Читать книгу Потерянные - Максимилиана Ульрика Хоган-Вульфф - Страница 2

Утро понедельника для Эгру Туклати началось не слишком приятно, солнечный луч, пробивавшийся сквозь тонкие занавески, заставил зажмуриться и открыть глаза. Сноп света приносил с собой боль, невыносимую для старых и чувствительных глаз, что, впрочем, сразу давало понять, что Око сегодня снова злилось. В последние годы это случалось слишком часто, и это заставляло магов всех мастей и сил, фермеров и прочих дел мастеров напрягаться и придумывать, как же всем нам не погибнуть под беспощадным и бдительным глазом Создателя.

Сморщенное смуглое лицо, с запавшими глубокими глазницами и ярко выраженными надбровными дугами, из-под которых горели потухшие очи, всё ещё жмурилось и выказывало своё недовольство скривившими узкими губами. Рот неосознанно что-то прошамкал, снова нахмурившись от вида грозно поблескивавшего Ока и от духоты, что стояла в крохотной спальне.

Старик с теплотой прислушался к тишине, ведь тут, на окраине, оживления всегда было не так много по сравнению с районами, ближними к центру и тем более к дворцу, и тяжело поднялся, колени привычно громко хрустнули, напоминая о старых деньках, потраченных сначала на войне, а после и в патруле этого города.

Этот смутный призрак шептал о том, как Эгру оставил своё здоровье на службе. Кем бы он был, если бы принял иные решения? Иные действия?

С трудом отогнав от себя все эти мысли, он заставил тело заняться привычными для многих лет на пенсии действиями. Умыться в старенькой, давно не видавшей ремонта, ванной комнате, но добротной и крепко сделанной, она была такой же, как и весь этот маленький домик; одеться в старую форму, давно вышедшую из обихода, но так он выделял себя из толпы, и так его узнавали новички в патруле, ведь он постоянно приходил на посты, разговаривал с ними, узнавал новые положения, свежие новости. Тёмно-серая ткань приятно прилегала к худощавому телу, а пуговицы с гравировкой Королевского патруля загадочно мигали в красноватых лучах злого светила.

Он привычно спустился на кухню, поставил чайник на плиту, смешал травы для заваривания, поставив на стол пиалы, он не сомневался, что и сегодня будет пить не один. В ожидании пока вода не закипит, он покинул кухню через чёрный ход, который выходил на маленький задний двор, что был засажен небольшими деревцами, обещавшими, впрочем, вырасти в ветвистые и плодоносные древа.

Огромные зелёные листики едва шевелились, ветра почти не было, и всё пространство вокруг было залито красновато-жёлтым светом. Эгру надеялся, что когда четыре саженца орехов Ангулос вырастут, они как раз укроют домик в своей тени, и он перестанет просыпаться от солнечного света, но до тех пор ещё далековато, ведь он посадил их только в прошлом году. Саженцы эти привозились издалека, с той стороны горного хребта, и были очень ценны, из-за своих плодов, которые были крайне полезны и вкусны, и листьев, что иногда применялись в медицине, в виде отваров.

Резкий скрипучий звук повозки, отвлёк Эгру и напомнил, что день только начинался, но уже под злыми лучами сновал народ: перекрикивания, приветствия, шарканье бесчисленных ног, грохот повозок по узким улочкам, выложенными камнем − всё это сливалось в прекрасный хор, характеризующий жизнь центра столицы, портового города, куда народ стекался со всех концов земли для обмена, торговли, путешествий, а, возможно, и для вступлений в академию имени Маххутаса I, где каждый год производился набор самых способных отпрысков, неважно знатного ли происхождения или нет, и тем паче неважно беден тот был или богат. Для умов, настоящих, пытливых и глубоких всегда существовали академические жалованья от Короля.

Он почти слышал, как где-то там, через пару улиц, как и вчера, как и пять лет назад пробегали разного сорта посыльные, уже взмыленные от поручений, слуги сопровождали своих господ, чинно прогуливавшихся или направлявшихся на рынок, где уже проводили борьбу другие разумные за самые свежие продукты, самые редкие каменья, амулеты и за всё то, что привезли с собой торговцы.

Он почти слышал, как кричали разумные, зазывая, взглянуть на товар, как отчаянно и дерзко торговались покупатели. Хотя и не мог.

До рынка было далеко от этой окраины города, здесь жили по большей части старики, вышедшие на пенсию, или приезжие, желавшие тишины в тёмное время суток. Огромная гостиница «В лапах орка», стоявшая через пять домов от жилища Эгру, в это время года уже была под завязку.

Потому, к примеру, его соседка Лиссима Туссати, предлагала свои комнаты на постой тем, кому не повезло приехать слишком поздно, и тем, кому не по нраву многочисленные шумные и, как правило, заселённые разношёрстной компанией, гостиницы в центре города или же вовсе за его чертой.

Соседка – громкая женщина, ещё не дошедшая до той стадии разваливающегося от старости человека как он, уже выскочила всклокоченная и явно желающая с утра пораньше начать распространять какие-то сплетни или же поделиться с кем-то новостями, её озадаченное полное и, что странно белое, для такой жаркой полосы, лицо вертелось в разные стороны.

Он видел из-за густых и высоких кустов как она, чуть улыбнувшись и сверкнув зубами, спустилась со ступеней и перешла лёгкой походкой дорогу, по всей видимости, направляясь к нему. И правда, он услышал её громкое приветствие, и ему ничего не оставалось, кроме как подойти к изгороди от зарослей шиповника, и ответить ей.

− Око сияет сегодня необычайно ярко, ahiati2 − почти церемониально поприветствовал Эгру даму.

