Читать книгу Книга 1. Искра сверхновой - Максим Вячеславович Орлов - Страница 5

1. «Стрела‑1»: прыжок в пустоту

От лица Елены

Экран центра управления мерцает, как нервная система перед операцией. На стартовой площадке – «Стрела‑1». Она похожа на детскую игрушку: хрупкий цилиндр с антеннами, будто усики стрекозы. Но внутри – гипердвигатель, собранный из надежд и формул.

– Готовность 90 %, – голос диспетчера дрожит. – Елена, вы уверены?

Я киваю. Конечно, уверена. Иначе зачем я здесь?

– Зажигание!

Пламя взвивается, словно рык дракона. «Стрела» рвётся вверх, оставляя за собой шлейф дыма и вопросов.

От лица Ковалёва

На мониторе – график разгона. Кривая ползёт вверх, как лихорадочный пульс:

5 км/с… 10 км/с…

Гиперпереход через 3… 2… 1…

Экран гаснет.

– Потеря сигнала, – шепчет техник.– Не потеря, – поправляю. – Погружение.

В воображении – воронка гиперкосмоса: пространство скручивается в спираль, время становится вязким, как мёд. «Стрела» ныряет в эту бездну, и я чувствую, будто часть меня улетает вместе с ней.

От лица Елены

Через 17 минут экран вспыхивает. Координаты: сектор ζ‑7.

Камеры показывают… пустоту.

Только пепел сверхновой, как остывшие угли костра. Ни корабля, ни аномалии, ни следа объекта, ради которого мы рискнули всем.

– Здесь ничего нет, – говорю, но голос звучит издалека.

Ли Чжан хмурится, Ковалёв сверяет данные.

– Координаты точны, – повторяет Ли Чжан. – Где оно?– Может, оно… ушло? – предполагаю. – Или мы пришли слишком поздно?

Тишина. Мы трое – как три вопросительных знака в пустоте.

2. Звёзды, которые гаснут

От лица Ковалёва

Я сижу в обсерватории – в этом храме тишины и света, где стены из прозрачного кварца открывают вид на бесконечность. Перед мной – ряды экранов, мерцающих, как далёкие галактики. В воздухе пахнет озоном и напряжением: космос шепчет, но мы пока не понимаем его языка.

Внезапно – сигнал. Красное мигание на панели. Сообщение от NASA, зашифрованное, срочное:

«В рукаве Ориона – аномалия. Семь звёзд класса G и K… Они тухнут».

Моё сердце делает лишний удар. Я разворачиваю данные на главный экран.

Кадры с границы неизвестности

Первая – звезда Алголь. На записи она вспыхивает, словно пытается крикнуть. Ярче Солнца, ярче всего, что я видел. Её свет рвёт тьму, будто последний вздох гиганта.

А потом – сжатие.

Точка.

Тишина.

Через 6 часов на месте звезды – лишь чёрный круг. Не тень, не провал, а отсутствие. Как будто кто‑то взял и вырвал страницу из книги Вселенной.

Я увеличиваю масштаб. Вокруг – зона «мёртвого пространства»:

ни излучения;

ни пыли;

ни даже эха.

Только вакуум. Только молчание.

Голос из тьмы

Звонок по закрытому каналу. На экране – лицо доктора Харпера (NASA). Его глаза – два тёмных колодца, в которых отражается страх.

– Это не коллапс, – говорит он, и его голос звучит так тихо, что я едва различаю слова. – Не чёрная дыра. Они стираются. Как будто кто‑то выключает их, одну за другой.

Я молчу. В голове – вихрь мыслей, но ни одна не находит опоры.

– Кто‑то? – переспрашиваю, сам не зная, хочу ли услышать ответ. – Или что‑то?

Он не отвечает. В динамике – только тиканье часов, доносящееся из его кабинета. Или это биение моего сердца?

За его спиной – карта космоса. На ней уже отмечены новые «чёрные пятна». Ещё три. Ещё пять. Они расползаются, как плесень на стекле.

Шепот звёзд

Я отхожу от экрана. В обсерватории – полумрак. Только звёзды за стеклом ещё горят. Но сколько их осталось? И сколько времени у нас?

