Читать книгу Просто живи. Рассказы - Маргарита Кузьменко - Страница 2

   Илья пил. Пил яростно и безудержно. Утро начиналось с желания выпить: да, какой там, с желания – уже с жесткой необходимости. Когда-то ухоженная квартира его напоминала помойку, да и сам он был похож на жалкого шелудивого пса, с давно не мытыми волосами, торчащими клочьями, мутными бегающими глазками и опухшей желто-серой физиономией. Одна мысль: «Где взять?» – без удержу сверлила мозг. Ничего уже не интересовало его на этом свете, кроме желания влить в себя спасительную жидкость и снова нырнуть в нирвану, где ничего не важно, ничего не страшно, и ничего не нужно, кроме, – еще добавить, и еще добавить, и еще… дальше провал, пусто. Он давно не испытывал никаких ощущений: ни приятных, ни неприятных – это был замкнутый круг, кружить по которому ему осталось уже не долго, и он, как ни странно, понимал это, но ему уже было все равно.

   Началось все с того, что ушла Лена, жена. Вернее, оно раньше началось, но после ее ухода он совсем отпустил поводья. С Леной они прожили двадцать лет без двух месяцев. Дело в том, что Илья к сорока шести своим годам понял, что жену он не любит, и не любил, по-видимому, никогда, терпел, да, но не любил. А когда он это понял, для него открылась страшная правда, что жизнь свою он прожил зря, а поздно, батенька, назад не повернешь, все, приехали. И он начал пить: сначала, чтобы правду эту как-то замутнить или приукрасить, чтобы не такая страшная она была, потом втянулся (на это года два понадобилось), ну а дальше-больше, как по накатанной пошло. С работы попросили по собственному желанию, и он пожелал, потому что уж очень мешала пьянке эта работа. Сразу нашлись соратники и единомышленники, всегда готовые протянуть рюмку помощи в трудную минуту. В гости стали приходить, когда Лена на работе была, и приходилось их выпроваживать к ее приходу, ей его новые друзья почему-то не нравились. Потом к ее приходу он был уже в таком измененном сознании, что сам ее выпроваживать стал. И она ушла. И что интересно не в никуда, а к Дмитрию, его старинному школьному другу. Дмитрий ее, оказывается, любил все эти годы в отличие от Ильи, даже не женился поэтому. А на Лене женился через месяц, как она к нему ушла. Она, как теперь выяснилось, тоже Илью всю их долгую совместную жизнь не особо любила, мало того, не уважала даже, хотя Илья кандидат наук и университетский преподаватель …был.

   Может потому еще не уважала, что не было в Илье этой хапучей хватки, не умел он легко и быстро заработать, да и вообще заработать столько, сколько Лена хотела, не умел. А Дмитрий умел, и дом у него был свой, и машина мощная, как танк, и подбородок волевой, и улыбка победителя.

   Спился Илья быстро, года за полтора превратился в вечно пьяное, виновато улыбающееся грязное и вонючее ничто.

***

   Холодным ноябрьским вечером Илья выполз к подъезду в надежде встретить хоть кого-нибудь из «друзей». Они разлюбили ходить к нему в гости, нечем было там уже поживиться, все растащили, что могли. Наливали Илье из жалости, чтоб не помер – алкашеская солидарность, мол, и мне нальет кто-то в трудную минуту.

   В этот вечер никого не обнаружилось, пустой двор, только ветер треплет последние листья, да дождь со снегом срывается. Илье было так плохо, сердце выпрыгивало, все кружилось в глазах, ноги подгибались. Он сполз со скамейки, лег на кучу мокрой листвы и закрыл глаза. Не было в голове мыслей, не было желаний, только холод и пустота. Тоннель с далеким, слабо мерцающим в конце светом стал затягивать его.

   «Илья, вставай, пора в школу! Ну, Илья, опоздаешь же!» – мама приложила теплую ладошку к его холодной щеке, и он открыл глаза. Перед ним на корточках сидела совсем маленькая девочка, она дотронулась до его щеки и сказала: «Ля, пошли домой. Мне холодно». Илья не то что подняться, пошевелиться не мог, его сковало таким холодом, все мышцы как будто в стальную броню заковали, было адски больно при малейшем движении. Девочка неотрывно смотрела на него недетскими серьезными глазами и тянула его за рукав. Он с огромным трудом сел, потом, опираясь на скамейку, кое-как встал. Его дико закружило, но девочка оказалась у него под рукой, и он, боясь упасть на нее и придавить, из последних сил сосредоточился и поковылял в подъезд. Она неотступно следовала за ним. Дверь квартиры была настежь распахнута, но это было уже в порядке вещей, там нечего было взять. Илья чуть ли не вполз в квартиру, рухнул на матрас на полу и потерял сознание. Отопление уже включили, и в комнате было тепло. Очнулся Илья от странного звука, будто котенок мяукает. В углу у батареи сидела девочка и, тихо попискивая, плакала. Он встал на колени и подполз к ней.

