Читать книгу Аксиомы бега. Хроника рубежа тысячелетий - Максим Воробьев - Страница 8

Топот множества ног, грохочущие по полу сапоги, застегивающиеся на ходу гимнастерки, торопливое построение. Спустя сорок пять секунд второй танковый батальон кадрированного полка выстроен в одну шеренгу в длинном коридоре казармы. В будние дни подъем в армии всегда ровно в 6.00, независимо от времени суток, как говаривал прапорщик Голопупов. Старшина Попов, отдавая честь, рапортует дежурному по батальону: «Товарищ капитан, второй танковый батальон построен!» Флегматично обведя нас взглядом, капитан Сосновский, ровным, ничего не выражающим голосом командует: «Строиться на зарядку перед казармой, форма одежды номер два». Номер два – это значит голый торс. Штаны и сапоги. Торопливо сбрасывая гимнастерки, поглядываем в окно. На улице темень и холод, типичное ноябрьское утро. Размышлять некогда. Капитан Сосновский – командир строгий и два раза не повторяет. Надо отдать ему должное, всегда сам пример показывает. Строимся перед крыльцом. Падают снежинки. Температура, наверное, плюс два или три градуса. Плюс явно, потому, что на лужах льда не наблюдается. А всего два или три из-за того, что снежинки не торопятся таять. Трава уже засеребрилась под светом казарменного фонаря. Холодно, стоим, идет перекличка. Хорошо, что нас только тридцать человек, а не сто, как в полной части. Старшина торопливо выкрикивает фамилии, ему так же торопливо отвечают: «Я! Я! Я!..». Сосновский в одних брюках и сапогах, как и все мы, равнодушно смотрит куда-то в пространство, словно все происходящее его не касается. Похоже, что холода он совсем не чувствует. Он его и действительно не чувствует, настоящий морж, регулярно в пруду купается, даже зимой в прорубь ныряет. Многолетняя закалка, у нас такой нет. Кое-кто начинает усиленно дышать на руки и тереть уши. Мгновенно следует команда: «Отставить, смирно!». И как заметил, ведь и не глядел на нас вроде. Вытянувшись в струнку, дожидаемся окончания переклички.

Месяц назад на учениях у нас при переправе через реку застрял танк. Очень нехорошо застрял. Переправлялись по дну реки, специальные выхлопные трубы на танки установили, высотой в 5 метров. Когда переправлялись над водой только полметра этой трубы виднелось. Значит, глубина где-то четыре с половиной метра. Дно илистое, вести машину надо аккуратно, если газовать, или наоборот, плестись – засосать может. И вот засосало. Точно посередине переправы. Река не узкая, не широкая – метров семьдесят. Из них самая глубина метров двадцать. Вода мутная, холодная, ничего не видно. Только по рации связь. За рычагами управления – узбек Турдыев. Впрочем, у нас – половина батальона узбеки. Но Турдыев был вечный залётчик. То на посту заснет, то запчасти перепутает. И вот – застрял. Самостоятельно ему не вырулить – это ясно. Выход один: надо цеплять трос и тянуть танк другим танком. Вопрос один: как его зацепить в ледяной воде на глубине четырех метров, при нулевой видимости? Команду дали, чтобы не газовал, лишнюю муть не поднимал. А дальше? Октябрь, он и на Западной Украине – октябрь. Желтеющие кроны деревьев, по обеим сторонам реки застыли грозные боевые машины и одна – на дне. А резерв воздуха в танке, между прочим, тоже ограничен. Полчаса – не больше. А там, кроме Турдыева, еще и командир танка сидит – сержант Поляница. В целях безопасности переправа проходила рядом с мостом, но немного в стороне. Вот на мосту и собралось экстренное совещание офицерского состава. А метрах в десяти от них труба из-под воды торчит, указуя место застрявшей бронетехники. Комбат – подполковник Перелыгин, нервничает, офицеры трос приготовили, лебедку. А уже минут десять прошло. В этот момент капитан Сосновский, не говоря ни слова, отделился от общей группы, ушел на берег и снял с себя одежду. Вернувшись в одних семейных трусах на мост, он взял тяжеленный стальной трос с железным крюком в руку, и прямо с моста нырнул. Больше минуты его не было. Затем вынырнул, стал тяжело отдыхиваться.

– Зацепил? – кричит комбат.

Сосновский только отрицательно головой помотал и снова нырнул. В этот раз он вынырнул чуть скорее и подплыв к берегу, пошатываясь, вышел из воды.

– Ну?! – в один голос закричали все, кто был рядом.

– Зацепил. Можно тянуть, – ответил Сосновский. Обтерся какой-то тряпкой и стал одеваться. Через несколько минут танк был вытащен на берег, Турдыеву объявлено взыскание, а Сосновскому – благодарность.

Это событие еще было свежо в нашей памяти.

Старшина командует; «Напра-во, на зарядку ша-а-агом марш!» Идем невольно ускоряя шаги. Капитан Сосновский роняет: «За мной, бего-ом марш! Старшина – замыкающий. Следи, чтобы не растягивались».

Наконец-то побежали, можно хоть немного согреться.

Кто-то спрашивает у Попова:

– Сколько градусов?

– Плюс два, – роняет старшина. Значит все верно. В казарме то градусник давно разбился, а у Попова в каптерке, куда простым смертным вход запрещен, свой имеется. Бежим, не останавливаясь, прямо через приоткрытые ворота КПП, на волю. Там уже предупреждены и препятствий батальону не чинят.

Капитан грузный, плотно сбитый, бежит не очень быстро, по крайней мере дышит носом, но половине личного состава такой темп не по силам. Батальон растягивается. Слышится ругань старшины, который словесным убеждением, затрещинами и пинками старается заставить отставших ускориться. Маршрут пробежки стандартный – выбегаем из расположения части, немного по улице, затем сворачиваем в парк, где обегаем вокруг местного озерка и возвращаемся обратно. Всего около 3-х километров. Мы бежим прямо за капитаном. Нас всего человек пять-шесть, привыкших бегать. Остальные сзади. Вот уже и озеро. Темная вода контрастирует с побелевшими берегами. Падает снежок, вокруг спокойствие и тишина, нарушаемая только нашим топотом и криками старшины. Если отрешиться от насущной обыденности и воспарить разумом, то можно наслаждаться элегической картиной засыпающей на зиму природы. Но мы не воспаряем и не наслаждаемся, мы, пыхтя, бежим за капитаном. Вдруг, откуда-то сзади доносится крик, потом другой, еще. Крики все приближаются и уже можно различить обрывки ненормативной лексики. Мы оглядываемся, пытаясь понять, что происходит, и в этот самый момент бегущий со мной Поляница подпрыгивает и дергает за согнутую под тяжестью мокрого снега ветку. Снег обрушивается на бегущего следом Додобаева и крик, переходящий в ругательство, звучит уже в непосредственной близости от нас. Капитан чуть замедляет бег и вполоборота, громко, как всегда, без выражения, командует:

– Отставить! Старшина, следить за порядком!

Откуда-то издалека доносится приглушенное:

– Есть!

А мы бежим дальше.