В тишине – едва уловимый звук. Это не ветер, не техника. Это шепот.

Звёзды, которые ещё живы, шепчут. Они говорят на языке, который мы не можем расшифровать. Но я чувствую: это предупреждение.

Или прощание.

Я смотрю на чёрный круг на месте Алголя. В нём – ни глубины, ни тайны. Только конец.

И где‑то там, в этой тьме, кто‑то или что‑то ждёт.

Ждёт, чтобы выключить следующую звезду.

3. Совещание: когда гаснут звёзды

От лица Ли  Чжана:

Зал заседаний МКА напоминает средоточие судеб. Стены из матового композита приглушают свет, создавая атмосферу напряжённой сосредоточенности. За длинным овальным столом – представители четырёх космических агентств: Роскосмос, NASA, ESA, CNSA. Каждый из них – как узел в сети, связывающей человечество с космосом.

На стене – голографическая карта космоса. На ней алыми точками отмечены угасшие звёзды. Они расползаются, как пятна крови на ткани, образуя зловещие созвездия небытия.

Генерал Уолш (NASA) первым нарушает тишину. Его голос звучит резко, будто удар метронома:– Мы теряем время. Если это распространится…

Он не договаривает. Но все понимают: «это» – не просто аномалия. Это угроза.

Профессор Ли Вэй (Китай) перебивает его, и в его спокойном тоне слышится железная уверенность:– Оно уже распространяется. В созвездии Лиры – три новых «чёрных пятна».

На экране вспыхивают новые отметки. Три звезды. Три могилы.

Я встаю. В глазах – отражение голограммы, будто я сам стал частью этой карты.– «Стрела‑1» подтвердила: гиперпрыжки возможны, – говорю я. – Но мы не нашли объект, который, возможно, связан с этим.

В зале – тяжёлое молчание. Оно давит, как атмосфера на дне океана.

Доктор Петрова (Роскосмос) наклоняется вперёд. Её глаза горят решимостью:– Значит, надо искать там, где он может быть.

Её слова – как искра, которая может зажечь огонь.

Ковалёв кладёт на стол снимки кристалла с Луны. Они лежат, словно карты судьбы:– Этот образец реагирует на электромагнитные импульсы. Если он – ключ, «Одиссей» должен его взять.

Кристалл на снимках мерцает, будто живой. Он – загадка, но и надежда.

Молчание. Оно длится секунды, но кажется вечностью.

Затем – голоса. Они звучат по‑разному, но сливаются в один хор:– Создать корабль.– Объединить ресурсы.– Лететь.

Эти слова – не приказ. Это признание. Мы больше не можем ждать.

От лица Ковалёва

Ли Чжан смотрит на меня. Его взгляд – как луч прожектора, пробивающий туман сомнений. Я знаю, что он думает:

«Если мы ошибёмся – это будет последний корабль человечества».

Я киваю. Не словами – взглядом. Потому что слова здесь излишни.

На стене – карта. На столе – снимки кристалла. В воздухе – запах озона и страха.

Мы стоим на краю. На краю бездны, на краю времени, на краю надежды.

И единственный путь – вперёд.

В зал входит техник. Он молча кладёт на стол новый отчёт. На нём – ещё три отметки.

Ещё три звезды погасли.

Время истекает.

4. Рождение «Одиссея»

От лица Ковалёва

Ангар космодрома «Восточный» напоминает собор, возведённый для поклонения звёздам. Его своды уходят в полумрак, а по стенам бегут отблески проекций – тысячи линий, формул, схем, словно священные письмена на стенах храма.

В центре – голограмма «Радуги», российского проекта межзвёздного корабля. Она висит в воздухе, переливаясь призрачным светом: силуэт, сотканный из линий и цифр, будто мечта, обретшая форму.

Инженер Рябов проводит рукой по панели управления – и проекция увеличивается. Видны детали: рёбра корпуса, сочленения, узлы.

– Корпус – углеродные нанотрубки, – говорит он, и в его голосе звучит гордость. – Выдержит гипер‑перегрузки. Прочность – как у алмаза, гибкость – как у шёлка.

Техник NASA, стоящий рядом, добавляет:– Двигатель – гибрид антиматерии и квантовых батарей. Но он… капризный, как подросток.

