драки.

Кротов заинтересованно посмотрел на собеседника:

– Фил, когда ты был живым, я за тобой такой глубины не замечал.

– Стоит один раз умереть – и многое меняется. Короче, если бы Валера не вмешался, думаю, творцы искусства друг другу носы в кровь поразбивали бы.

– Кто такой Валера?

– А вон он! – указал пальцем Лобков. – Тоже ваш старый знакомый, один из тех, кто вас бил. Низкого роста.

– Узнал. Это у которого на Земле двое пацанов без отца остались.

– Да, и жена красавица. Валера вообще парень неплохой. Мы немного пообщались. Да, дел наворотил при Жизни предостаточно: и в тюрьме успел отсидеть, и напивался, и жену, говорит, пускай всего однажды, но ударил…

– А где ж дружки его? Что-то не вижу никого.

– Все ушли, как это ни удивительно. Да вы оглядитесь, Олег Витальевич: нас на поляне всего восемь человек осталось, пересчитать нетрудно. Остальные, наверное, на Небесах давно уже чай из самовара пьют.

– А мы здесь торчим, мёртвые и одинокие, – задумчиво подхватил Кротов. – И никто за нами не приходит, и никаких Божественных Слов не провозглашает. Я как-то по-другому себе это дело представлял.

– Я, честно говоря, тоже.

Кротов заёрзал на месте:

– Фил… – неуверенно обратился ко второму пилоту. – Ты… меня… конечно, ненавидишь.

Лобков приподнял брови:

– За что, Олег Витальевич?

– Сам знаешь за что…

– Знаю, Олег Витальевич. Потому и не виню вас ни в чём. То, что произошло, уже произошло, не будем прошлое ворошить.

– Как? Ты серьёзно?!

– Конечно.

– Что-то подобное мне и Ева сказала.

– Ах, Ева! – мечтательно пропел Лобков. – После Смерти она стала ещё прекрасней! Я обязательно отыщу её, когда до Небес доберусь! Это ли не цель, Олег Виталич?

«Укротитель» с восхищением посмотрел на товарища. Этот парень далеко пойдёт.

– Осталось, Фил, только понять, как на Небеса попасть. На бабушек, похоже, рассчитывать нам не приходится.

– Кстати, ещё немного о бабушках! – рассмеялся Филипп. – Тут, пока вы отсутствовали, смешная история была! Присели мы с Лидой и Евой в крестики-нолики сыграть, времени всё равно навалом, и вдруг слышу женский вопль: «Ванечка! Стой! Куда?! Назад, окаянный!» Смотрю вон в ту сторону, а там какая-то бабулька своего деда за ногу тащит и орёт что есть мочи: «Не пущу! Не пущу! Вернись, изменник!» А дед от неё будто отбрыкивается и в другую сторону тянется. Короче, как она его ни тянула, всё равно исчез дед. Ух, она и материлась, эта бабка! Как профессиональная тюремщица! Потом вон там под деревом села и долго сидела, бубнила что-то себе под нос, пока сама не исчезла.

Кротов поднялся на ноги, сделал несколько приседаний, размялся:

– Ну дела. Значит, всего восемь человек осталось, говоришь? Пойдём тогда познакомимся с нашей новой компанией.

✦ ✦ ✦

…После долгих пристроек, уговоров, просьб, возмущений, истерик и уходов в никуда, но всё же возвращений, удалось сговориться: все оставшиеся пассажиры рейса 2127 собрались в центре каменной поляны, сели в круг и долго друг друга молча разглядывали, пытаясь понять, что же объединило их здесь, незнакомых при Жизни людей, за границей этой самой Жизни. Решили, что каждый присутствующий должен представиться и немного рассказать о себе: возможно, таким образом получится отыскать хоть какую-нибудь связь.

Председателем импровизированного собрания была избрана единственная кандидатура, поднявшая руку в тот момент, когда ставился вопрос о необходимости Председателя – Любовь Константиновна Больцер, знакомая нам шестидесятилетняя Служительница Правосудия. Она и представилась первой, коротко рассказала о своих прижизненных карьерных успехах, поведала о покойном муже-реаниматологе и передала слово дальше – сидевшему от неё по левую руку писателю Успехову.

– Кхм, здравствуйте всем. Меня зовут Роман Евгеньевич, мне пятьдесят пять лет, я – писатель детских книг.

Вы наверняка меня читали.

Из присутствующих лишь артист Сомов что-то слышал об успехах Романа Евгеньевича, остальные деликатно промолчали.

– Я был женат… временно… давно… а это вообще надо рассказывать? – спросил он у Председателя.

– Рассказывайте, что хотите.

– Тогда я ничего не хочу рассказывать, я закончил, – сел на место, сложил руки на груди и замолчал.

