Читать книгу Очертя голову - Маргарита Ардо - Страница 4

Вчера Лука весь вечер за ней наблюдал, набравшись поистине грандиозного терпения. «Не торопиться!» – велел он себе и, кажется, это было весьма разумно. Он ещё в университете любил прорабатывать матчасть для эссе. А в наблюдении и подготовке тоже особый вкус – тонкая игра, от которой можно получить удовольствие. Сложный путь к цели делает его прекраснее, а цель – желаннее.

Лука себя показал и принялся вести осаду. И только слепой не увидел бы, что русская Boccасcina[1] с подчёркнутой талией и красивыми бёдрами подглядывает за ним, касается своими светлыми, как ночные мотыльки, испуганными ресницами его голого живота и чуть ниже, рук и плеч, оценивает и чувственно прикусывает нижнюю губу, тает зелёно-голубыми, как море на отмели, глазами. Отирает платком предательские капельки пота на дивной, нежной шее.

В отличие от местных дам и туристок, делала это Боккачина, как Лука её про себя прозвал, тайком. Пряталась за журнал, за подругу, притворялась, что беззаботно резвится на горячем песке, бежит, соблазнительно показывая бёдра, в море, а он, Лука, просто так мимо проходил. Детский сад! Или особое русское кокетство, незнакомое итальянскому характеру…

Но тем интереснее! Ведь Лука подмечал, как менялся тембр её голоса при его появлении, взгляды воришки и намеренно непринуждённый смех. Кстати, прекрасная привычка туристов – выбирать для отдыха на пляже каждый день один и тот же пятачок – поближе к дому. Можно было не менять место осады.

В своей робости Боккачина была мила и восхитительно притягательна. От её голоса, странных слов на незнакомом языке, полувзглядов, смущения в животе становилось щекотно, и мозг отключался. Мамма мия, вот у кого стоило поучиться женственности и мягкости его соседке Хелене – не жечь глазами, а чувственно ласкать. Затем пугаться, встречаясь взглядами, прижимать уши, как нашкодившая кошка, виноватая и одновременно манящая. Беленькая и чистая, как сливочный десерт, Боккачина излучала то, что сложно было описать словами, но очень хотелось попробовать!

Следующим утром на пляж Лука бежал буквально «на одной ноге[2]». Издалека увидел, спрыгивая с бетонного парапета в песок: девушки были одни у самой кромки моря. Удача!

С моря тянуло приятным бризом, наполненным запахом соли и отпуска. Пальмы за спиной шумели листьями, на узкой дороге между набережной и сувенирной улицей сигналили машины. На весь пляж орал тощий, высушенный солнцем, немолодой француз с улыбкой клоуна: «Шушу-Ла-Пралин[3]» и сзывал со всех сторон малышню, раздавая, как фокусник, по одному сахарному орешку на пробу и жонглируя коробочками с типичным лакомством – засахаренным арахисом. Натуральный циркач!

Лука быстро приблизился к девушкам, бросил небрежно подстилку на песок возле подруги Боккачины – уверенной, спортивной, рыжеватой блондинки, которая фотографировала на телефон всё, что попадалось под руку. Подошёл почти вплотную к сидящей на плетёном коврике Боккачине, присел на корточки. Та, обернувшись, вновь вспыхнула, но, как магнитом, инстинктивно потянулась к нему. Лука заговорил с ней:

– Чао, белла рагацца! – и по-французски для верности: – Бонжур, ма белль[4]!

По-русски то, что выдал гугл-переводчик, Лука не выговорил бы, даже хлебнув стопку виноградной Граппы.

Её подруга поздоровалась с ним, улыбнувшись, как знакомому. Но Бокканчина в ответ пискнула нечто нечленораздельное типа «здрвстЭ» – ужас, что за язык, – и спрятала глаза, сцепив ноги в замок и закрывшись.

Что за чёрт?! – подумал Лука, распрямившись. – Так делают только почувствовавшие опасность женщины. Она боится его?! С чего бы?

И тут нарисовался её мокрый ухажёр или муж. Чёртов павлин без хвоста, индюк ощипанный, с куриной задницей вместо физиономии и серым ёжиком на затылке. Зыркнул презрительно, продырчал на своём русском что-то не менее презрительное Боккачине. Та помрачнела, ещё больше замкнулась.

