Читать книгу Уличный классик, или Записки на коленке. Нон-фикшен 88% - Марат Шахманов - Страница 4

Уличный классик
Премия «Вязаный Чулок»

Оглавление

Не зря я сегодня зашёл в офис к Карине. Прочитав мои стихи, она предложила опубликовать их в каком-нибудь местном немецкоязычном издании.

– По крайней мере, парочку стихотворений мы точно опубликуем. – подмигивая мне, с оптимизмом заявила она.

– Что ж, я не против, – послушно согласился я.

– И, кстати, сегодня вечером в литературном кафе пройдёт конкурс литераторов. Адрес я тебе напишу, сходи, поучаствуй. Правда, все авторы местные австрийцы, но ничего, как говорят в России, – главное не победа, а участие.

«Откуда она знает этот девиз», – подумал я, вновь согласившись с её предложением.

– Хорошо, я схожу.

– Вот адрес, – сказала она, протягивая мне листок, – спроси Верену и Кристофа, их группа организует сегодняшний вечер.


Волнуясь, я стал готовиться к предстоящему сражению. Читатель, вероятно, подумает, что я стал наизусть заучивать свои стихи и поэмы на немецком языке, читать их вслух, судорожно редактировать тексты. Но нет. Взяв свои бумаги, скрутив их, словно свиток ваганта, я отправился в общежитие, где жили мои знакомые. Не обнаружив ничего выпить и покурить, кроме продирающего лёгкие табака, скрученного в обрывок какой-то немецкоязычной газеты, я отправился на поиски кафе, представлявшегося моему воображению приютом для странствующих поэтов. Так как денег с утра у меня не было ни цента, я пошёл пешком. Кафе располагалось в центре Линца, в старинной его части. Возможно, где-то именно тут кельты основали поселение и назвали его Лентос, которое затем в военно-оборонительных целях освоили римляне, исказив название до неузнаваемости, придав ему более поэтическое звучание – Ленция. Со временем город стал называться коротко по-немецки – Линц. Вполне симптоматично, что в годы аншлюса он стал образцовым городом Третьего Рейха.


Отыскав литературное кафе, расположенное на одной из улочек Старого города, я вошёл внутрь. Внутреннее убранство кафе на первый взгляд ничем не отличалось от многих других городских заведений. Сразу у входа находился бар. В глубине кафе располагалось просторное помещение, вдоль стен которого, стояли деревянные столы и стулья, а в углублении возвышалась небольшая, хорошо освещённая сцена. Всё выглядело достаточно уютно. Вскоре отыскалась Верена. Мы поприветствовали друг друга и разговорились. Оказывается, Карина предупредила её о моем приходе. Я узнал от неё, что участники будут состязаться в различных литературных жанрах – от поэзии до прозы. Из иностранцев буду один я, остальные жители Линца и предместий.


– Да это же турнир вагантов! – неожиданно воскликнул я.

– Вы сказали! – рассмеялась девушка в ответ. – Только в Австрии и в Германии вагантов принято называть шпильманами. Но вы можете, если вам угодно, называть себя вагантом. Кстати, а как в России зовутся ваганты?


«Хороший вопрос», – подумал я, не зная, что ответить на него. Пока я вспоминал всевозможных персонажей из русско-кавказского фольклора, Верена стала раскладывать по столам какие-то буклеты, одновременно общаясь с кем-то из подошедших официантов.


Если английские ваганты – это менестрели, французские жонглеры, а немецкие шпильманы, то я так и буду зваться – вагантом – «странствующим», так как за годы скитаний по землям Европы я вдруг осознал, что начало моих странствований уже давно позади, а финал скрыт за бескрайним, недоступным земному взору горизонтом.


– Ну, вы вспомнили, как в России именуют вагантов?

– Вагантами, – непринуждённо ответил я.


Девушка удивлённо посмотрела на меня сквозь толстые стекла очков и весело рассмеялась. После этого я уже нисколько не чувствовал себя скованно, хотя волнение продолжало накапливаться. И это было даже не волнение, а некое возбуждение, какое бывает перед боем или важным экзаменом.

Наконец, зрители и участники стали собираться. Вскоре помещение было заполнено до отказа. После оглашения приветствия гостям, начались чтения. Словно кадры киноленты проносились у меня перед глазами, погружённые в свои писания лица линцевских авторов. Я заметил, что в зале царила некоторая скука и в то же время ожидание чего-то неожиданного. И вот, неожиданное появилось. Никто не ожидал увидеть здесь в логове австрийских графоманов (прошу прощения, возможно среди них были и профессиональные литераторы, мне сложно судить, но в таком случае, я буду вынужден признать, что сражался с самыми что ни на есть серьёзными соперниками… однако я забегаю вперёд) – русскоязычного боксёра, пишущего стихи на немецком языке. Меня встретили загадочными, слегка удивлёнными взглядами. Разложив перед собой свои письмена, я оглядел публику и заговорил на языке Гёте и Хайдеггера, с заметным русским акцентом:

– Приветствую вас! Скажу вам, что мне, наверное, проще выступать на ринге, чем сейчас перед вами…


Зрители с недоверием разглядывали меня, ожидая, вероятно, не самой удачной для меня развязки.


Я вкратце рассказал о себе, о том, что побудило меня попробовать писать на иностранном языке, откуда я пришёл и, чем собираюсь поделиться с ними. Затем я начал читать. Я прочитал им стих, который назывался «в поисках Грааля» («Auf der Suche nach dem Gral» 6.10.2004). В моей памяти отрывок из него звучал так:

Ich gehe fort… Wohin? Egal!

Nach Norden und nach Westen…

Ich werde suchen Seinen Gral,

lass Leute mich vergessen.