«Какой неприятный угрюмый тип», – подумали присутствующие, но вслух никто ничего не озвучил.

– Прошу дальше.

– А я это… я Валера Гусь. Ну, то есть у меня фамилия такая – Гусин. Валера Гусин. Мне тридцать лет, и я… индивидуальный предприниматель. Торгуем там… разное.

– Интересно, чем это вы там торгуете? – с подозрением посмотрела на Гуся Любовь Константиновна. – Что-то запрещённое?

– Не понял, – Валера дёрнул губой. – Это что сейчас такое?.. Допрос, что ли?..

– Нет, это не он.

– А почему у меня складывается такое впечатление, будто вы меня, женщина, собираетесь судить, а? На каком это, мать вашу, основании?

Любовь Константиновна выдержала многозначительную паузу:

– Я никогда никого не сужу. Лишь осуждаю.

– Ха! – всплеснул руками Гусь. – Какое крутое оправдание собственным гадким поступкам!

Она возмутилась:

– Попрошу не навязывать присутствующим своего личного мнения!

– И вас я тоже попрошу никому ничего не навязывать! Ишь ты, мать! Мне ещё и после Смерти перед вами, судьями, оправдываться! Хрен! Я своё отсидел, понятно?

Больцер не позволила себе даже щекой пошевелить:

– То есть вы не хотите нам рассказать, чем торговали на своём индивидуальном предприятии?

Валера сплюнул на землю:

– Рыболовными снастями я торговал, понятно? И кормом для домашних животных. Этого для суда достаточно?

Было достаточно.

– Ух, наглая тётка, – толкнул Валера в бок артиста Сомова.

Тот не обратил внимания, так как был занят застёгиванием верхней пуговицы на рубашке – следующим говорить предстояло ему.

– Приветствую, друзья мои! Моя фамилия, как вам известно, Сомов, – широко улыбнулся, ожидая, видимо, аплодисментов, но аплодисменты не последовали. Лишь ладони Лобкова на мгновение приблизились друг к другу, но вовремя одумались и вернулись на колени. – Не хочется долго говорить о себе. Я – Народный артист, у меня куча наград, премий. Недавно записали вместе с молодым исполнителем… Как же его зовут?.. Ну неважно. Записали новую, я считаю, очень хорошую песню, и мальчик, который со мной пел, тоже весьма талантливый, харизматичный, только поёт плохо… Ладно, что я о себе да о себе, – скромно отмахнулся и увёл взгляд под ноги, но тут же вернул. – Недавно организовал тайный благотворительный фонд имени меня. Уже есть неплохие результаты.

– А я знаю ваш Фонд! – по-приятельски шлёпнул по коленке Леона Николаевича Валера Гусь. – Вы деньги для детей собираете. По всем каналам вашу рекламу крутят! Я заколебался перещёлкивать!

– Да, собираем, – печально покачал головой Сомов. – Но с сожалением хочу заметить, что у нас очень жадный народ. Не такое это простое дело – благотворительность.

Собравшиеся закивали головами, но в глубине души каждый засомневался.

Уговорить артиста перестать рассказывать о себе было непростой задачей. Дело дошло до вокального цитирования любимого отрывка из оперы «Божественная комедия».

Пришлось прослушать. Аплодисменты последовали жидкие. Любовь Константиновна потёрла виски и передала слово следующему.

– Бонжур, мадам, бонжур, месье. Меня зовут Андрэ Жарр, мне сорок два года. – Красные заплаканные глаза выдавали тонкую душевную организацию. – Я дизайнер, я из Марселя. В Москве был по приглашению друзей, в Каир направлялся по приглашению моего… – слегка запнулся, – моего делового партнёра. Моя компания подписала контракт с крупной строительной фирмой, – шмыгнул носом, – и мне необходимо было присутствовать на банкете по случаю… – Глаза раскраснелись ещё сильнее. – По случаю женитьбы Джафари!.. Моего… моего делового партнёра! И теперь я не смогу! Никак не смогу попасть к нему на свадьбу! И не смогу посмотреть ему в глаза! Я не долете-е-ел! – горько заплакал, затопал ногами.

– Да ладно тебе, француз, убиваться! – попытался приободрить рыдающего Валера Гусь. – Мы все тут куда-то не долетели.

– Мой Джафарри… Мой…

– Ну, хватит, хватит, Андрэ, – то ли попыталась успокоить, то ли запретила дальше говорить Больцер. – Дайте ему кто-нибудь платок. Кто у нас следующий?

Следующим был капитан Кротов, за ним Лобков. Пилотов в кругу встретили особенно недружелюбно. Никогда никого не судившая Любовь Константиновна Больцер предположила, что обоим дорога непременно в Ад. Остальные согласились, но долго говорить на раздражающую тему отказались.

