Читать книгу Полмили до небес - Максимилиан Борисович Жирнов - Страница 3
Глава 3. Марианж
ОглавлениеВесь следующий после драки день Женька валялся в постели в обнимку с книгой: отец по его просьбе принес из библиотеки курс вулканологии. Оказалось, это на удивление увлекательная штука. Сами вулканы и типы извержения делятся на множество типов. И один из самых опасных – пелейский. При такой активности вязкая лава часто закупоривает кратер, а когда газы с взрывом прорываются наружу, получается пирокластический поток: раскаленная смесь газов, пепла и камней.
Это страшная штука, сравнимая по разрушительной силе с атомной бомбой. В отличие от медленно текущей лавы, пронизанная молниями «палящая туча» мчится по склону вулкана со скоростью семьсот километров в час, беспощадно выжигая и сметая все на своем пути. Пирокластический поток как бы плывет на подушке из горячих газов и летит быстрее турбовинтового самолета. Ни убежать, ни уехать от него невозможно. Давно потухший вулкан Монтань-Руж относился к тому самому пелейскому типу. Он грозил Сент-Мари и его жителям именно такой катастрофой.
Телевизор молчал. Только два сообщения были посвящены подземным толчкам, и в обоих губернатор Ламберт и шеф полиции уверяли, что никакой опасности для города нет. Зато рекламу предстоящих выборов крутили по всем каналам.
Субботу Женька, как и пятницу, собирался посвятить науке. Он удобно устроился в кресле в саду с учебником и ноутбуком, и, высунув язык, принялся писать статью в местную бумажную газету…
Неожиданно рядом раздался певучий, еще по-юношески звонкий голос Марианж:
– Ты совсем меня забыл, друг Эжен, – она говорила по-французски. – Я знаю все, что с тобой приключилось, и сама пришла тебя навестить. Как твои раны, рыцарь? Все еще болят? Сможешь погулять со мной?
– Спрашиваешь! – с энтузиазмом воскликнул Женька. Острым мужским взглядом он разглядел под легким платьем купальник. – Нырнем пару раз?
– Если тебе раны позволят.
– Не сидеть же сиднем. Лучше скажи, что в городе творится после землетрясения? Я ведь добросовестно проспал почти двое суток.
– Ничего… совсем ничего. Все спокойные, словно ничего не случилось. Властям виднее.
Женька схватился за голову: в ближайшее время может произойти несчастье, но никто не обращает внимания на предвестники надвигающейся беды. Впрочем, может быть, он сам принимает все слишком близко к сердцу? Ведь пока, кроме пары подземных толчков, ничего не произошло.
– Ты можешь говорить по-английски? – попросил Женька подругу. – У меня с французским как-то плохо, а с местным наречием и вовсе труба.
– Давай я лучше по-русски буду разговаривать? Мне нужна практика. А тут живой носитель! Ты будешь мне… споспешествовать?
Женька изумленно вылупился на Марианж:
– Откуда ты это взяла?
– У Гоголя. В «Мертвых душах»… Учитель посоветовал.
– Так ведь Гоголь жил в середине позапрошлого века! Сейчас никто так не говорит.
– Да? – огорчилась Марианж. – А как бы сказал ты?
– Просто: помоги мне, пожалуйста.
Марианж взяла Женьку за руку:
– Видишь, ты уже пользителен для меня…
– Полезен.
– Да, да! Полезен. Какой у вас сложный язык.
– А мне французский кажется тяжелым. Пятнадцать букв пишется, три произносятся. Ладно. Переоденусь – и купаться!
Женька оставил Марианж одну. Он быстро натянул плавки, легкую рубашку и шорты, и вернулся обратно, не забыв пляжный коврик.
– Я готов! Идем!
Поддерживая Марианж под руку, он спустился из сада к воде по узкой тропинке между выброшенными вулканом глыбами. Здесь хорошо поработал океан: вдоль берега тянулась полоса песка, отделенная от общественного городского пляжа крутой каменной грядой. Удобное место для того, чтобы отдохнуть в одиночестве от городской суеты.
Марианж без тени стеснения скинула платье и осталась в одном купальнике. Женька расстелил коврик и застыл, смущенно теребя пуговицу на рубашке.
– Ну, что же ты? – выкрикнула Марианж. – У вас все такие… стеснительные?
– У нас зимой минус двадцать. Голышом не походишь. Это здесь – натуральный рай. Тепло, море, воздух, как говорит мой папа.
С минуту Женька колебался, потом все же скинул шорты и рубашку.
– Ого, как тебя отделали! – воскликнула Марианж по-английски.
Она коснулась кончиками пальцев синяков на спине у Женьки и спросила по-русски:
– Очень больно?