Dort der Ritter Titurel

erschafft die Grosse Stadt —

majestaetische, ohne Fehl —

si heisst – Monsalvat!


В переводе это означало: «Я ухожу. Всё равно куда. На Севере или на Востоке я буду искать Грааль. Пусть люди забудут обо мне. Там, куда я держу путь – Странствующий Рыцарь Титурэль воздвигает величайший Город по имени Монсальват…»


И тут мной овладело чувство, которое являлось ко мне, когда мне хотелось написать что-либо сверхважное, без разницы на каком языке. Я читал, понимая, что мои вещи явно не дотягивают до высокой литературы, но мысль, облечённая в несложную форму, была искренней и обнажённой, как сталь рыцарского меча, рассекавшего полночную мглу. Я прочитал ещё с десяток стихотворений и уступил место следующему по списку любимцу муз. Наконец, пришло время определения финалистов. Главным критерием оценки выступлений являлся выбор зрителей. Кому из участников доставалась большая доля аплодисментов, тот и побеждал, проходя в финал. Определял уровень силы аплодисментов специальный прибор под названием «шумомер» или «Schallpegelmesser» по-немецки. В результате, оказалось, что больше всех ладони зрителей нашумели в пользу нескольких участников, в число которых, к большому моему удивлению, попал и я. Впереди ждал финал.


Я вспоминал, что в мыслях говорил Аннете, там, на берегу Восточного моря или Ostsee, как называла его она. Я говорил ей, прощаясь с ней навсегда…

«… Первый миг любви – есть подлинное счастье и воспоминание о нём, – просветляющее душу наслаждение, но и, сводящее незрелый разум с ума, чувство.

Он вспомнил её, и в этом была драма его любви. Тепло её души ворвалось в него, отогревая оледеневшее от страданий и одиночества сердце. Одновременно тоска и радость охватили его. Радость по воскресшей из небытия любви и тоска о неизбежной разлуке с той, что даровала ему мгновения покоя. Он боялся потерять её, а с ней, те драгоценные ощущения, которые он испытывал, когда-то очень давно, которые превращали его жизнь, его детство в светящийся океан счастья.

О, это лишь утешение перед ожидаемой тоской, прелюдией приближающейся разлуки. Утешение, возрастающее в самозабвении и открытости сердца всему тому, что должно было всколыхнуть его, подобно разрывающим береговую гладь, волнам…»


Теперь я рассказывал им, людям, сидевшим напротив сцены, историю моей встречи, которая казалась для них сказкой, нереальным мифом. Хорошо, что моя история, моя любовь была лишь мифом для них, иначе бы они не смогли в неё поверить. А в сказку люди охотно верят и это замечательно. Я делился с ними сокровенными чувствами на их языке, и они понимали меня. Они слышали, звучавшее из моих уст имя, видели её сияющую тень, оставшуюся там, на Севере, у порогов спящей Скандинавии.

Я пел им о неизбывном Германском мифе, о моём Асгарде, о воскресших валькириях, и они слышали меня.

«… С разлукой, мир вокруг поблек. Мир вновь стал обыден, а в этой обыденности – смертельно опасен для души.

Но в сердце уже цвел тот Цветок, – семя которого было принесено из сада Небесной Обители одной из воплощённых дочерей Валькирии…»

…Зал поочерёдно упражнялся в овациях. Буду откровенен – ни о какой победе я и не помышлял. Мои мысли находились сейчас далеко, там, где я оставил их несколько месяцев назад, тех бесконечных месяцев…

Я вернулся в себя, когда произнесли моё имя, когда зал стало трясти, не то от хохота, как мне казалось, не то от восторженных криков. Schallpegelmesser зашкаливало. Аплодисментов по мою душу (измерявшихся в децибелах) оказалось больше, чем у остальных финалистов, а это значило, что публика выбрала своего победителя. И им был я.


Особенности конкурсов в том, чтобы дарить победителям призы в виде грамот, кубков, статуэток, банковских чеков и других приятных вещичек, а мне вот подарили огромный вязаный чулок, примерно такой, какой носила Пеппи Длинный чулок. Помните эту историю? Да, полосатый вязаный чулок, до верха наполненный монетами, пожертвованными самими зрителями в фонд победителя.


«Что это? Как я это унесу?» – подумал я сразу после того, как мне вручили эту странную, но необыкновенно приятную вещь, позвякивавшую в своём теле монетами разного достоинства.


Я предложил угостить всех оставшихся в зале гостей вином или пивом, но мой искренний жест не был оценён по достоинству, люди отказывались пить за чужой счёт. Зато не отказались организаторы турнира, но и то, как мне показалось, чтобы поддержать компанию. Общаясь с новыми знакомыми, я не заметил, как выпил свой бокал вина, а следом и бокал Верены, которая до этого упорно отказывалась пить. Поняв, что совершил оплошность, я предложил ей новый бокал, но она, едва скрывая недоумение, вежливо отказалась. Мне до сих пор неудобно перед Вереной за тот выпитый бокал вина, хотя после этого вечера я больше никогда о ней не слышал.

Но в тот момент я на всех порах спешил в своё логово, чтобы разбудить других волков, оставшихся в этот день без пищи и питья. В общей сложности мы насчитали что-то около семидесяти евро, позволившие нам отпраздновать победу моей лиры над шпильманами Восточного рейха и прожить следующий день, не думая о послезавтра.


Я был рад тому, что судьба доставляла мне в те дни не только сплошные неприятные сюрпризы, но хоть и редкие, зато весьма приятные, – как эта моя победа в сражении под Лентосом.

7.06.2015.

Уличный классик, или Записки на коленке. Нон-фикшен 88%

Подняться наверх