И завершал круг знакомств до того никак себя не проявлявший, красиво подстриженный молодой человек в пыльном, оборванном, но заметно дорогом пиджаке:

– Мда, здрасьте, – начал неуверенно. – Меня зовут Никита Скороходов… Мне тридцать два года, я бизнесмен – у меня шесть автомоек в Москве… и я, короче, это… – с усилием потёр и без того уже раскрасневшийся лоб. – И я, короче, попал конкретно, и как выкручиваться теперь, вообще не понимаю. Полный писец. Уже все волосы из башки повыдёргивал.

– А чё случилось, Никитос? – спросил Валера таким тоном, будто они с бизнесменом всю жизнь были знакомы.

– Да тут такое дело… ох, ты ж, как сказать?.. Тут это… – тряхнул красиво стриженной головой. – Я, короче, в Египет с любовницей летел, а жене сказал, что на три дня на рыбалку с Димоном еду. Димон – это друган мой лучший. И теперь трындец мне. Она же обо всём узнает!.. Если уже не узнала… А если она узнала!.. Ой-ё… Она же у Димона спросит! А он что ей ответит?.. – застонал, будто живот скрутило. – А у меня ещё дома в шкафу, в коробке из-под обуви, остался подарок для Виолетты припрятанный – кулон именной! Сука, как назло, именной! Я его с собой в поездку взять забыл! – Лицо бизнесмена Скороходова было критически пунцовым. – Хана! Узнает Оксана, потом узнает её мать, потом отец… и понеслась! Они ж меня там проклянут до пятого колена! Что делать, господи?! Что делать?!

– Оксана – это ваша обманутая жена? – поджав губы, спросила Председатель собрания.

– Да.

– А Виолетта – любовница?

– Она.

– И где же ваша любовница сейчас? Вы сказали, что вместе летели.

– Без понятия, где она! Я её с момента крушения самолёта не видел. Исчезла девочка моя. Ей теперь небось хорошо, бояться нечего, она не замужем, – рванул верхнюю пуговицу рубашки. – А что прикажете делать мне?!.. Как Димону сказать, чтоб он домой ко мне зашёл и кулон забрал?!

Обхватил ладонями свою покрасневшую голову и зажмурил глаза.

Советов для бизнесмена последовало всего два. Любовь Константиновна предложила Скороходову покаяться и ожидать своей незавидной участи. Совет от Валеры Гуся был похожего характера, с той лишь разницей, что каяться он не советовал:

– Расслабься, Никитос, тебе уже ничего не угрожает. Ну узнают они о твоей любовнице, тебе-то что?

– Говорю же, проклянут!

– Плевать! – пожал плечами Гусь. – Пускай клянут! Меня в своё время половина деревни прокляла за то, что я провода обрезал и продал, и ничего со мной не сделалось, как видишь! Живой, здоровый! – помахал руками, пошевелил бёдрами, но вдруг резко осёкся, нахмурился, присел и умолк. Больше в диалог решил не вступать.

…Вот и познакомились.

И темы для разговоров резко кончились.

Наступила гробовая тишина.

✦ ✦ ✦

…Такое чувство, будто тебе снова очень мало лет, и ты остался в детском саду совсем один, и твои родители никак не придут тебя забрать. Всех уже давно забрали и дома печеньем угостили, а тебя никак не забирают и даже, кажется, не собираются. А что это значит?.. А это значит, что не хотят тебя забирать. Значит, твои родители тебя не любят и, скорее всего, в данный момент, лёжа на кровати, смотрят неинтересный телевизор, а ты здесь один-одинёшенек бродишь по каменной поляне детского сада. Терпишь, терпишь, а потом как закричишь…

– Гавриил! Гавриил! – вскочила на ноги Любовь Константиновна и вскинула руки к Небу. – Гавриил, я здесь!

Месье Жарр расстроенно выдохнул:

– Молитвы, мадам, к сожалению, тут не помогают.

Взывать бессмысленно.

Больцер недовольно зыркнула на собеседника сквозь стёкла разбитых очков:

– Оставьте меня, Андрэ. Я не Архангела зову, а мужа.

Эй, Гавриил Валентинович! Почему ты не приходишь за мной?! Почему?! – поискала супруга глазами и, не найдя его нигде, вернулась на место, тоскливо ковырнула пепельный песок.

Присутствующие мужчины сочувственно поёжились. Сомов снял пиджак и заботливо накинул на плечи Судьи. Слов никто не произносил – не было необходимости.

«Здесь собрались только избранные грешники, другого объяснения нет, – думала Больцер. – Один жене изменяет, другой в тюрьме сидел, пилоты эти, артист… Это уже Чистилище, я абсолютно уверена. Непонятно только, что я здесь делаю… За какие такие грехи?..