– Терпимо. На мне все заживает, как на собаке! – не без бахвальства ответил он.
– Зачем вы сравниваете себя с собаками?
– Это просто такое устойчивое выражение. В английском тоже есть выражение «выглядит, как то, что кошка притащила». Но мне бы не пришло в голову сказать, что американцы сравнивают себя с кошками.
– Не пришло в голову… – проговорила Марианж. – Интересное выражение. Извини, я не хотела тебя обидеть.
– Да ладно. Пойдем лучше нырнем поглубже. Я тебе кое-что покажу.
Женька бросился в океан, в теплую как парное молоко, соленую воду. Раны защипало, но боль быстро утихла. Тело тут же налилось силой. От истомы, сонливости не осталось и следа.
Марианж бросилась следом, нарочно подняв тучу брызг. Она игриво плеснула в лицо Женьке морской водой и поплыла прочь.
– Догоняй!
Женька бросился за ней – он плавал, как рыба, быстро догнал и ухватил за ногу. Пальцы скользнули по гладкому бедру. Марианж не смутилась, только ударила по воде кулаками. Женька нырнул и тут же выскочил на поверхность:
– Ах ты, чертовка!
Он схватил Марианж за торчащие из воды шоколадные плечи. Она не стала отстраняться, только спросила:
– Что ты мне хотел показать?
– Нам нужно доплыть вон туда, – Женька указал на черную скалу, вертикально обрывающуюся в воду. – У тебя хватит сил?
– Не обижай. Конечно, хватит.
И она, словно торпеда, понеслась к скале первой. Спустя десять минут Женька сказал:
– Набери побольше воздуха, бери вон тот булыжник и ныряй. Только после меня, понятно?
С камнем в руках Женька опускался все глубже и глубже. Солнечный свет померк. Наконец где-то между поверхностью и морским дном в отвесной стене мелькнуло черное отверстие – ровное и круглое, словно вырезанное лазером. Женька отпустил камень, схватил Марианж за плечо, и указал на проем и вверх. Она тут же отпустила груз и стала быстро подниматься. Женька последовал за ней, выпуская из легких пузырьки воздуха. Над головой посветлело. Вода все меньше и меньше давила на грудь.
Вынырнув, Женька и Марианж с минуту втягивали в легкие воздух – горький, с запахом йода и соли. Немного восстановив силы, они лениво поплыли к пляжу, выбрались на берег и без сил рухнули на коврик.
– У тебя кровь из носа хлещет! – воскликнула Марианж.
– Это всегда так, если глубоко нырнуть, – Женька достал из кармана валявшихся на песке шорт носовой платок. – Капилляры, наверное, слабые. Поэтому мой отец и не хочет, чтобы я стал пилотом, как он. Загоняет меня под землю – в геологи. А это такая скучища – ужас. Но вот вулканы – это штука поинтереснее.
– А что все-таки в этой пешере?
– Пиратские сокровища. Да шучу я. Чтобы обыскать ту дыру, нужен акваланг. Отец никогда мне его не купит. И уж точно никогда не разрешит нырять так глубоко.
Женька глянул на подругу. В черных глазах ее вспыхнули веселые искорки. Уголки необычно тонких для мулатки губ дрогнули.
– Слушай, ты в каком веке живешь? В позапрошлом, как Гоголь? Есть же… как их по-вашему… ну, подводные лодки с пультом на берегу.
– А! Дроны! Это мысль. Надо будет зайти к мистеру Беллу. Может, он что посоветует?
Женька и Марианж валялись на песке, пока солнце не превратило пляж в раскаленную печь. Стало невыносимо дышать. Исчезли даже чайки: они нашли укрытие в тени скал и камней.
Первой сдалась Марианж:
– Невыносимое пекло. Надо возвращаться домой.
– Да? А по-моему только-только потеплело. Самое время для солнечных ванн, – Женька произнес это без издевки.
– Да я только отогреваться начал! Если бы твоё детство прошло за Полярным кругом, ты бы тоже не хотела уходить с пляжа. Мой отец летал на Крайнем Севере. Новый Уренгой, Салехард, Надым. И я, маленький несмышленыш, в кабине таращился на приборы. Там, вдали от цивилизации, соглядатаев из центра не так много. Отцы часто брали с собой детей.
– Ты правда останешься?
– Нет, конечно. Сгорю ведь. Я же не огнеупорный. А крем для загара забыл дома.
Женька поднялся, натянул шорты и рубашку и, как джентльмен, помог Марианж встать. Свернул коврик и поплелся домой, помогая подруге идти среди оплавленных глыб давным-давно застывшей лавы.