Лука и не подумал уходить: что это за шуточки? Развернулся к солнцу. Пляж муниципальный. Индюк устроил малышке ночью сцену ревности? Rompiscatole[5]!

Однако Лука скоро убедился: нет, индюк никого, кроме себя, не замечал и скоро ушёл купаться, важный, словно море должно было почтительно выплеснуться на берег перед ним. Получил волной в морду. Начал ругаться, плеваться и прыгать, выплескивая воду из ушей.

Ага, с морем нельзя снисходительно! С детства Лука убедился: оно живое, вмиг научит почтительности.

Француз-гигант из компании Боккачины, чем-то похожий на популярного актёра из старых фильмов, который маме нравится, спросил у девушек, что они хотят, и побежал догонять коричневого, как эфиоп, продавца засахаренных орешков. Боккачина упорно смотрела в плетения соломенной подстилки. Что ж… Пусть приходит в себя!

Лука сбросил одежду и в синих плавках бросился в море. Вода охладила горячую кожу, приняла его, как своего, и обласкала. Ну хоть она, если не эта русская ледышка.

Луку задела её реакция. А присутствие индюка стало раздражать ещё сильнее. К счастью, тот арендовал скутер и умчался подальше. Вот и прекрасно! Хоть к чёрту на рога! Но время терять не стоило…

* * *

Лука вернулся на берег, отряхнул с волос воду. Подмигнул вновь оттаявшей Боккачине и явно был одобрен подругой. Почувствовав нутром горячее внимание и жар в паху, Лука с зазывной улыбкой мотнул головой Боккачине в сторону набережной – приглашение, которое было понятно кому угодно без подписи и печати.

Зелёно-голубые глаза девушки вспыхнули. Его сердце тоже. И… он, как кретин, простоял больше часа под пальмами на набережной, слушая по радио Фрежюса из кафе рядом современные хиты и наблюдая издалека за ней.

Не пришла. Да, оглядывалась. Да, ловила в волнении соломенную шляпу, встала, что-то обсуждала с подружкой и… оставалась ждать этого бесхвостого индюка. Триста раз могла отойти за водой, мороженым и сувенирами, но не пошла. Хотя бы поговорить, переброситься парой слов. Обидно!

Телефон тренькнул. Лука увидел сообщение в Whats Up из группы, которую мерзавец Микеле обозвал «Прощание с Кавасаки».

– Ай, фрателло[6], как дела? – спросил друг.

– Прекрасно, – набрал Лука. – Переименуй группу, уродец!

– Зачем? Вы поспорили, всё по-честному, – напечатал Франческо.

Лука ударил кулаком по волосистому толстому стволу пальмы.

– О-о! Кажется, у нашего красавчика там сложности! Готовься отдать ключи твоего новенького Кавасаки, – продолжал подначивать Микеле с кучей смайлов.

– Никаких сложностей. Мечтай! – ответил Лука, чувствуя гнев, раздражение и азарт одновременно. – Просто арт-подготовка.

– А где же ваше обещанное селфи с любовным поцелуем? – не отстал Микеле.

– И инфа, как её зовут, откуда она и прочее, – поддакивал Франческо.

– Будет, – ответил Лука. – Временем я не ограничен, так что… Отдыхайте!

– А, может, тебе помощь нужна? – встрял Винченцо. – Мы приедем. Завтра пятница, разгуляемся толпой!

– Обойдусь! Хеленой занимайся! Было бы всё легко и просто, не ставил бы на права на мотоцикл на целый год! Будут новости, сообщу! – ответил Лука и отключил Whats Up, сердясь на Боккачину.

Откуда она взялась, такая недотрога? Сам выбрал.

Он ещё раз взглянул в сторону девушек. Заявились их парни. Чёрт! Лука развернулся, и ему на головы с пальмы упала сухая кисть фиников. И осенило! Просто, как Ньютона: если стратегия, как со всеми девушками, с Боккачиной не проходит, значит, нужна другая? Сто процентов! Погуглить, что ли, особенности завоевания русских девушек? Может, к ним, с мороза, подкатывать только с мороженым, водкой и Достоевским?

* * *

– Тебе не кажется, что он странный? – спросила я у Дахи, когда мы, наконец, остались одни.

