Читать книгу Прощальная повесть Гоголя - Малек Яфаров - Страница 6

Ранние годы Гоголя развернулись в насыщенном жизнью семейном пространстве. Детство и отрочество он провёл в Васильевке: с бабушками и дедушками, родителями, братом и сёстрами, дворовыми людьми, крестьянами, животными, садами, лесами, рекой, небом, ночью, землёй, песнями, сказками, поговорками, пословицами, шутками, плясками, ярмарками и т.д., и т.д., то есть именно с полнотой жизни в «мирном уголке», в «нарочито невеликом месте». Покидая милые сердцу места, сначала уезжая на учёбу в Полтаву, потом в Нежин, он всей душой стремился вернуться обратно, в стихию этой буколической, тихой, незаметной сельской жизни, которая однако внутри себя, в себе, в кругу была так полна веселья, радости, любви и простодушия, что желания юноши не простирались во вне, ему было достаточно этой жизни, он был полон ей.

Именно это насыщенное чувствами настроение и послужило основой «Вечеров на хуторе близ Диканьки»; человек не может в достаточной мере знать себя, пока наполнен чем-то, для узнавания себя и, соответственно, для того, чтобы иметь не то что талант, а даже возможность рассказать об этом, он должен получить уже какой-то другой, отличный от пережитого опыт. Отлучаясь из дома и возвращаясь обратно, молодой Гоголь приобретает этот опыт, пока, наконец, совсем не переезжает в Петербург, после чего уже может действительно в полном объёме не только воспринять и оценить, но и рассказать о пережитом.

Отечественное литературоведение полагает, что Н. В. писал «Вечера на хуторе близ Диканьки», основываясь на фольклоре, воображении и прочем, тогда как русский писатель, конечно, технически используя все эти возможности, пишет из своего личного опыта и только этот опыт даёт чувствующему человеку переживание торжества и величия жизни, увлечения стихией всеобщего действа – свадьбы или ярмарки, упоение майской ночью или восхищение приднепровой степью. Это может родиться единственно в матричном культурном переживании, которое одно только может заставить душу воспринимать или переживать нечто как торжественное или упоительное; испытав такое упоение, рассказчик уже потом, после этого, может использовать песни, сказания или народные сюжеты.

«Миргород» же мог быть написан Гоголем только после того, как он уже достаточное время прожил этой столичной, новой для себя жизнью, после того как он служил, преподавал, писал и публиковал. То есть «Миргород» появился как результат сравнения нового и старого жизненных опытов, что я особенно хорошо вижу в «Старосветских помещиках»; принципиально важно здесь то, что не только на земле русской постепенно исчезают «мирные уголки», но и в самом Гоголе начинают утихать жизненные силы «Вечеров», он прекрасно это чувствует, понимает и не может не сожалеть об этом.

Попав в столичную, городскую, просвещённую среду, примерив на себя известность и даже славу в обществе, особенно после «Ревизора», Н. В. с некоторым ужасом обнаруживает себя – точно таким же, как и все его окружение, то есть человеком, бегущим от жизни, от всего живого, как только сталкивается с ним, о чём он пишет матушке в письме. Гоголь ощущает, что в нём закрывается и ослабевает источник радостного, торжественного, само собой бьющего жизненного веселия; он обнаруживает и себя, и других творящими зло, творящими не по умыслу, а невольно, в увлечении «неспокойными порождениями злого духа». Смех самой жизни человек превращает в злорадство, побуждение к добру – в меркантильность, заботу о себе в эгоизм и мир меняет свои цвета.

Таково основание всего замысла «Мертвых душ» – рассказать о личном опыте омертвения, который испытывает каждый русский, если не развивает в себе заложенные нашей исконной культурой и, следовательно, живущие в нас светлые, «сокровенные начала русской породы».

Таким образом, можно выделить несколько этапов жизни и, соответственно, творчества Н. В. Гоголя:

– «Вечера на хуторе близ Диканьки» – простая, сельская, простодушная жизнь;

– «Миргород» – воспоминание о старом русском свете, описание русского «мирного угла», его обитателей и защитников и сожаление о том, что эта жизнь необратимо меняется;

– «Ревизор» и городские повести – личный опыт городской жизни, веселие и радость которой постепенно полностью перекрываются меркантильностью и страхом смерти;

– «Мертвые души» – горестная оценка омертвения собственной души, угасания сокровенных основ русской жизни, но и ясная надежда, но и действительное «осветление» даже самых, казалось бы, окаменевших, застывших в своём развитии душ;

– «Прощальная повесть» – намеренное, осознанно выбранное предстояние смерти, но не как завершение, а как апофеоз, предельная высота жизненного пути.