Читать книгу Хроники Илиона. Бремя меча. Часть первая - Marcus Valerius Corvinus - Страница 2

1.08.20…г., 7.30 вечера

Негромкий, но настойчивый стук в дверь заставил подняться с постели на полчаса раньше намеченного. А ведь ночка накануне выдалась не из легких!

Не утруждая себя поиском штанов, я прошел по коридору, и, не очень гостеприимно, рванул ручку. За дверью стоял незнакомый мужчина; простите, какой-то мужик – буду верен избранному образу жлоба до конца! Так я любил отшивать всяких распространителей и проповедников.

– Шо?

"Какой-то мужик" опешил, хотя виду не подал: судя по выражению лица, он явно ожидал увидеть особу поинтеллигентнее. Но промелькнувшее, было, недоумение быстро исчезло. И стало – ни дать, ни взять – агента контрразведки во время допроса из просмотренных мною кинофильмов.

Это был явно не распространитель!

– Извините, это Вы – Черкашин Константин Андреевич?

– А кто интересуется?

Секунд пять он пристально смотрел, а затем, словно спохватившись:

– Младший оперуполномоченный уголовного розыска младший лейтенант Таранов Вячеслав Алексеевич.

И, мелькнув удостоверением, продолжил задавать вопросы:

– Так это Вы – Константин Андреевич?

– А с какой целью, – продолжил я отвечать вопросом на вопрос, – интересуетесь?

– Ведется расследование серии квартирных краж в вашем районе. Вы позволите?

Он сделал движение, намереваясь войти, но я стоял насмерть.

– Не позволю. Какое отношение я имею к Вашим кражам?

– Мы проводим опрос всех потенциальных свидетелей. Посему, прошу Вас ответить на несколько вопросов. И удобнее будет сделать это в помещении, а не на лестничной клетке. – Он, видимо, решил поднажать на меня – взять, наконец, инициативу в разговоре. – Начните, пожалуйста, с ответа на мой самый первый вопрос. И, будьте добры, наденьте, хотя бы, штаны.

Несмотря на то, что последняя его реплика меня разозлила, я призадумался – имея опыт общения с современными представителями закона, я накрепко усвоил, что выражения "будьте добры" и "прошу Вас" совершенно не водятся в их лексиконе. Мой же гость оперировал ими тоном знатока, что наводило на мысль – он не совсем тот, за кого себя выдает! К тому же, поквартирный обход и опрос насчет каких-то там ограблений, выражаясь языком моего времени, офицером городской стражи?! Да он, как говорят здесь, держал меня за лоха!

Было бы очень интересно узнать, что означает все это представление, но, к десяти часам вечера я должен был быть совершенно в другом месте. И в гораздо более приятном обществе! Так что мое решение быстренько закончить с Вячеславом Алексеевичем уже обретало вид заклинания забвения, которым я обычно пользовался в подобных ситуациях…

– Хорошо. Проходите. У меня есть час свободного времени. После чего попрошу Вас удалиться.

Казалось, гость был доволен таким исходом дела. Нимало не смущаясь, он прошел в гостиную, не разуваясь, и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло. Уже пожалев, что впустил его, я, было, хотел высказать ему по поводу такого хамства, но он решил, что не стоит упускать инициативу:

– Итак, Константин Андреевич – это таки Вы?

– Да, это таки я.

– Скажите – долго ли проживаете в этой квартире? И кому, кстати, она принадлежит?

– Принадлежит мне; уже два года, или около того.

– Два года… – С задумчивым видом он что-то соображал. – А до этого Вы, простите..?

– Родился, жил…

Устроившись в кресле напротив, я, увиливая от прямых ответов, сам принялся приглядываться к этому субчику. Конечно, ничего не стоило просто погрузить нахала в транс, и выпотрошить память до самого дна, но иногда правильно построенный диалог давал куда более значимые результаты в плане понимания целей и мотивов оппонента.

– Да, это – несомненно. Но можно подробнее?! – Каменное спокойствие, полуделовая-полурасслабленная поза, уверенная речь, пронзительный взгляд и значимая доля харизматичности располагали к диалогу с этим человеком! Я был вынужден признать – работал профессионал.

– Школа, кафедра журналистики Каразина, несколько работодателей…

– Проживали с родителями?

– Нет, снимал.

– Снимали… А, собственно, откуда Вы родом?

– С юга, Вячеслав Алексеевич. Но к чему Вам такие подробности?!

– Не переживайте, это простые формальности. Как говориться – не для протокола…

– Так может, Вячеслав Алексеевич, пивка открыть, посидеть…, словно старые друзья, пооткровенничать о личной жизни? О бабах потрещать? Мы ж не для протокола..?!

Изобразив задумчивую улыбку, глядя в глаза, и начисто проигнорировав мою возмущенную тираду, он заявил:

– И все же?

– Мама, – процедил я, бросая откровенный вызов, – учила меня не сообщать посторонним свой домашний адрес!

– А не препятствовать следствию, – парировал он, – мама Вас не учила?

Намереваясь вывести его из себя, я не заметил, как стал закипать сам. По-настоящему. Ведь, вместо того, чтобы пребывать в сладостном предвкушении предстоящего свидания, я вынужден был разгадывать цели и намерения этого служаки.