Каждый пытался найти оправдание происходящему с ним. А точнее, непроисходящему.

«Это меня Ильинишна, старая кошелка, прокляла! Точно! – думал Валера Гусь. – Это она как потерпевшая орала, что мне ни счастья, ни здоровья в Жизни не видать, – почесал за ухом. – Хотя чего она там орала?.. Двух пацанов у меня как-то получилось родить, хватило, значит, здоровья… Фигня всё это. В глупости не верю. Не Ильинишна, значит, прокляла. Семёновна».

– Мы будто все оказались в каком-то фантастическом детективном фильме, и один из нас убийца! – зачем-то радостно воскликнул Леон Николаевич.

Глаза Олега Кротова и Валеры Гуся на мгновение встретились, напомнили друг другу о былом и разбежались по своим направлениям. К прошлому решили больше не возвращаться.

– Может, я ещё что-нибудь для вас спою, друзья?.. – хохотнул Сомов. – «Аве Марию»? Пожалуйста!

– Эй, Народный, прихлопнись немножко. Достал, – взял баритона за руку Валера Гусь и мягко, но настойчиво, усадил на место. – Не надо концертных номеров ради бога.

Леон Николаевич расстроенно запыхтел, но спорить не стал.

– А я отчаянно молюсь, молюсь, и всё никак, никак… – всплеснул руками француз. – Читаю, читаю и ничего не происходит!

Валера Гусь подмигнул:

– Так ты небось, Д’Артаньян, католические молитвы читаешь! А ты наши, православные, читай!

– А какая разница?

– Не знаю, огромная! У вас при крещении два пальца объединяются, а у нас три, значит, шансов больше!

И покатился со смеху!

…Именно в этот момент из-за горизонта показался девятый человек.

✦ ✦ ✦

– Атансьон! – воскликнул Андрэ. – Смотрите!

Странного вида яркая белоснежная фигура показалась вдалеке, будто из ниоткуда, и направилась к центру каменной поляны.

– Мужик в нашу сторону идёт, – вгляделся в силуэт Гусин, вытянул шею. – Чистенький он какой-то. – Помахал рукой. – Э, мужик ты к нам?! Ты из наших?!

– Из каких из наших, Валерий? Что вы несёте? – осекла предпринимателя Судья. – Да и не мужчина это… женщина, кажется. Волосы длинные, почти до пояса.

– Чего только молодёжь не выдумает! – шепеляво присвистнул артист Сомов. – Но, кажется, и вправду – женщина.

– Да мужик это, вы что ослепли?! Походка мужская!

– Женская походка! – заспорила Больцер. – Она бёдрами виляет!

– В современном обществе это уже давно не аргумент, – заметил многое на своём веку повидавший Сомов.

Остальные в разговоре не участвовали, молча разглядывая приближающуюся к ним фигуру. Фигура действительно имела весьма престранный внешний вид. Лица была и мужского, и женского, и старческого, и детского одновременно. И нельзя было сказать, что одно лицо по прошествии какого-то времени сменяло другое или каким-то образом лица эти перемешивались или переливались… нет. Они просто были, были единовременно, и не существовало между ними никаких расстояний. К сидящим шли и сутулый старик, и благородный юноша, и прелестная девица, и любопытный ребёнок – все в одном лице.

– Олег Витальевич, кого вы сейчас перед собой видите?.. – наклонился Лобков к Кротову.

– Если ты, Фил, задаёшь мне этот вопрос, значит, ты видишь то же, что и я.

– А я что вижу?..

Кротов не ответил.

«Трансгендер. Точно», – подумал Сомов и покачал головой.

Фигура приближалась, белое блестящее воздушное платье и улыбка на лице становились всё отчётливее. Даже показалось, что губы проговаривают какие-то слова…

Как вдруг загремело отчаянное!

– Димо-о-он! Это ты! – заорал нечеловеческим голосом красиво стриженный Никита Скороходов и, не обращая внимания на сомневающиеся реплики рядом сидящих, соскочил со своего места и побежал по направлению к белой фигуре.

– Подождите, Никита! Куда вы?.. – только и успела окликнуть его Больцер.

– Димо-он, ты пришёл! – орал и размахивал руками счастливый бизнесмен. – Послушай, тут срочное дело! Димон, помоги мне! Димо-он! – Надрывая связки, кричал, бежал и вдруг споткнулся… Но поднялся и вновь побежал навстречу фигуре. Фигура, улыбаясь, тоже шла навстречу. Но странность ситуации состояла в том, что с каким бы рвением ни бежал по направлению к «Димону» Никита и с каким бы радушием ни протягивал «Димон» свои руки, они никак не могли приблизиться друг к другу! Скороходов поднажимал из последних сил, кричал, старался, а человек в белом платье улыбался, тянулся, но встретиться им никак не удавалось. Так и бежал Никита… Так и тянулся к нему человек…

– Олег Витальевич, а сейчас вы что видите?..