Я не сдерживаю улыбки:– Подростка можно уговорить. А вот гипердвигатель…

Смех звучит коротко, но в нём – напряжение. Мы все знаем: этот корабль – не просто машина. Это ставка. Последняя ставка человечества.

Ли Чжан не отрывает взгляда от схем. Его пальцы скользят по голограмме, будто он пытается нащупать пульс будущего корабля.– Нам нужно успеть за 3 месяца, – произносит он тихо, но слова звучат как приказ. – Иначе звёзды погаснут раньше, чем мы стартуем.

В воздухе – запах металла, озона и свежей краски. Это запах начала. Или конца.

От лица Ли Чжана

Я смотрю на чертежи. На линии, которые превращаются в рёбра, в вены, в кости будущего корабля. Они переплетаются, как нити судьбы, и каждая – критична.

«Это не корабль», – думаю я. – «Это молитва».

Молитва, высеченная в углеродных нанотрубках. Молитва, заряженная антиматерией. Молитва, которая должна быть услышана там, в безмолвии космоса.

Мои пальцы касаются голограммы. Она холодна, но я чувствую: внутри неё – огонь. Огонь надежды, страх, отчаяние и упорство тысяч людей, которые трудились над этим проектом.

Я представляю, как «Одиссей» отрывается от Земли. Как его корпус вспыхивает в лучах солнца, как он пронзает атмосферу, как исчезает в черноте, унося с собой наши мечты и наши страхи.

На стене – карта космоса. На ней – чёрные пятна. Они растут. Они ждут.

Но мы тоже ждём.Ждём момента, когда «Одиссей» станет не чертежом, не мечтой, а реальностью.

Когда он станет голосом человечества в тишине Вселенной.

5. Лунная база: в поисках теней

От лица Елены

Луна. База «Тихо‑3».

Я стою у телескопа, и его холодный металлический бок отдаёт морозом даже сквозь скафандровый рукав. За иллюминатором – безмолвие: бескрайняя равнина, испещрённая кратерами, словно шрамами древнего боя. Небо чёрное, безнадёжно чёрное, и в нём – звёзды, острые, как осколки стекла.

Мой взгляд прикова́н к окуляру. Сектор ζ‑7.

– Ничего, – шепчу. – Только пыль и тишина.

Но это неправда.

Что‑то есть.

Я чувствую это кожей – как статическое электричество перед грозой, как едва уловимый запах озона в вакууме. Что‑то прячется в этой пустоте.

Экран телескопа мерцает, выхватывая из тьмы клочья космической пыли. Они плывут медленно, как облака на забытой планете, но в их движении – ритм. Не случайный.

Кто‑то дирижирует этим танцем.

Звонок из безмолвия

Раздаётся сигнал видеосвязи. На экране – лицо Ковалёва. Его глаза – два прожектора, высвечивающие то, что я пока не могу назвать.

– Елена, ты видишь то же, что и я? – его голос звучит глухо, будто он говорит сквозь толщу воды.

Он отправляет снимок.

Я увеличиваю.

В облаке пыли – тень.

Не звезда. Не планета. Не астероид.

Что‑то… иное.

Оно не отражает свет. Оно поглощает его.

Контуры размыты, но в них – намёк на форму. На намеренность.

– Это может быть он, – говорю я, и моё сердце бьётся чаще. – Объект из данных «Стрелы».

Ковалёв молчит. Секунду. Две.

– Или его след, – поправляет он. – Мы летим по пеплу.

Его слова повисают между нами, как невесомая пыль.

Вслушиваясь в тишину

Я снова смотрю в телескоп.

Тень не исчезает. Она ждёт.

Или – наблюдает.

Мои пальцы сжимают край панели. В голове – вихрь гипотез:

Это корабль?

Искусственный объект?

Или нечто, что вообще не укладывается в наши представления о материи?

На стене – карта сектора ζ‑7, испещрённая отметками прошлых наблюдений. Там, где должна быть звезда, – пустота. Там, где должно быть излучение, – молчание.

База «Тихо‑3» кажется крошечной в этом океане тьмы.

Но мы не одни.

Где‑то там, в пыли, в тени, в молчании – что‑то есть.