– Если я, как Вы выразились, под следствием – предъявите мне что-нибудь! Вызовите на официальный допрос. Честно говоря, уже надоел устроенный Вами цирк. Какое отношение все это имеет к кражам?

Я все больше убеждался в том, что этот оперуполномоченный никакой не оперуполномоченный! Он, становилось понятным, хотел раздобыть обо мне побольше информации, и сравнить легенду о моем прошлом, доступную тем, кто захочет «пробить» меня по инстанциям с тем, что расскажу я сам! Но, вставал логичный вопрос, зачем ему это нужно?! С чего бы это правоохранители могли заинтересоваться мной – обычным, ничем не примечательным человеком?!

– Не сомневайтесь, – заявил он, все так же пристально глядя в глаза, – в нашей способности это сделать! Однако меня удивляет, с какой настойчивостью Вы увиливаете от ответов на элементарные, по сути, вопросы! Я же не налоговую декларацию требую! И не о бабах, как Вы выразились, трещу!

Наконец, проскользнули первые нотки раздражения в его голосе.

– Не люблю, – произнес я с расстановкой, – вмешательства в свою частную жизнь.

– А я, – скопировав мою интонацию, сказал Таранов, – не для собственного удовольствия в нее вмешиваюсь! Это называется – служба.

– Какое, повторюсь, отношение моя личная жизнь имеет к квартирным кражам? Ваши, Вячеслав Алексеевич, вопросы скатываются к выяснению подробностей, кои, по моему мнению, задают человеку, которому уже предъявлено обвинение. Если Вы не намерены сейчас этого сделать, будьте добры! – Я указал на дверь.

А сам приготовился точным, императивным ментальным приказом вымести из его памяти и сознания все, что касалось личности Черкашина Константина Андреевича.

Но его поведение резко изменилось. Словно он интуитивно почуял угрозу!

– Скажите, в таком случае, не случалось ли Вам, в последнее время, видеть в этом районе каких-нибудь подозрительных личностей? Или, скажем, чужих, не из этих окрестностей? Надеюсь, такой вопрос впишется в ваше представление об опросе вероятных свидетелей?!

Хоть он и вписывался в мое представление, но, к сожалению, не говорил о том, что Таранов раскаялся. Ответь я ему хоть, что – нет-де, не видел, или – да – видел, он заявил бы, загадочно, в своей манере, кривясь – как смог я всего за два года изучить всю окрестную публику? И это притом, что если сейчас спросить у моих соседей – кто проживает в квартире №38, они вряд ли смогут дать вразумительный ответ! А то, что этот Вячеслав Алексеевич предварительно у них побывал, не вызывало абсолютно никаких сомнений! И все началось бы сызнова…

– Я не могу ответить и на этот вопрос. Дело в том, что, в силу рода моей профессии, я много пишу. И писать предпочитаю ночью. А днем, как Вы могли заметить, сплю. Посему…, наверное, я не слишком смогу помочь Вашему расследованию!

– Ну что же… – Он неожиданно поднялся из кресла. – В таком случае, не смею больше Вас задерживать. Разрешите откланяться.

Тяжело ступая по наборному паркету гостиной, он направился к двери, а я, провожая его, вдруг понял, что допустил промах. Дал слабину, не применив зудящих на языке и кончиках пальцев заклинаний забвения – сложных комбинаций чар, стирающих из его памяти всякое представление обо мне, как об объекте своего профессионального интереса. И идущих дальше, заставляя игнорировать, признавать на удивление малозначительной всякую информацию, могущую попасть в его поле зрения в будущем.

Что-то удержало меня в тот момент от такого очевидного, на первый взгляд, решения. Что-то человеческое. Сопереживающее, не дающее вот так просто взять и вмешаться в психику случайно, по сути, подвернувшегося на моем пути человека. Не свойственное мне – прежнему, Илиону Ордена Божественного Пламени, а скорее нечто от Константина Черкашина стало все настойчивее проситься наружу, заявляя о своем праве на существование.

1.08.20…г., 8.30 вечера

Черкашин… Насколько же глубоко въелся ты в это, хорошо знакомое с детства, отражение?! Отражение, менявшее свой характер по мере того, как отрастала первая щетина на юношеском лице… Как волос на голове коснулись сначала щербатый резак эсминиаса, открывший предо мной все «прелести» рядовой армейской службы, а затем и ритуальный серп в руке Александра, символизирующий постриг в ряды Ордена…

Но всегда, стоя перед самим собой – на отполированном ли металлическом диске, или в зеркальной поверхности воды я видел одного и того же Иокастеса. Со звериным оскалом на избитом до кровавых росчерков лице, или спокойном, сосредоточенном, примеряющем на себя серьезный образ боготворимого учителя, но одного и того же – Иокастеса. Единого в себе, не знающего сомнений и колебаний в любой жизненной ситуации…

Но, уже не сегодня – тот, кто смотрел на меня сейчас из-за идеальной зеркальной поверхности, был кем угодно, но только тем не сыном Лаэрта-оружейника, которого так уверенно я различал там ранее…