– Лобков, отвянь.

…

– Димо-о-он! – доносилось откуда-то глухое, далёкое. Скороходов исчез. Но не в невидимой, Небесной «двери», как случалось уже на каменной поляне ранее, а за горизонтом исчез. Убежал. В неизвестном направлении.

– Куда это он?.. – вытянулся всем телом Сомов.

– В Москву побежал, задницу свою спасать. – усмехнулся Роман Евгеньевич.

– Вот истину говорят мудрецы, – полушёпотом произнёс Андрэ Жарр. – «Бегущий по Жизни не остановит бега своего и после Смерти», – многозначительно поводил глазами.

– Это какие там мудрецы тебе такое говорят? – скривился Валера. – Сиди уж там, мушкетёр, помалкивай.

…Сияющий человек в белом воздушном платье подошёл совсем близко, остановился.

– Вы… к нам?.. – смело спросила Председатель собрания, хотя губы у нее дрожали.

Многоликий не ответил, прошёл в центр круга и, не поворачивая головы, но одновременно глядя каждому собравшемуся в глаза, произнёс:

– Здравствуйте.

И все ответили хором:

– Здравствуйте.

Лёгкий поклон, и неизвестный продолжил свой путь. Четырнадцать глаз направились за ним.

– Он уходит?.. – шёпотом спросил Лобков Кротова. – Но почему?

– А я откуда знаю? Иди у него спроси.

Фигура уже почти скрылась за скалой, когда её неожиданно окликнули:

– О, мон ами, остановись! – Андре Жарр поднялся на ноги и как-то странно захихикал, загримасничал. – Не дуйся на меня, не надо! Я не виноват! Поверь!.. Ты что, мне не веришь?! Остановись, я тебе говорю! Остановись, Джафарри! Я ни в чём не виноват! Ты что, не видишь – меня убили?! Эй, постой! Не смей меня ни в чём обвинять! – оттолкнулся от плеча Кротова и побежал за удаляющейся фигурой. – Это ты решил, что тебе необходимо жениться, чтобы отец не лишил тебя наследства, а я-то тут причём?! А твоя жена дура! Дура! Ты меня не переубедишь! Ты ещё пожалеешь, что выбрал её!.. Джафарри, постой!

И белоснежный многоликий человек, и стилист из Марселя постепенно удалились. Какое-то время ещё была слышна возмущённая французская речь, но слов уже было не разобрать.

Повисла неловкая пауза…

Никак не удавалось подобрать соответствующего комментария.

И вдруг угрюмого Романа Евгеньевича Успехова прорвало. Он вскочил на ноги, тряхнул пиджаком:

– Да это всё ерунда какая-то! Бредни сумасшедшего! Какие многоликие?! Этого всего не может быть! Это всё галлюцинации! Это чушь! Мы спим, люди! Очнитесь! Или мы все впали в кому и теперь бродим тут… Или мы все, мать его, в припадке! – зло топнул ногой.

– В припадке, кажется, тут только вы, уважаемый.

Писательские глазки вспыхнули пожаром:

– Ну всё, Лёва, ты меня достал! Я больше терпеть тебя не намерен!

– Э, хорош, хорош, старики!

Пальцы поспешили сжаться в кулаки, ноздри вздулись парашютами…

– Бездарность!

– Детский писатель!

…И рванула грозовая туча! Дождь! Самый настоящий ливень прорвался из Облаков и мокрым покрывалом накрыл каменную поляну.

– Все в укрытие! – скомандовал Валера. – Нас сейчас всех смоет к чёртовой бабушке!

– Бежим!

– Руку отпусти!

– Сам отпусти!

– Лобков, за мной!

Все засуетились, задёргались, даже успели несколько шагов пробежать… но в результате остановились… и перестали суетится. Удивлённо протянули руки к дождю…

Его капли – крохотные жемчужинки – проскальзывали сквозь ладони и пальцы и падали на Землю. Не намок ни один волос, не вымокло ни единой нитки. И тушь не потекла. Пассажиры рейса 2127 просто стояли под дождём, не способные его коснуться, почувствовать.

– Такого я никогда не испытывал! Вау! – задорно вскричал Валера и побежал под дождём, стараясь посильнее шлёпать по лужам, но вода не брыкалась в ответ, не задевала Гуся, и он не расстраивался и бежал дальше. Как маленький мальчик, отпущенный на свободу родителями в резиновых безопасных сапогах!..

