Читать книгу Две стороны одной медали - Максим Траньков - Страница 12

Примерно в то время, как я остался один, своего партнера переросла Ира Богомолова – она каталась во второй маленькой парочке, когда-то отобранной нашим тренером, тоже была одной из «ранних», кто встал в пару. Вариантом для нас обоих было начать кататься вдвоем – без особых надежд на победы или чей бы то ни было спортивный интерес к нам, просто чтобы мы хотя бы не теряли форму. Мы должны были подтягивать друг друга, пока нам искали пару. Естественно, у нас не было выбора, и мы согласились.

Ира была спортсменкой до мозга костей, этим ее качеством мы подходили друг другу – мы оба хотели побеждать. В результате выиграли на итоговых соревнованиях в Перми. Нонсенс: пара, в которую никто не верил, которая каталась вместе лишь для того, чтобы не растерять навык, – обыграла тех, на кого делали ставки. Самое смешное, что мы катали чьи-то старые программы, потому что нам никто не ставил своих, в костюмах с чужого плеча.

Проигравшая сторона была очень недовольна, оскорблена в своих лучших чувствах. Мы же произвели впечатление. И, как это уже стало традицией, реальность снова опустила меня с небес на землю – Ире нашли нового партнера из Екатеринбурга, а я опять оставался один. Наступило лето, и что делать дальше – совершенно неясно. Именно в это время нас с отцом позвала к себе в гости Валентина Федоровна Тюкова. Мы с родителями зашли в квартиру моих тренеров, а там тетя Маша. Оказалось, что Ксюша очень хотела продолжать кататься, она бредила льдом до такой степени, что даже видела сны, как снова катается. Впрочем, на Тюкова это не произвело ни малейшего впечатления, на все разговоры о ее возвращении он отвечал, что не собирается снова тренировать ее. Для меня же это был шанс вернуться на лед с партнершей, с которой у нас все получалось.

– Подумай, она предала тебя уже один раз, – говорил мне Тюков. – Человек, предавший один раз, сделает это снова. Даже не сомневайся!

Я же решил дать ей еще один шанс, но с условием. Дело в том, что Ксюша училась в одной из лучших школ, где были либо блатные, либо очень умные. Она была из вторых – шла на золотую медаль, изучала французский язык, много времени занималась. Это было хорошо, но мешало тренировкам.

– Если Ксюша возвращается и я даю ей еще один шанс, – сказал я, – то она должна быть на катке больше времени. Она учится в первую смену и после этого сразу идет на каток. Без всяких факультативных занятий. Так согласны?

И Ксюша, и ее мама были согласны.

Начался сезон. Мы заняли первое место на первых же соревнованиях, обыграв мою теперь уже бывшую партнершу Иру. Но одновременно с сезоном начался учебный год, и Ксюша стала опаздывать и даже прогуливать тренировки. Я напомнил о ее обещании – у нас были грандиозные планы, надо было попадать в сборную, – начал давить, когда она продолжила опаздывать. И… это привело нас к тому, что мы расстались второй раз: Ксюша выбрала учебу, а не фигурное катание. Тюков был прав.

Совершенно идиотская детская ситуация. В ответ на мои обвинения в пропуске тренировок Ксюша говорила, что ее мама считает школу важнее, а я, все еще будучи обиженным за побег, к которому уж точно приложила руку ее мать, просто ляпнул глупую фразу, что «такой матери и врагу не пожелаешь». Глупость, которую мне не простили. Ксюша заплакала, ушла с катка, бросив через плечо, что никому не позволит так говорить о своей матери, и больше не вернулась. За нашей болтовней тогда пристально наблюдал Тюков, обычно любые беседы он пресекал, а тут нет. Посмотрел, как она ушла, подозвал меня к себе.

– Что это было?

– Ну вот, ляпнул… Но она же обещала, а сейчас снова прогуливает.

– Понятно, кататься она больше не будет.

Тренер был прав, на каток она не вернулась.

