Читать книгу Богемская рапсодия. Стихи - Маргарита Бобровская - Страница 2

Богемская рапсодия

Оглавление

Весеннее обострение

Те, что позвали нас, больше не любят друг друга.

Любишь ли ту, что на зов твой не отозвалась?

Под дождём без зонта по незримому кругу

Я нагулялась, я весной надышалась всласть.


Месяц март. Март! Словно взорванный лёд это слово

Хлопнет в ушах невылинявшим крылом!

И тепло надвигается неотвратимо, словно

Сквозь листы календарные напролом.


Я забрежу опять, заскребусь в твои длинные ночи —

Ты же великодушно позволил сойти мне с ума!

Так теперь посмотри, убедись воочью,

Наполняется как стихами моя сума.


Запах талой воды и невидимых, будущих веток

Мне немного морочит голову и развязывает язык.

Что, если… я позову тебя? Не торопись с ответом.

Весною ведь всё обостряется – в разы.


Рихард Пахман, «Нептун»

«Орбита нашего танца весьма мала —…»

Орбита нашего танца весьма мала —

Секунда, и ночь обернётся годом.

И умирает время – твердеет смола —

Ему обстоятельства все в угоду.


Я, наверное, твой вечный спутник: ни-ни!

Надо держать дистанцию!

На потолке кружат звёзды – только взгляни!

Посходили с ума с этими танцами!


Мне не хватит воздуха, чтобы сделать вдох —

Должно быть, в верхних слоях он разрежен.

Я боюсь, что каблук неустойчив и плох,

А ещё, что со мною ты слишком нежен…


На один танец – не будем держать обид.

Нас поглотят чёрные дыры ночи.

И закружатся пары по кольцам орбит,

И меня не узнают среди прочих.


«А помнишь, у нас не нашлось бокала…»

А помнишь, у нас не нашлось бокала,

И горло зелёной с вином бутылки

Нам поцелуи передавало,

Как бандероли и как посылки?


И так уютно сиделось вместе

Под ржавой крышей с высоким шпилем!

Мы не нуждались в любви и лести

И поцелуи друг друга пили.


Мы дверь закрыли под носом сплетни,

Оставив в городе пересуды.

К нам мог войти только вечер летний,

В мансарду, в которой нет посуды.


И свет был рыжий, и ветер свежий

С манерами уличного паяца.

Ты помнишь? Конечно, нет. Тебе же

Мои сны никогда не снятся.


«Дом ходуном, и искрят провода в кронах…»

Дом ходуном, и искрят провода в кронах.

Я ломаю руки – моими молитвами бы…

Всё как всегда – выгода меньше урона

В нелепой попытке заглянуть в дневники судьбы.


Наоборот! Не мне ты должен был сниться!

Я откуплюсь стихами? Все посвятила уже.

Перевяжу тесьмой, страница к странице,

И оставлю на подоконнике меж этажей.


Я подчёркнуто выдержана: «Мир тесен!»

И ни правым, ни левым глазом ты не углядишь,

Как ловлю отзвуки сказок и песен,

Перелетающих через резные коньки крыш.


Полнолуние. Ветер терзает вязы.

Чешуёй покрываются стёкла уличных рам.

Я свою правоту осознала сразу,

Мне осталось поверить в неё, хотя бы на грамм.


«Ты шепнул: «Моя…» – и уехал…»

Ты шепнул: «Моя…» – и уехал.

Я ответить не успела, жалею.

И осталось это слово мне эхом,

И осталась я твоей не твоею…


Между нами

Между нами навеки останутся эти часы —

Я любуюсь закатом намного, намного раньше.

Нарисуй это солнце в объятьях земной полосы

Так, как зашло оно у меня – без туманной фальши.


Между нами навеки останутся эти года —

Я встречала рассветы намного, намного позже.

Я наивна в твоих глазах? Вот беда —

Ведь ни капельки это меня не тревожит!


Через пару часов маслянистый солнечный диск

Улизнёт на чужой мольберт вместе с моими снами —

Ничего нового в них, и ничтожен риск,

Но… пусть всё останется между нами.



Рихард Пахман, «Закат над Прагой»

Выходной

Я хочу смотреть, как дождь заливает моё окно,

Лежать с тобой в ароматной постели,

Иногда пить чай, вполглаза смотреть кино

И ждать, что туманом дороги застелет.


Гул машин потонет тогда в распылённой воде,

Фонари в воздухе вдруг повиснут.

И не зная важнее на свете дел,

Я твою ладонь под подушкой стисну.


Буду слушать, как на улице лужи чавкают под сапожком,

Как твоё сердце стучит о мою грудную клетку,

Как ночь крадётся – шажок за шажком,

И… дай мне, пожалуйста, ещё во-он ту конфетку!


Рихард Пахман, «Материнство»

Евдокия*

Дочери


* в пер. с греческого «благоволение»

Как тебя величать?

Заиграйте же славящих песен

Той, что звёздной дали

Предпочла грешный наш белый свет!

Положу, как печать,

Я на сердце, на руку – как перстень,

Лишь соблаговоли

Подарить мне улыбку в ответ.


Эудокия! – имя цариц

Византийской имперской короны.

До сих пор в нём звучат

Отзвонившие колокола!

В паутинке ресниц,

Отливающих золотом трона,

Как начало начал —

Твоей чистой души зеркала.


Как тебя величать?…


«– Мама, ты никогда не умрёшь? —…»

– Мама, ты никогда не умрёшь? —

Дочь вглядывается с тревогой.

А ты и правду вроде, и врёшь:

– Да нет, ещё поживу немного.


– Не умирай! Ты ходи к врачу,

Когда будешь совсем старой! —

И я хожу, всё подряд лечу,

Хожу по «зебре» и тротуарам.


Хожу при свете, хожу в носках,

Хожу в невидимой клетке,

Ключи от которой в моих руках —

В любви четырёхлетки.



Рихард Пахман, «Летящая птица»

Птица

Из пёстрого ситца

Скручу тебе птицу

На шёлковом красном шнурке.

Матерчатой пылью

Взмахнут её крылья,

И птица проснётся в руке.


Но клетка с водицей

Ей не пригодится,

Кормить не пытайся птенца:

Уютная лампа,

Сосновая лапа —

Вот всё, что потребуется.


На птицу из ситца

Все будут коситься —

С чего вдруг гнездо здесь свела?


Богемская рапсодия. Стихи

Подняться наверх