…А потом всё закончилось. И поляна вернулась к своему первоначальному неприветливому пепельному виду. Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Мысли вернулись в головы. Выдохнули, огляделись – Валеры нет. Забрали?.. Никто особенно не удивился. Пару раз позвали, скорее для проформы – нет ответа.

– Смыло предпринимателя дождём божьим, – подытожил путь Гуся артист Сомов, будто стихотворение процитировал.

– Ну и скатертью ему дорога, – Успехов не расстроился исчезновению соседа. – А то в каждой бочке затычка. Надоел.

– А, нет, смотрите, кажется, не смыло! – указал рукой Лобков. – Вон там!

✦ ✦ ✦

Все посмотрели и увидели: высоко на скале, на невидимом обрыве, стоял Валера и размахивал руками. Наверное, что-то кричал, но голос его не долетал до поляны.

– Что вы там делаете?! – Больцер приложила ладони ко рту, чтобы звучать отчетливее, но её слова, видимо, так же остались неуслышанными. – Чего он от нас хочет, не понимаю. Зовёт подняться к нему?..

– Похоже на то, – почесал затылок Лобков.

– Да там высота метров пятьсот! – заявил Успехов.

– Не более четырёхсот, – поправил его Сомов.

– Отстань. И как этот чокнутый туда забрался? По дождинкам пробежал?

– Он взлетел, – неожиданно для всех сказал Кротов. Неожиданно, потому что он до этого ничего не говорил. – Я видел, как Ева летала. Значит, и у Гуся получилось взлететь.

Последняя фраза весьма всех повеселила.

Лобков обратился к капитану:

– Предлагаете, Олег Витальевич, нам с вами совершить невероятное? Полететь без самолёта?.. Класс!

– Э нет, мы так не договаривались, – заговорил, хотя никто его не спрашивал, писатель. – Я туда не полезу ни за какие деньги. Я в самолёт-то не знаю, как сел, а вы мне предлагаете…

– А мы вам и не предлагаем. Мы с Олегом Витальевичем одни поднимемся, всё разузнаем и дадим сигнал.

– Какой сигнал?

– Любой сигнал. Руками будем махать.

Кротов ухмыльнулся:

– Отлично ты всё придумал, Фил. Ну что ж, давай сделаем это!

Лобков посмотрел наверх:

– Эх, знал бы сейчас Зайнуллин, чем мы тут с вами собираемся заняться, лопнул бы от зависти!

– Оставь его, Фил. Там жена рожает, у Зайнуллиных жизнь только начинается.

– У нас тоже, Олег Витальевич! Поверьте, у нас тоже!

Кротов в очередной раз с интересом и тайным восхищением посмотрел на круглое улыбчивое лицо второго пилота:

– Фил, – обратился «укротитель» к Лобкову и протянул руку, – давай договоримся – просто Олег.

Обнялись. Хотя Кротов, когда руку протягивал, обниматься не собирался, но душевный порыв Филиппа буквально утянул его в свои объятия.

– Я рад, Олег Витальевич… ой! Олег! Я очень рад, что вы в Порядке.

– Давай на «ты».

– Конечно! Как скажете!

Кротов был растерян и глупо улыбался:

– Ты – очень странный человек, Филипп. Я таких, как ты, наверное, в своей Жизни не встречал.

– Ой, да бросьте вы.

– Не «выкай». Договорились же.

– Эй, голубки! – бросил через губу, но громко и отчётливо проговаривая каждую букву, писатель Успехов. – Вы там скоро соберётесь?

– Этот нелетучий дракон дождётся когда-нибудь – хлопнут его по лысине, – сказал Кротов.

– Не обращайте внимания. А как взлетать, Ева показывала? Наверное, надо посильнее оттолкнуться?

– Наверное, надо…

Оттолкнулись…

…

Первые метры давались откровенно тяжело. Казалось, что тяжёлые ноги утягивают к Земле, руки сопротивлялись, напрягались, размахивались, словно крылья… ещё… ещё рывок.

– Сложно, Лобков! Мы ещё и на пятнадцать метров не оторвались, а силы уже на исходе. Как на велосипеде со спущенными шинами ползу.

Филипп был настроен более оптимистично:

– Тебе надо довериться, Олег, и лечь!

– Куда лечь?

– Лечь на воздух, как на огромную ладонь! Эта ладонь тебя сама куда надо донесёт!

– Откуда знаешь?

– Уже лежу!

Кротов хотел бы последовать совету второго пилота. Но как расслабиться и довериться, когда ты висишь над землёй, не подстрахованный ни тросом, ни кабиной пилота?.

