Читать книгу Иркутский НЭП: начало конца. Дело иркутского ОМХа (1926—1927) - Максим Викторович Куделя - Страница 3

В чем сила и одновременно слабость краеведов? Их любовь к местной истории так велика, что они с восторгом тонут в подробностях и часто не могут не то чтобы увидеть общей картины, но нарисовать ее из-за аберрации близости – слишком много фактов и фактиков и все до́роги. При этом, как любому человеку, краеведу может быть близка та или иная тема и в фактах именно этой темы он и тонет, потому что мелочи – они неисчерпаемы. А все остальное, если возникает вдруг такая нужда, краевед возьмет у профессионалов. А как иначе, ведь они – старшие братья и если уж ученая степень не гарант достоверности, тогда что?

У профессиональных историков беда другая. Приученные методологией написания дипломных, кандидатских и докторских к тому, что факты суть симптомы теории, что через них проявляет себя исторический процесс, в котором должны быть закономерности, они часто начинают относиться к ним лишь как к иллюстрациям, наглядно подтверждающим защищаемую концепцию или расцвечивающим монотонность научного стиля изложения. Подбор иллюстраций всегда тенденциозен и в этом нет ничего страшного, на то они и иллюстрации, однако же, при таком отношении к факту возникает опасность не намеренного, упаси бог, конечно, его искажения, но некоторой небрежности в передаче. В русле конкретной исследовательской темы, особенно если факт не является значимым для защищаемой концепции, такая небрежность не меняет общей картины. Проблема же заключается в том, что каждая научная публикация, если она по-настоящему хороша и интересна, порождает кумулятивный эффект – на нее начинают ссылаться, причем не всегда в работах, чья задача совпадает с целями исследования-источника. И чем больше фактов введено в научный оборот, чем менее доступными являются источники таких фактов в исходной публикации, тем меньше шансов, что при повторном использовании они будут перепроверены, а не станут тиражироваться дальше и дальше.

В далеком уже 1995 году в первом номере журнала «Гуманитарные науки в Сибири» была опубликована статья к. и. н., научного сотрудника Института истории СО РАН, координатора Новосибирского общества «Мемориал» Ирины Владимировны Павловой «„Иркутское дело“ 1926 года». Статья была написана еще в 1993 на материалах архивного фонда Сибкрайкома ВКП (б), хранящегося в ГАНО85. Вкратце, рассматриваемый автором сюжет сводится к тому, что осенью-зимой 1926 года в Иркутске по заданию Сибкрайкома была проведена «чистка» сотрудников советских учреждений и устроен показательный процесс над рядом ответственных работников, шестеро из которых в итоге были расстреляны. При этом в городе была организована масштабная информационная кампания по формированию резко отрицательного общественного мнения к обвиняемым, грубо нарушались такие базовые принципы правосудия, как презумпция невиновности и соразмерность наказания содеянному. В рамках разрабатываемой автором темы – «становления механизма коммунистической власти», причем в масштабах, выходящих за пределы регионального исследования86 – «иркутский» пример сам по себе был иллюстрацией, а его несущественные с точки зрения стоящих перед исследователем задач детали – тем более.

Как было отмечено в «историографическом» абзаце: «Об „Иркутском деле“ в литературе нет никакого упоминания». Собственно, за прошедшие 20 лет упоминаний о нем и не прибавилось, если не считать краткого пересказа самой статьи Павловой в издании «Иркутск в панораме веков» (2002, С. 329), без изменений приведенного и в книге «Иркутский край. Четыре века» (2012, С. 506—507). Отдельные факты из статьи послужили источником для биографических статей в историко-краеведческом словаре «Иркутск» (2011, С. 309), были включены в «Иркутскую летопись 1661—1940» (2003, С. 494, 740).

Между тем, «Иркутское дело» не тайна новосибирского партархива. Все изложенное Павловой, за исключением нескольких цитат из секретной переписки руководства Сибкрайкома, легко можно найти в иркутской газете «Власть труда» и в краевом печатном органе «Советская Сибирь» за сентябрь 1926 – февраль 1927 годов. Причем в таком объеме, что становиться понятно – эта история была одним из главных событий в жизни города на протяжении 4—5 месяцев. В общей сложности в 65 номерах «Власти труда», с лишком 60 тыс. слов, почти 450 тыс. знаков, 30 иллюстраций так или иначе было посвящено «Иркутскому делу», которое правильнее будет называть «Делом Иркутского ОМХа (отдела местного хозяйства)» или «Делом Лосевича и др.», потому что именно так оно проходит в современных ему текстах газетных статей, а также опубликованных партийных документах и материалах судебного заседания.

Что же не так в статье Павловой и производных от нее? Приведем выдержки из текста статьи с выделением мест, которые не согласуются с аутентичными газетными материалами:

До 19 мая 1926 г. секретарем Иркутского губкома был А. В. Гриневич, отозванный затем в ЦК ВКП (б).

Андрей Владимирович Гриневич еще 25—26 июня 1926 г. был секретарем Иркутского губкома ВКП (б) и выступал с докладом на пленуме губисполкома. (ВТ, 1926, №139).

