Читать книгу Удовольствие во всю длину - Марат Басыров - Страница 3

1

Санька и Колька – космонавты. Полчаса назад они высадились на незнакомой планете. Идти нелегко, каждый шаг дается с трудом. Хочется пить и материться.

– Можно я поматерюсь? – говорит Санька.

Колька важно кивает.

– Давай.

Санька скороговоркой выдает тираду нецензурных слов. В том же порядке, что и всегда, но от этого их незримая сила, от которой становится щекотно в животе, не ослабевает.

– Теперь ты, – говорит он Кольке.

Вместо этого тот молча достает из кармана мятый тюбик. Отвинчивает пластмассовый колпачок и подносит к губам. Давит пальцами – рот наполняется сладким киселем.

– Кайф, – говорит Колька, глотая.

– Оставь немного, – просит Санька, состроив жалобную гримасу.

Колька милостиво передает приятелю наполовину выжатый тюбик.

– Только не выкидывай, – предупреждает он.

– Я знаю, где их много, – говорит Санька.

2

Колька сидит в пустом мусорном контейнере. «Вот она, ракета, – сказал Санька, когда они подошли ближе и, открыв крышку, заглянули внутрь. – Сегодня полетим». – «Сегодня или никогда», – согласился Колька.

Контейнер совсем новый, его привезли утром. Он стоит поодаль от остальных. Колька сидит в нем уже давно и ждет Саньку. Становится холодно. Он осторожно приподнимает крышку и видит звезды. Их так много, что у Кольки захватывает дух. Он мелко дрожит и не может оторвать от них глаз. Затем снова садится на дно, обхватывая руками согнутые в коленях ноги.

Через какое-то время ракета отрывается от земли и устремляется к звездам. Она дрожит вместе с Колькой – если он сейчас снова откроет крышку, то запросто вывалится прямо в открытый космос. Ему страшно – никогда в жизни он не чувствовал себя так одиноко. Чтобы подбодриться, он начинает материться. Сначала про себя, произнося мат, как молитву, потом шепотом, как заклинание.

К контейнеру подбегает псина и, обнюхав металлический бок, задирает заднюю лапу.

3

Колька наказан. Родители ушли на работу, но обещали добавить по приходу. Более того, он заперт на ключ. Колька бродит по квартире, тоскливо глядя на часы. До смерти – шести вечера – еще далеко, а до очередной серии про собаку Лэсси – полчаса. Он включает телевизор, стоящий в углу на тонких длинных ножках, и смотрит на телевизионную сетку. «У-у-у-у-у-у», – тянется на высокой ноте звук, заполняя комнату. «У-у-у-у-у», – вторит ему Колька с дивана. Внутри него снова появляется дрожь. Он подходит к телевизору и, подлезая, оказывается за ним.

Задней крышки нет. Перед Колькой – панель управления космическим кораблем. За прокопченным стеклом продолговатых ламп чадят огоньки. Колька осторожно дотрагивается до одной из них. Сердце сладостно екает. Лампа теплая и совсем не опасная, какой кажется изначально. Он сует указательный палец куда-то глубже, и его бьет током.

Судорожно сжав кулак, Колька бросается на кухню. Сейчас он умрет. Он подбегает к раковине и, покрутив кран, макает палец в холодную струю. Он тяжело дышит. Ему кажется, что дыхание вот-вот прервется. Взгляд натыкается на чайник, и, подняв его над головой, он начинает торопливо глотать прямо из горлышка невкусную кипяченую воду. Она бежит по подбородку и далее, щекоча живот. «Наверно, уже не умру», – думает, продолжая пить, Колька.

Раздается звонок в дверь. Колька ставит чайник обратно на плиту и спешит в прихожую. Он сейчас рад любому.

– Кто там? – кричит Колька.

Это Санька. Он просит открыть.

– Не могу, – говорит Колька и смотрит на палец. Сгибает его.

Санька думает, что Колька обиделся за то, что он не пришел к ракете.

– Я не виноват, меня мать закрыла, – оправдывается он из-за двери. – Ушла в ночную смену и закрыла.

– А меня током ударило, – говорит Колька, и ему снова становится страшно. – Я не умру?

Санька молчит, переваривая. Потом спрашивает:

– Когда?

– Недавно, – отвечает Колька и снова шевелит пальцем.

– Не знаю, – говорит Санька. – Наверно, нет.

Наступает тишина. Колька подносит ухо к деревянному полотну – по ту сторону сопит Санька. Из щелки тонко тянет подъездом. Колька нагибается к скважинке для ключа и видит в ней хлопающий ресницами Санькин глаз.

4

Колькина кровать стоит напротив родительской. Он просыпается внезапно, как будто кто-то трогает его за плечо. Мать, по обыкновению спящая у стены, на четвереньках перелезает через лежащего с краю отца. Подол ее сорочки задран, и в полутьме Кольке виден ее большой белый зад. На матери нет трусов, и это обстоятельство поражает его своей незамысловатой откровенностью. Колька сильно зажмуривается и вжимается головой в подушку.

