Читать книгу Конвейер - Manus Скрипт - Страница 11

Есть такая должность в учебных заведениях системы – заместитель по служебной подготовке, или, попросту, «зам по строю». К правоохранительной деятельности этот персонаж отношения не имеет никакого, и тогда, в конце 2000-х, и, как ни парадоксально, сейчас, в 2022 году, нигде, никак и никто не сможет найти ту профессиональную образовательную компетенцию, которую культивируют в будущем специалисте это должностное лицо и его подчиненный корпус курсовых офицеров. Лишь одно качество воспитывают эти люди в курсантах – ненависть и презрение к службе и ее представителям такого рода. Подавляющее большинство корпуса курсовых офицеров во главе с замом по строю никогда не выявляли никаких преступлений и не имеют педагогического образования. Это люди особой профессии – НАДЗИРАТЕЛЬ.

Кравец был истинным представителем своего племени. Прослужив в стройбате большую часть времени, он прошел по головам окружающих за полковничьими погонами на наш «конвейер». Никто не смог бы остановить полет его мысли о своем превосходстве и абсолютной уверенности в том, что погоны он нашел не на помойке, а заслужил честно. На самом деле он прекрасно понимал, что из себя представляет, так как слишком очевидна была разница между его детскими играми и взрослыми вопросами, которые разруливали его одногодки – офицеры розыска, БЭПа, НОНа или РУБОПа в конце 90-х. Кравца это бесило до предела. И он знал, как и куда ему излить свою черную, как подворотничок Вити Бельченко, ненависть.

В обычный октябрьский день 1998 года я вел свой суточный наряд из столовой в расположение, расстояние приличное около полутора километров. Нас пятеро или шестеро, точно не помню, наряд был смешанный – из разных взводов, мы шли в две колонны, без нарушения формы одежды, молча, каждый думал о чем-то своем, погода стояла хорошая, служба в наряде подходила к концу, так что, можно сказать, умиротворенно мы следовали уже привычным курсом в казарму. Ничего не предвещало беды, до того как помощник дежурного на КПП сообщил, что на территории находится Кравец. Точного местонахождения его он не знал, но мы, в принципе, были готовы к внезапной встрече. Я увидел зловещее туловище этого организма возле нового учебного корпуса, от нас до него было метров 50—60, далеко для подачи команды «Смирно» и приветствия начальника с фланга, при этом стоял он к нам спиной и видеть нас не мог. Я сразу понял, что это Кравец: дебильная манера многих отбитых на всю голову закомплексованных офицеров того времени носить фуражку с неприлично высокой тульей выдавала в нем откровенно больного человека с синдромом Наполеона. Он упер руки в свои плотные бока и, покачиваясь с пяток на носки, что-то вещал дежурному по институту офицеру. Мы спокойно прошли в расположение и принялись наводить бесконечный порядок. Спустя минут двадцать раздался звонок телефона на тумбочке дневального. «Дежурный по курсу! На выход!» – разнеслось по взлетке. Я торопливо пошел выяснять, в чем дело. Меня срочно вызывали на КПП. Ничего не подозревая, я оставил вместо себя дневального свободной смены и пошел в сторону КПП. Уже возле медчасти я увидел Кравца и Беню (такое прозвище носил один из дежурных офицеров). За три метра до них я перешел на строевой шаг, представился, поднеся руку к головному убору, сделал все четко, как вдолбили в голову еще на КМБ. Кравец смотрел на меня с такой ненавистью, что мне казалось, будто его округлившиеся поросячьи глазки вот-вот выпадут из орбит и разобьются об асфальт. Лицо изуродовала гримаса пренебрежения, желваки ходили, словно у него не было зубов и он пытался съесть свой язык. «Товарищ курсант! Вы почему не подали команду “Смирно”, проходя у меня под самым носом?! Вы совсем охуели?!» Пытаться объяснить дегенерату, почему я принял такое решение, было бесполезно. «Ваше дело поросячье, товарищ курсант. Обосрались, и стойте!»

Дальше последовала команда о снятии меня с суточного наряда для заступления в него на следующий день снова.

Я не знаю, откуда в нем столько дерьма. Парадоксально, но Кравец лично знал родителей всех курсантов, мило с ними общался и недоумевал, когда ему говорили о свинском отношении курсовых офицеров к курсантам, обещая разобраться и наказать. Более того, это животное эксплуатировало многих из нас в своих личных целях – один круглый год мыл его бордовую немецкую машину, другой ночами возил его пьяное тело, третий просто копал картошку на даче его друзей. Самое омерзительное, что врезалось в память, – это его вечно бегающие, черные маленькие колючие глаза, они словно разрезали тебя на части и выжигали адским огнем на внутренностях слова – «Твое дело поросячье, обосрался, и стой».