− И правда, ибо Великое Око согревает всех своими лучами, и в жизни и после неё – полная маленькая женщина тяжело облокотилась на невысокую каменную изгородь, и её лицо выразило крайнюю степень удовольствия, а глаза, ещё не выцветшие от времени, загорелись серо-голубым пламенем. Они нашли свою жертву.

− Эгру, друг мой, ты не слышал, ох, ну конечно ты ещё не слышал, мой супруг принёс с ночной смены неслыханную новость, кажется, наш правитель всерьёз подумывает об окончательном примирении?

Она безо всякой передышки начала сказ. Её крепкая белая рука сжимала низенький заборчик, и старик всерьёз подумывал о том, чтобы перебить сие извержение Великих Гор, как про себя он называл бесконечные монологи этой неуёмной женщины, и вот он, решившись, снова почти церемониально произнёс:

− Госпожа Лиссима, не отведаете ли вы под этим кровом, дары, что ниспослал Создатель, бдительно следящий за детьми своими?

С едва заметной улыбкой он приметил, после прервавшегося рассказа на полуслове, замешательство на полном лике и бурное подтверждение, что госпожа де желает.

Их прервал тонкий свист, свидетельствовавший о готовности воды, Эгру почтительно открыл даме калитку, скрытую в ветвях шиповника, и они вместе пересекли садик, и очутились в маленькой, чистой и залитой красноватым светом кухне, её вскоре наполнил аромат раскрывшихся целебных трав.

Грузная женщина с лёгкостью и изяществом танцовщицы присела за чисто выскобленный стол, отхлебнула горячего душистого травяного напитка, что подал ей Эгру в маленькой пиале, и принялась с чувством, толком и расстановкой продолжать рассказывать то, что в первую очередь повергло её в шок:

− Ты можешь себе представить, чтобы мы, люди, вдруг подписали мирный договор с драконами, будь они неладны? Мой супруг Далил, как ты знаешь, − она прервалась, чтобы отпить ещё, и, просмаковав вкус, продолжила, − служит в дворцовой страже и порой ему попадается информация, которой нет цены, он подслушал, случайно, конечно же, ты же знаешь, друг мой, что порой высшие чины совсем забывают про тех, кто стоит у дверей или за их спинами, в общем, про других разумных, пусть и стражников.

− Так вот, − она самостоятельно снова наполнила до краёв пиалу, − с его слов выходит, что скоро нужно будет ожидать посланников от драконов. Неужели они думают, что люди так просто забывают про своих врагов, пусть и побеждённых?

Эгру хмыкнул, и подумал про себя, что он уж точно не забыл. Попросту не смог бы, ибо каждую ночь он просыпается с криком от боли, то ли своей, то ли своих товарищей, что давно спят в земле. Но он помнит, и запах горящих тел, не только кого-то рядом, но даже своего собственного, он почти слышит крики, ругань, вопли на высокой ноте, так ярко, словно это произошло вчера, а не шестьдесят пять лет назад…

Рука с пиалой дрогнула, и волна ужаса снова окатила его ледяной волной, но Лиссима, продолжая причитать о короткой памяти нынешних молодых разумных, о потерях многих традиций, неизменности изменений, этого не заметила.

Из собственных дум его вырвал резкий вопрос Лиссимы:

− Кажется, решающее сражение было под Бамианом шестьдесят пять лет назад? И… после всех разрушений и смертей там больше никто не жил?

Серьёзный взгляд серо-голубых глаз пронзил Эгру, но он привык к постоянной перемене в ней и деланно спокойно ответил:

− Нет, он опустел задолго до войны, вскоре, после открытия короткого торгового морского пути, раньше-то он являлся единственным удобным проходом через горную систему Гиндукуш. Долина долго служила коридором для торговцев, а после опустела, постепенно, но неумолимо. Хотя и сейчас многие пользуются этими дорогами, но и близость Проклятого Леса, да и сами тени былых сражений под городом и на его улицах, мешают спокойному путешествию.

− И всё же?..

Лиссиму можно было понять, её сосед был скуп на слова, и она мало слышала от него о тех военных днях, чьё начало она застала маленьким ребенком и почти не помнила, только постоянно огорчённое и хмурое от забот лицо матери мелькало в её памяти.

− Да, там… Простите госпожа, но утро требует чтобы мы вышли в поле, − вновь почти церемониальный, сухой и жёсткий ответ Эгру.

Она сочла нужным не давить на него, и, поднявшись, попрощалась, ничуть не обидевшись за столь резкое прерывание её словесного потока и бесчисленных вопросов, что вот уже много лет так и висят у неё на языке, жаждая однажды сорваться. Срываясь, и всё же не слыша ничего в ответ, кроме тишины.

Её длинное пышное светло-бежевое платье из лёгких тканей эльфийской работы, что были ей так любы, тихонько шелестело в такт листьев ореха; белая рука, утяжелённая крупным перстнем, с чёрным камнем, может быть агатом, служащий ей обручальным кольцом, полученным в дни юности от знатного мужа, бережно отодвигала колючие ветки кустов, усыпанных едва распустившимися цветами, и маленькая дверца, спрятанная от чужих глаз, бесшумно открылась, выпуская гостя.

На кухне остался старик в уже привычном состоянии беспокойности, его сердце гулко и глухо колотилось где-то под рёбрами, вместе с терзающими душу клыкастыми зверями прошлого.

Оно всё не отпускало. Как и эти сухие, тонкие, с выступающими венами руки глиняный чайник. Он был опустошён, и остатки, слегка переливаясь, успокаиваясь, на дне пиалы, были уже холодны.

Эгру себя чувствовал странно, и как этот опустевший сосуд, и как его ледяное содержимое.