Рывок… рывок… Силы заканчивались…

И вот, когда показалось, что метров пятьдесят – это предел Кротова, и желание бороться пропало, и захотелось просто на всё плюнуть и упасть, – неожиданно открылось второе дыхание! Точнее, это дыхание не было вторым, оно было первым и единственным. Олег будто сам стал дыханием, он ощутил невероятную лёгкость, и даже голова закружилась, защекотало в горле, захотелось рассмеяться:

– Лобков! Ты посмотри на меня, я лечу, Лобков!

Куда-то пропало ощущение высоты и пространства, воздух стал объёмным и плотным. Олегу показалось, будто он не летит вверх, а скользит по горизонтальной поверхности вбок, оттого и упасть с такой поверхности не представляется возможным. Действительно, будто ладонь придерживает тебя…

– Как себя чувствуешь, Фил? – крикнул напарнику Кротов.

– Отлично! А ты как?

– Я лучше всех!

– Скорее поднимайтесь ко мне! Тут такое! – послышался прорывающийся сквозь ветер голос Валеры Гуся.

– Мы уже близко! Секунда! – крикнул в ответ Лобков и немного поднажал.

…Возможно, действительно потребовалась всего одна секунда, возможно, намного больше, но пилоты справились – добрались до намеченной цели.

– А чего старики не полетели? Ревматизмы прихватили?

Половина туловища Валеры уже была погружена в скалу, торчал только бюст.

– Да там… опять… – не успел ответить Филипп.

– Понятно, – предприниматель махнул рукой, мол, «за мной» и скрылся в камнях.

– Видимо, нам туда, – указал Кротов.

Постояли задумчиво.

– Олег, ты «Гарри Поттера» читал?

– Первая жена читала.

– А я не читал.

Из камня вынырнула голова:

– Ну чего застыли? Пошли!

Не стали долго сомневаться, шагнули и, почувствовав лишь лёгкое касание ветра, оказались внутри. Перед глазами длинный туннель, не освещённый, но хорошо просматриваемый.

– За мной! – голос Валеры звучал настойчиво.

То ли побежали, то ли полетели… потом повернули… ещё раз повернули…

– Мы близко!

– Да как ты вообще это место нашёл?! – крикнул куда-то вперёд скользящий по горизонтальной поверхности Кротов.

– Оно само меня нашло! Я просто бежал!.. – отозвался Валера и вильнул за угол. – Ещё чуть-чуть!

Пару раз услышали грозное уханье невидимой совы – присели, как мыши.

– Я уже на месте!

Убежали от невидимой совы, поворот, поворот, добежали до Валеры.

Выправили дыхание, огляделись:

– И что?.. Куда ты нас привёл? – спросил Кротов, оглядываясь и не замечая вокруг ничего особенного. – Земля, камни, темно.

Узенькие глазки Валеры блестели благородством, и он произнёс максимально возвышенно:

– Ещё один шаг, и вы, господа, охренеете!

Взял Кротова за руку, тот поспешил схватить за ладонь Лобкова, и троица одновременно шагнула в неизвестное…

✦ ✦ ✦

– Мне кажется, нам надо последовать за ними, – не находила себе места у подножия скалы Любовь Константиновна Больцер. – А если они найдут выход и выберутся отсюда, а мы так и будем здесь стоять?.. Будем стоять Вечность!

Взволнованное лицо Судьи заметно вытянулось, выражение его стало болезненным.

– Успокойся, Любонька, – как всегда, напел Леон Николаевич и попытался даже приобнять женщину, но та взглядом оттолкнула ухажёра. – Сказали же эти двое, что сигнал подадут, когда всё узнают, значит, ждём. Скоро подадут, они не так давно улетели.

– А по мне так Очень Давно!

Сомов пожал плечами:

– Всё относительно и в этом Мире тоже.

«Умник гороховый», – подумала Больцер и вопрошающе посмотрела на Успехова.

– А вы как считаете, Роман Евгеньевич, стоит ли нам подождать или лучше отправиться следом? Вдруг они уже нашли выход? Зачем им нас звать?.. Они заняты исключительно своими неудачными Жизнями, им на нас плевать!

– Мне тоже плевать, – пробурчал себе под нос Успехов. – Я сказал, я туда забираться не собираюсь.

– Ну а если там находится выход из этого ужасного места?.. – Больцер откровенно трясло, былое величие затерялось где-то за бегущими по всему телу мурашками.

– Не вижу в этом месте ничего ужасного, – хмыкнул писатель. – Тихо, спокойно, и никто кроме тебя, Люба… – бросил короткий взгляд на Сомова, – и никто кроме тебя сейчас нервы мне не раздражает.

– Мне кажется, надо лететь. Их до сих пор нет!

– Летите. – Ботинок пнул камушек. – Мне без разницы.

Больцер подбежала к артисту:

– Леон Николаевич, давайте поднимемся наверх. Вы запомнили, в каком месте они скрылись?