Под пальцами рассыпался горячий песок и пара отшлифованных солнцем ракушек. А в голове никак не складывалось уравнение: он был в Сан-Ремо, он оказался во Фрежюсе, за два часа пути и через две границы, хотя в Европе это всё равно, что из области в область проехать… Он появляется с завидной регулярностью, как будто приехал специально для того, чтобы смущать меня и подмигивать. Зачем?!

– Кто, Паша? – отвлеклась от фоток подруга. – Мне кажется, что он считает себя центром вселенной. Извини, конечно. Я уважаю твой выбор, но правда, немного не понимаю.

– При чём тут Паша? Я про «Синие шортики».

Даха рассмеялась и так хитренько сощурилась, словно поймала меня за воровством шоколадок.

– Ах, вот ты о ком! Разве он странный?

– А как же? Трётся рядом с нами постоянно, здоровается и… вообще! Может, он мошенник? И ты совсем не права про то, что сумки на Лазурном берегу не надо охранять?

– Ой, не могу! Вот насмешила! Тут же всё ясно: ты ему нравишься, – ответила беззаботно Даха, кажется, не подозревая, что вызывает своими словами целую бурю эмоций во мне.

– Да нет…

– Да «да»! – хмыкнула Даха.

– Послушай, но мужчины так себя не ведут перед понравившейся девушкой. Они как-то знакомятся. А он шортики тут закатывал. То спиной, то боком становился, будто демонстрировал себя со всех сторон…

– Нормальный европеец, – весело объявила Даха. – Это в России принято, чтобы бац-бац, на плечо и в пещеру – борщ варить, а тут все жёстко воспитанные феминизмом. Мне сначала тоже странно было, но Маню объяснил. Во Франции и в Европе принято всё наоборот. Мужчины – тонкие, чувствительные натуры, отказ их может ранить, а сильный напор – закончиться в суде с обвинением в домогательствах. В некоторых странах вообще нужно брать письменное согласие, что женщина была не против секса, иначе можно легко загудеть в тюрьму…

– Это же не нормально! – опешила я.

– Это не Россия. Поэтому здесь мужчины показывают, что ты им нравишься и ждут твоего первого шага.

– Как у нас девушки? – оторопела я.

– Точно.

– Но это же противоестественно!

– Ничего, пока продолжают жить и размножаться, несмотря на то, что тут на каждой остановке постеры висят в защиту гей-движения. У всех друзей Маню по двое-трое детей, между прочим! А вот дверь передо мной открывать и стул отодвигать, как и руку подавать при выходе из транспорта я до сих пор моего любимого не приучила. У него уже на подкорке записано, что за эту галантность можно в лоб получить.

Я хихикнула.

– Нет, для меня это странно.

– Ну, на самом деле «Синие шортики» для тебя вообще исключение сделал: второй день не отступается, здоровается с комплиментами и ждёт тебя уже сколько-то там часов под пальмами!

– Ждёт?! – я расширила глаза, сердце предательски забилось так быстро, что в висках запульсировало.

Я украдкой оглянулась и увидела черноволосую голову, атлетическую фигуру в синих шортах под пальмами. Господи, такой красивый! Это не честно!

Несмотря на мысли, сердце ухнуло, в животе волны пронеслись приятно-волнующим холодком. Я заставила себя отвернуться, но в голове ещё бродили странные огни, будто светлячки в ночном саду, щекочущие подсознание запретным приключением. Так захотелось к нему подойти и…

О, нет, я не такая!

Но почему я волнуюсь из-за странного незнакомца? И постоянно что-то чувствую? Мне даже Паша говорил, что я не темпераментная, а тут… неизвестно что во мне происходит: хочется плакать и радоваться одновременно! И такое ощущение, будто у меня вдруг появилось тело. Я чувствую кожей прикосновение мокрого купальника, я чувствую касания воздуха и что-то тревожное и немножко сладкое в животе. Наверное, просто тлетворное влияние Франции и радиация любви от Маню и Дахи?

Вспоминался Мопассан и безумная Эмма Бовари из книги Гюстава Флобера, – там всё плохо кончилось, очень плохо. Я просто обязана взять себя в руки!

Я с сожалением вздохнула: идеальной внешности мужчина с ровным загаром, белозубой улыбкой и в заметных издалека синих шортиках так и останется для меня в параллельной вселенной. Линия бетонного парапета будет границей реального и невозможного. Но ведь можно взглянуть ещё разочек? Одним глазком? Я больше не буду! Честно!