Плохое расставание, глупое. Спустя многие годы мы, конечно, помирились: Ксюша каталась во Франции, у нее все хорошо, я за нее рад, но тогда я снова остался один. За короткий срок в третий раз.

Это был 10-й класс, и вставать уже надо было с кем-то сильным. Начали искать. В Перми не было. В Казани, в Кирове – нет. Перерыли все Поволжье – нет. Если кто-то был, то не отпускали из семьи – с девочками это сложнее, чем с мальчиками: переезд в другой город, где она будет жить не совсем понятно как и с кем, – не каждый родитель такое разрешит.

Что делать? Я начал подумывать – не устроиться ли мне в ледовое шоу в Европе или Америке. Мне казалось, что меня уж точно возьмут – высокий, парник, катаюсь хорошо, начал подтягивать прыжки. Слава богу, их и одному можно тренировать, а у меня тут был полный провал, так что я наверстывал упущенное. Признаюсь, что первый двойной аксель я прыгнул в 15 лет. Это очень поздно. Особенно сейчас, когда та же Женя Медведева в 16 лет выиграла чемпионат мира со сложнейшим набором тройных прыжков.

Но с другой стороны, просто поймите – нет ничего невозможного при стремлении и желании – я прыгнул двойной аксель впервые в 15, и я олимпийский чемпион. Всего можно добиться. И то, что детей отчисляют за неумение что-то (для кого-то элементарное) сделать – неправильно. Я знаю это на собственном примере: научившись лишь в 15 лет прыгать двойной аксель, тулуп, сальхов – то, что в парном катании необходимо, – причем научившись в одиночку, без партнерши, я вышел на достойный уровень катания.

Итак, за год я подтянул прыжки. Оставшись один, я прыгал. Прыгал и прыгал. Меня озлобила история с партнершами, их смена, предательство, но при этом спортивная злость не давала мне шанса расслабиться и махнуть рукой. У меня была цель – научиться прыгать как следует. И при этом уже была хорошая пермская школа катания, помноженная на мое увлечение стилем катания Сихарулидзе. Оставалось только решить, что делать дальше. Понятно было, что скоро я окончу школу, и никакой университет мне не грозит, не так уж я хорошо учился. Вернее, вообще не учился. Становилось понятно, что с большим спортом можно было заканчивать и уходить в ледовое шоу – это был единственный шанс вырваться из Перми.

И снова все изменил Валерий Николаевич Тюков. Помню, я играл в стритбол во дворе. Надо сказать, неплохо играл на городском уровне, мне очень нравилось. Приходит отец, что было необычно, – спустился ко мне специально средь бела дня во двор, – я сразу подумал: что-то случилось. Оказалось, что Тюков снова зовет к себе.

– Что делать собираешься?

– Наверно, уеду пробоваться в ледовое шоу. Вариантов нет.

– Для тебя есть партнерша – дочь тренера Людмилы Смирновой и олимпийского чемпиона Алексея Уланова. Он был партнером Ирины Родниной. Девочка хорошая, опять же олимпийская династия, ростом примерно как Ксюша Васильева. Но надо ехать в Питер. Так что думай: шоу или еще в спорте покатаешься?

Конечно, хотелось еще попытаться что-то сделать в спорте, но денег на то, чтобы я жил в Питере, не было, плюс брат поступал в институт. Собрали семейный совет, позвонили тренеру Людмиле Смирновой, объяснили ситуацию.

– Пусть все равно приезжает, посмотрим его с Ириной – его партнершей. Если подойдет, будет жить у меня, устроим его в 11-й класс – окончит тут.

Решили попробовать. Мама в слезы, для нее это было сложно – я уезжал непонятно куда, один, в таком сложном возрасте, и что там будет? Отец встал на мою сторону. Ему тоже было непросто, но он понимал, что я должен сам сделать выбор и пройти свой путь в спорте. Он верил в меня, наверно, больше, чем я сам.