Некоторое время губерния (а с 25 мая 1926 г. – Иркутский округ) жила без секретаря, пока Сибкрайком не назначил на эту должность Н. Н. Зимина…

Иркутский округ как административно-территориальная единица образован постановлением ВЦИК РСФСР от 28 июня 1926 года, при этом в п. 3 постановления предписывалось «закончить окружное районирование Иркутской губернии… не позднее 1 октября 1926 года и установить сроки созыва окружных и районных съездов советов». Так что Иркутская губерния и губернские органы власти не только фактически, но и формально продолжали действовать на период районирования вплоть до 28 сентября 1926 года. Только 29 сентября 1926 г. №221 «Власти труда» выходит с новыми подзаголовочными данными. Теперь, после 1-го окружного съезда советов и 1-й окружной партконференции, она орган не губернского, а «окружного комитета партии, исполкома и профсовета». Откуда взялась дата 25 мая предположить сложно. Возможно это просто опечатка, а может быть смешение с постановлением ВЦИК от 25 мая 1925 года, в соответствии с которым Иркутская губерния вошла в состав созданного Сибирского края, правда, «с сохранением существующего ныне административного деления»87.

27 мая 1926 г. бюро Сибкрайкома утвердило его своим ответственным инструктором, а затем назначило секретарем Иркутского окружного комитета ВКП (б)

Иркутский окружной комитет ВКП (б) появился только 27 сентября, когда его состав был выбран на 1-й окружной партконференции. До этого момента действовал и существовал губком. Николай Николаевич Зимин впервые появляется на страницах «Власти труда» в сентябре 1926 г. Он выступал на общегородском собрании врачей 8 или 9 сентября в качестве секретаря губернского комитета ВКП (б)88.

9 сентября 1926 г. состоялось закрытое заседание бюро Иркутского окружкома ВКП (б), которое санкционировало предложение Зимина об аресте заведующего городской телефонной станцией Кузикова. Последний сразу же дал показания на… председателя губисполкома Лосевича

Евгений Владиславович Лосевич на момент ареста (в 20-х числах сентября 1926) уже почти три месяца был бывшим председателем губисполкома и находился в Новосибирске. 26 июня 1926 г. на пленуме губисполкома было сообщено о его отзыве на должность зам. управляющего Сибирской конторы Госбанка и об утверждении в должности председателя губисполкома Александра Георгиевича Ремейко (Тихомирова). При этом предгика он тоже пробыл не долго – всего лишь четыре месяца (с 1 марта 192689). Поэтому по процессу он проходил, прежде всего, как руководитель отдела местного хозяйства Иркутского губисполкома в 1922—1925 гг. – структуры занимавшейся управлением государственным имуществом и промышленными предприятиями, как мы сейчас бы выразились, учрежденными региональной властью.

Процесс над участниками «Иркутского дела» начался 12 декабря

Процесс начался 11 декабря 1926 года90.

А теперь посмотрим, как описано «Иркутское дело» в книге «Иркутск в панораме веков» (2002). Для удобства текст пойдет параллельно. Сначала приведем содержательный абзац:

В результате в «Иркутской летописи» (2003) в списке председателей исполкома Иркутского губ. совета мы получаем строчку «6. Лосевич Евгений Владиславович март-сентябрь 1926» и не имеем среди председателей губисполкома Ремейко. В историко-краеведческом словаре «Иркутск» (2011) статья о Лосевиче также содержит неверную информацию «март – сент. 1926 – предс. Ирк. губисполкома».

Меняет ли это что-нибудь? В масштабах минувшей без малого сотни лет – четыре-пять месяцев разницы в датировках, действительность занимаемой человеком на момент ареста должности, наверное, действительно не существенны. В конце концов, процесс был, фигурантов расстреляли, а округ упразднили меньше чем через пять лет. Важно ли все это? Мне кажется, да. Бережное и уважительное отношение к факту – залог доверия к всему сообществу историков-профессионалов со стороны любителей и просто любопытствующих.

Теперь обратимся к предваряющему абзацу, задающему контекст и тон всему материалу в сопоставлении с выдержкой из вводной части статьи Павловой:

Как видим, получившийся экстракт в некоторых своих моментах больше соответствует духу исходной работы, чем достаточно аккуратным формулировкам в изложении событий самой Павловой и даже усиливает акцент на репрессиях против партийного руководства и партийной номенклатуры.

Таким образом, всего лишь в десяти предложениях нам рисуется общая картина, которую можно описать классической фразой – «революция пожирает своих детей». И в общем это верно, однако за этими словами Дантона все же теряется понимание того, что «детьми» были не только революционеры. Детьми революции были все.

Из 32 обвиняемых по делу Лосевича только 7 были членами ВКП (б). Руководителями – и того меньше. Основная масса осужденных – бухгалтера, инженеры, частные предприниматели, даже учительница музыки. Чистка также прошлась по всем этажам – от руководителей учреждений (например, заведующего городским театром) до машинистки и прораба. Относить кого-то из них к высшему руководству губернии и уж тем более к партийной бюрократии было бы некоторой натяжкой. Пожалуй, единственным хоть как-то подходящим под это определение был арестованный и расстрелянный заведующий городским отделом местного хозяйства Киселев, да еще председатель горсовета Бесеневич, который считая себя «морально ответственным за преступления в подконтрольных совету учреждениях», попросил освободить его от должности, но по делу не проходил, хотя и был исключен из партии. Как раз наоборот, именно высшее руководство – председатель губисполкома, секретарь губкома партии и начальник иркутского губернского отдела ГПУ (который, кстати, не менялся с марта 192491) «раскручивали» процесс. Описывать, а значит и интерпретировать «дело Лосевича», как репрессии чисто внутрипартийные и только показательные неверно.

Политически мотивированными были тяжесть приговоров и осуждение ряда обвиняемых, но не сам процесс. Хотя, конечно, в то время политизировано было все.