Баритон без тени стеснения подхватил Любовь Константиновну за талию, будто собирался закружить её в вальсе, и ответил:

– С тобой, Любовь моя, я готов отправиться хоть на край света!

Она вырвалась, отряхнулась, грозно посмотрела на мужчину:

– Что вы себе позволяете?.. Совсем рехнулись? Я за это могу и к ответственности привлечь.

– Нет, не можете, – широко улыбнулся Сомов. – Вы уже не та, что раньше.

Она была поражена подобной дерзостью. Слёзы проступили на глазах:

– Зачем вы так?.. С женщиной?..

– А что я сказал? Разве неправду?

Она отвернулась и решительно направилась к скале:

– Я одна поднимусь.

– Любонька, ладно уж, не дуйтесь, постойте! – Сомов поспешил догнать женщину. – Я с вами. Мне так же неприятно это место, хочу более комфортабельных апартаментов. Возможно, они ждут нас наверху. Эй, Успехов! Вы точно не составите нам компанию?

Роман Евгеньевич даже не соизволил ответить, повернулся в другую сторону и демонстративно зашагал.

– Понятно. Не смеем настаивать. Вот кретин. Ну что ж, Душа моя, полетели?

– Мне до этого не доводилось летать…

– Странно. Лично я с друзьями каждую субботу!.. Как они там делали?.. Подпрыгивали?.. Попробуем, Люба!

Пожилая парочка не сразу, но всё же оттолкнулась от земли.

– Ух ты! – воскликнула Мировая Судья. – Чуть туфлю не потеряла!

– Прощай, Роман Евгеньевич! – крикнул Сомов, отлетая от поляны на безопасное расстояние. – Надеюсь, больше никогда с тобой не встретимся!

Ответом был грубый жест.

✦ ✦ ✦

…Когда троица переступила каменный порог, в одной голове мелькнула мысль:

«Помню, в школе я был по уши влюблён в нашу классную руководительницу, учительницу рисования Анастасию Сергеевну. Анастасия Сергеевна всего два года была нашей классной руководительницей (5–6 класс), но в Душе моей поселилась глубоко и надолго. Тогда, в детстве, она казалась мне умудрённой опытом женщиной, но, как выяснилось позднее, на момент нашего с ней знакомства ей не было и двадцати пяти лет.

Я был самым старательным учеником у неё на занятиях и не упускал возможности при любом удобном случае обратиться за советом.

– Анастасия Сергеевна, а можно я ёлку фиолетовым разукрашу?

Она не запрещала.

– Анастасия Сергеевна, а какой карандаш лучше подойдёт? Этот или этот?

– Этот, – говорила с улыбкой она и шла дальше по рядам.

У нашей учительницы для нас всегда находилось какое-нибудь интересное и необычное задание.

Однажды она предложила нашему классу нарисовать «Радость»! Помню, мы удивлялись, переспрашивали и рисовали в основном конфеты и шоколадки. Только моя соседка по парте решила соригинальничать и нарисовала девочку, которая обнимала собаку. Анастасия Сергеевна похвалила мою соседку и поставила «пять», а мы все поняли, что такое изображение «Радости» тянет на более высокую оценку. К слову, я со своим шоколадным Дедом Морозом тоже получил «пятёрку», но без особых похвал.

На следующем уроке я искренне ждал и надеялся, что Анастасия Сергеевна вновь попросит нас нарисовать «Радость», и тут уж я отличусь – нарисую обнимающего собаку мальчика!

Но задание было другим, на этот раз нас попросили нарисовать «Печаль». И я, помню, схитрил, нарисовал собаку и мальчика в разных углах листа, будто они сидят грустные и не могут обняться. Меня в результате похвалили и назвали глубоким художником. Я не до конца понял, что имелось в виду.

И вот однажды Анастасия Сергеевна пришла на занятия уставшая и заплаканная и задала нам неожиданный вопрос:

– Ребята, а вы знаете, что такое Рай?

Мы все хором ответственно заявили, что знаем и каждый готов своим знанием поделиться!

И тогда учительница попросила нас нарисовать Рай. И я нарисовал! Анастасию Сергеевну и себя держащимися за руки! Это было моё представление о Рае. Это был мой личный Рай. Потом мне показалось, что на листе осталось слишком много пустого пространства, и я дорисовал зелёную травку, жёлтое солнышко, облака, деревья и некрасивую птицу (хотя хотел нарисовать красивую). Получилось довольно сносно.

Когда Анастасия Сергеевна увидела мой рисунок, она покачала головой и сказала:

– Ты прав, Олежка, человеку действительно необходим человек.

Она, видимо, не поняла, что это я её рядом с собой нарисовал! А подсказать я постеснялся: мне-то казалось, что картина – это очевидное признание в Любви!