ЕМУ ТОЖЕ БЫЛО НЕПРОСТО, НО ОН ПОНИМАЛ, ЧТО Я ДОЛЖЕН САМ СДЕЛАТЬ ВЫБОР И ПРОЙТИ СВОЙ ПУТЬ В СПОРТЕ.

Мы с дедом, решившим проведать сестру-блокадницу, с которой давно не виделся, сели в поезд. Я тогда не знал, что этот момент изменит всю мою жизнь, я не знал, как трудно будет и через какие испытания придется пройти. Я не был бы так уверен в своем решении поехать, если бы знал. Тогда я хотел только одного – остаться в Питере. И этот шанс мне дали, его нельзя было упустить.

Мы сели с дедушкой в поезд и поехали. Он остановился у семьи, а меня встретила тренер с сыном Николаем. Коля тоже занимался фигурным катанием, выступал в шоу в Америке и позже привозил мне классные вещи оттуда, так что, возвращаясь в Пермь, я выглядел самым крутым. Они жили на Суворовском проспекте, в центре, около Смольного собора и Таврического сада. После Перми ободранный в тот момент Питер, с обваливающейся штукатуркой, казался мне раем. Мы ехали от Московского вокзала, и я открывал для себя город.

Все было потрясением.

Оказалось, что дома бывают невероятной красоты, с разным окнами, а не только прямоугольными, как я привык. Огромные широкие проспекты, барельефы, памятники… Сейчас я понимаю, насколько Питер тогда был мрачным местом – 1990-е годы, время «Улиц разбитых фонарей», наркотиков и разгула преступности, страшные дворы-колодцы, безумные объявления везде расклеены, но для меня это была сказка. Еще и с погодой повезло – солнечно и сухо.

Неужели я буду жить в этом городе? Получится ли у меня? Это стало идеей фикс.

Мы приехали домой к тренеру. У них была очень красивая, как мне казалось, квартира, и мне отвели комнату с французским окном. Поезд был ранний, и меня положили еще поспать. Заснуть я не мог: волновался и, видимо, еще и от этого страшно хотел в туалет, но стеснялся. И вот я лежал и терпел, ждал, пока все проснутся, чтобы не ходить по чужой квартире одному. Вышел, только когда услышал, что кто-то уже встал и шебуршится на кухне.

Сразу после завтрака поехали на каток. Мы встали в пару с Улановой, и моментально стало понятно, что я лучше предыдущего партнера Иры. Тренер явно это заметила, а Ирина вдруг решила покапризничать: «Я с этой деревней кататься не буду!» – «Замолчи. Смотри, как катается!» – прицыкнула на нее мать.

Я понимал Иру. Конечно, для нее, выросшей в Америке девчонки, я был деревней, еще и со своим пермским говором.

Для меня же все было странно. И она в том числе. Я был страшно поражен тем, как Ира говорит – без акцента, но как-то по-другому.

Потом уже у нас сложились очень хорошие отношения – наверно, ни с кем таких не было, кроме самой последней моей партнерши – Тани Волосожар.

С Ирой же мы были чем-то большим, чем друзьями, – братом и сестрой. Буквально через пару недель на сборах, когда она увидела, чего я стою на катке, что со мной все хотят общаться, что я душа компании, ее отношение ко мне изменилось. Ей было лет 12, а мне на 3–4 года больше, и лишь один раз мы поругались за все время нашего катания из-за ерунды, тут же помирившись.

На катке я показал все, на что был способен. И у меня получилось. Я вернулся в Пермь только для того, чтобы собрать вещи. Людмила Смирнова сразу сказала: «Возвращайся быстро, едем на сборы». Они начиналась 20 мая. Надо было задуматься, наверно, зачем мне ехать за 10 дней до сборов, это был первый звоночек, но я так рвался в Питер, что не задавал вопросов, – простой пацан, который увидел другую жизнь. Собрался и побежал в новый мир, мне не было страшно, я был уверен, что всех порву, был очень высокого мнения о себе и с радостью прыгнул в неизвестность.

Так началась новая глава моей истории.