Читать книгу Новогодние рассказы на кожуре от мандаринов - Маргарита Клочкова - Страница 2

Андрей сидел за столом в центре огромного зала, стильно украшенного к Новому году, и смотрел на парящих под потолком воздушных гимнастов в ярко-пестрых костюмах, а перед глазами стояли мама и ее подружка, тетя Надя, и то, как они, переодевшись в какие-то нелепые платья, завывали, прижавшись друг к другу спинами: «Главне-е-е-ей всего, погода-а-а в доме, а все-е-е другое – су-у-у-у-уета».

И им тогда он, десятилетний, верил, хотя в руках вместо микрофонов были бананы, но пели с такими эмоциями, что невозможно было представить, что главнее может быть что-то другое. В их голосах на надрыве было и про то, что они готовы мириться с мелкими неурядицами, вроде задержки зарплаты, детьми, которые получили трояк за контрольную; готовы любить мужей, хотя они предпочитают посмотреть дома футбол по телевизору, вместо того чтобы хоть раз в год пойти в театр, как «приличные люди ходят».

Но «певицам» маме и тете Наде тогда Андрей верил, они не врали, выступая у елки посреди небольшой комнаты, стены которой были украшены мишурой в виде цифр 1995, и даже на алоэ в углу висели новогодние шары.

Мама с подругой пели, и Андрей верил всей душой в волшебство происходящего, а вот воздушным гимнастам сейчас верить не хотелось вообще.

«Красиво и слажено все делают», – проносилось в голове Андрея, рассматривающего, как они скользят высоко над столами. Скользят только потому, что им заплатили за это.

«А с чего им выступать тут бесплатно, а? Это их работа, – отвечал он сам себе. – Все верно. Им заплатили, чтобы они развлекали бомонд. Или как еще назвать собравшихся тут? Поэтому сиди и пей давай с улыбкой принесенный аперитив».

А гимнасты в это время взлетали, словно дивные птицы, и резко скатывались вниз, и Андрей вспоминал, как они с братом и дочками тети Нади – Машкой и Наташкой – вышли танцевать, как брат поднял Машку вверх, она раскинула руки в разные стороны, и они оба упали на пол у елки, а сверху на них – мамы; как все безудержно смеялись, потому что тетя Надя продолжила петь даже лежа. Она пела в уже раздавленный банан-микрофон «…А все-е-е дру-у-у-гое сует-а-а», и невозможно было не верить в ее «настоящность».

А гимнасты сейчас, вроде с открытыми улыбками, то поднимаются по алым полотнам вверх, то резко падают вниз, но что-то не то.

Кажется, что все! Конец! Сейчас рухнут, но они остаются парить, держась кончиками пальцев за ткань, как за спасательный круг, но при этом нет в них «настоящности», а может, «настоящности» не было просто в жизни уже взрослого Андрея.

– Талантливо, Сонь, – произнес он вслух, а в мыслях продолжил: «Но не душевно, парят, как наши с тобой отношения. Только от того, чтобы «рухнуть», удерживают не пальцы ног, а мое терпение, возможно, мои деньги… и походы по твоему желанию к психологу».

Соня ничего не ответила мужу, она уже обнималась с какой-то блондинкой, от улыбки которой исходило только одно – лицемерие; вернее, модные ныне приспособленчество, называемое networking.

«Интересно, они обе понимают, что улыбаются друг другу наигранно, как герои кино? Или хотя бы у одной из них есть наивная вера в то, что это все вокруг по-настоящему?» – пронеслось в голове Андрея, и он вспомнил, как смачно его обнимал при встрече дед. Он зажимал его в свои руки, будто в капкан – капкан любви – и, громко хохоча сквозь густые рыжие усы, добавлял: «А ну-ка выберись, то зацалую, как малыша». И Андрей выбирался, принимая правила игры.

«Вспомнил чего? – заспорил он снова в своей голове. – То дед твой, родной человек, а тут жена обнимается с незнакомой женщиной. Ты что, предлагаешь им устроить “капкан любви”»?

Андрей улыбнулся сам себе, пока Соня болтала уже с другой девушкой, вроде одетой в платье, а вроде и нет, потому что оно настолько просвечивало все изгибы ее фигуры, показывая, что она без нижнего белья, что становилось немного неловко, и он начал усиленно рассматривать жену в новом платье, которое она специально для этого вечера заказывала у известного дизайнера, выпустившего таких всего пять.

Он смотрел на вырез платья Сони и будто… ему не тридцать семь, а десять, и его мама примеряет изумрудное платье на базаре на картонке у груды вещей, наваленных в бело-синей палетке.

– Да оно же порванное.

– И это где еще? – отпивая чай из термоса, самоуверенно произносит женщина в валенках, толстой бесформенной куртке и шали. – Это модель такая. Вы в моде много понимание?

– Вот же стрелка, видите? – не унимается мама.

– Женщина, не нравится, снимайте, если брать не будете, – доносится ответ, продавец отворачивается, думая, что «тут уже ловить нечего».

– Нет, я куплю, если «скинете».

– Хорошо, двадцать рублей скину.

И потом мама в этом платье, прикрыв стрелку брошью, пела с тетей Надей.

В реальность Андрея вернул официант, предлагая очередную закуску. Выглядела она пафосно, а называлась вообще помпезно: брускетта с риетом из лосося по-фламандски на подушке из пюре из авокадо.

И вот Андрей уже открыл широко рот, чтоб укусить, как услышал от жены:

– Зачем ты разеваешь на пол-лица? Неприлично ведь. Столько лет, а не понимаешь, что надо…

– Сонь, – перебил он ее, – дай мне, пожалуйста, спокойно поесть бутерброд.

– Это брускетта, а ты пасть разинул.

– Да-да, я помню, там еще риет, да на подушке, – Андрей начал смеяться так сильно, что руки его затряслись, и эта самая прослойка из пюре авокадо немного «съехала», капнув на белую скатерть.

Андрей закрыл рот, сконфуженно улыбнулся жене и поставил на стол тарелку с содержимым, а перед его глазами стоял папа.

Папа и дядя Вова, муж тети Нади, и как они вдвоем под крики «Давай! Давай!» дрались подушками, а глаза при этом были завязаны шарфами.

Андрей вместе с братом, Машкой и Наташкой прыгали от радости на диване, каждый болея именно за своего папу.

Сколько же счастья тогда было и задора! И неудачный прыжок, после которого Машка разбила стакан со смородинным компотом, только усилил накал страстей, хотя тетя Надя эмоционально вспомнила чью-то там мать.

– Сонь, у тебя родители в детстве на Новый год конкурсы устраивали? – спросил он, откусывая брускетту.

Жена, не отрывая глаз от присутствующих, пробубнила:

– О, смотри, сам Смирнов тут, – затем она будто опомнилась и ответила: – Новый год я чаще всего справляла у дедушки с бабушкой, потому что родители куда-нибудь уезжали, например, однажды рванули вдвоем в Москву, оставив меня в очередной раз в деревне, поэтому я мечтала вот так красиво встречать этот праздник в самом лучшем платье, а не уныло сидеть со стариками, вспоминающими, как тысячу лет назад они были бодры и веселы.