Поутру, когда они завтракают, он избегает родительских глаз. Колька прогоняет большое белое пятно, но оно упрямо проявляется вновь.

Отец и мать говорят между собой. Ему кажется, все их слова и жесты о том, о чем думает и он.

– Шлеп-шлеп, – говорит отец и глумливо ухмыляется.

– Чпок-чпок, – отвечает ему мать, не пряча довольную улыбку.

– Спасибо, – говорит Колька, вставая из-за стола.

5

Колька заходит в ванную. На краю раковины лежит тюбик зубной пасты – он почти на исходе. Колька откручивает колпачок, включает воду и выдавливает остатки «Поморина» в слив. Затем ногтями пытается развернуть плотный сгиб на конце. Он не поддается. Тогда Колька выуживает из кармана плоскогубцы и действует уже с помощью них. Затем в дело идет карандаш. Колька пытается увеличить щель между сплющенных алюминиевых стенок – остро заточенный грифель ломается, но он не обращает на это внимание. Карандаш мало-помалу входит внутрь. Колька парится, просовывая его все дальше и дальше. Стенки тюбика, разравниваясь, набухают. Колька тяжело сопит, орудуя карандашом. Наконец, он вытаскивает его из расправленного тюбика и смывает белую остро пахнущую пасту. Очередь за тюбиком. Вода с шумом заполняет разомкнутое пространство. Через минуту оно чистое. Колька промывает и колпачок, накручивает на место и выходит из ванной.

На плите стоит кастрюлька с киселем. Он давно остыл, но это не важно. Колька достает из стола ложку и, зачерпывая из кастрюльки, осторожно наполняет тюбик сладким варевом. Потом заплющивает на конце тюбик и с помощью плоскогубец закусывает сгиб, для верности зажимая лишний виток.

6

– Я знаю, где их много, – говорит Санька, выдавливая в рот остатки киселя. – А этот прохудился – смотри.

Колька с сожалением смотрит на испорченный тюбик. Санька замахивается и запускает его в кусты.

– Где? – спрашивает Колька, прослеживая траекторию полета.

– В подвале.

Колька недоумевает про себя. Откуда им быть в подвале? Хотя, с другой стороны, почему нет.

Они заходят в подъезд. Обитая мятой жестью дверь, ведущая в подвал, закрыта, но Санька дергает ее на себя, и она с неприятным скрежетом поддается. Из темноты тянет затхлой сыростью. Санька достает из кармана квадратный фонарик. Луч света выхватывает кирпичную кладку и сваренные из арматуры ступеньки.

Они медленно двигаются по темному узкому коридору, освещая тусклым лучом путь. Колька в подвале впервые. Для него это место словно незнакомая планета. Над головой – бетонные плиты с вкраплениями слюдяных крошек. Когда свет фонарика скользит по ним, они мерцают крохотными звездочками. Под потолком – ряд труб. Самая большая обернута фольгой и перетянута витками проволоки. В разрывах серебристой оболочки желтеет стекловата. Колька и Санька забывают о первоначальной цели найти пользованные тюбики – они сейчас космонавты, исследующие пространство в поисках разума.

Вдруг они слышат впереди странные звуки. Звуки размеренны и неагрессивны, в них нет ничего, что представляло бы опасность. Они будто зовут их, настойчиво повторяясь. Мальчишки замирают, прислушиваясь, потом как завороженные, осторожно двигаются им навстречу.

Коридор поворачивает налево – звуки идут оттуда. Отставший Санька с фонариком в руках застывает в нерешительности, Колька продолжает движение в одиночку. Пытаясь справиться с дрожью и прерывистым дыханием, он на цыпочках доходит до открывающегося проема и заглядывает внутрь.

На полу у дальнего угла чадит огарок свечи, не в силах осветить все пространство небольшой комнаты. Овальная спинка железной кровати причудливо проецируется на голую стену – непонятные звуки тут же складываются в скрип пружин. Колька смотрит во все глаза, но не может различить детали. Только скрип, чужое сопение и стук собственного сердца. Шлеп-шлеп, слышит он. Чпок-чпок.

Мальчик не в силах оторвать взгляд от происходящего – он постигает необъятное, как будто проваливается в бездну, но летит не вниз, а вверх.

– Ни хуя себе, – вдруг раздается из угла задыхающийся женский голос. Потом – стон. Потом снова: – Ни хуя себе.

И снова стон.

Темп начинает нарастать. Скрип убыстряется, и фраза, повторяясь, сливается в скороговорку.

– Нихуясебенихуясебенихуясебенихуясе…

Последний слог тонет в откровенном, скручивающем темноту в спираль вое.

– Оо-о-о-ооо-о-о-о…

7

Они выходят из подъезда, и Кольку ослепляет дневной свет – так же, как и в то утро, когда он распахнул люк своей ракеты. Но сейчас этот свет не похож сам на себя. Что-то в нем не так.

Колька поднимает голову и открывает рот.

– Ни хуя себе, – выдыхает рядом Санька.

Над их двором висит серебристый предмет, похожий на тюбик, вокруг которого на полнеба исходит круг золотистого сияния.