– Я кушать хочу – сказала она, и снова замяукала.

   Илья, перебирая по стене руками, поднялся, держась за стену, вышел в подъезд и первый раз за последние два года позвонил в соседнюю дверь.

 ***

   Больше всего он боялся, что, увидев в дверной глазок, кто звонит, Маша не откроет дверь. И правильно сделает, он бы сам не открыл на ее месте. Нехорошо, ох, как нехорошо, он поступил с Машей в свое время. Лена с Машей общались по-соседски, но дружбы между ними не было никогда, да и не могло быть, уж очень разные они были. Лена такая вся «победительница», а Маша «тихая овечка». Обе красивые, но какая же разная бывает женская красота. Лена – роза, алая, с красотою наглой и броской, уверенной в себе, даже чересчур уверенной, что иногда даже отталкивает, пугает. А Маша – цветочек полевой: нежный, кроткий, хрупкий, пугливый. Дотронешься грубо, резко – сломаешь, повредишь.

   Илья сломал, не хотел, но, что вышло, то вышло. Он знал, что очень нравится Маше, но знал и то, что она никогда не будет крутить с ним под боком у жены. Как же тешит мужское самолюбие любовь милой девушки, ее взгляды, спрятанные под ресницы, а тут еще рядом привычная жена, поднадоевшая уже. Тогда он пригласил ее на дачу, сказал, что помощь женская дружеская требуется (Лена в отпуске в доме отдыха была, как оказалось потом с Дмитрием на Кипре). А на даче ужин при свечах, шампанское, сладкие речи. И все случилось. А потом он резко все прекратил, вернее, не продолжил. Маша очень ему понравилась тогда, и он испугался, да, струсил. Ему с ней было хорошо, и если с Леной на первом месте были дела постельные, то с Машей он чувствовал себя лучшим и как мужчина, и как человек, и как биолог, и как друг. Они понимали и чувствовали друг друга, смеялись и грустили над одним и тем же. С женой у него никогда такого не было, а когда поутихли сексуальные игры, оказалось, что им и поговорить-то с женой не о чем. Ведь если это так серьезно, то надо что-то решать, все менять, а Лена как же? С ней же объясняться надо. И что ей сказать: ты меня не понимаешь!? Так она и не поймет его, но жили же как-то столько лет без понимания этого.

   И тогда он действительно спрятался, занырнул… в бутылку. Не сразу, постепенно, по чуть-чуть, для настроения, чтоб крепче спать, чтобы расслабиться, чтобы забыться, и много-много разных «чтобы». А когда случайно столкнулись они с Машей в подъезде, он так растерялся, что с независимым видом прошагал мимо, даже не поздоровался, так стыдно и горько ему потом было, что он быстренько напился, чтобы это пережить. Дальше уж совсем невообразимое началось. Когда жена ушла, табунами пошли к нему гости, девки пьяные, ор до утра, а квартиры-то соседние, все слышно за стеной. Однажды напился и начал к Маше в дверь ломиться среди ночи, взыграло ретивое, о любви своей решил поведать, она не открывала долго, а потом открыла, и даже не смотря на синий туман, разглядел Илья в ее глазах такую боль и обиду, что скоренько развернулся и пошлепал к себе неверной походкой. А когда совсем опустился, почти не узнаваем стал, он ее почему-то перестал встречать совсем, да и все равно ему стало, не до любовей, лишь бы глотнуть «огненной воды» и забыться.

   И вот сейчас Илья стоял перед давно забытой и запретной Машиной дверью и нажимал на кнопку звонка.

***

   Маша Синицына была девушка от природы очень одаренная. Маша с детства любила всяких букашек и таракашек, вся флора и фауна была ее любимым миром, она могла часами рассматривать какую-нибудь козявку, жить ее жизнью, думать за нее и чувствовать себя в ней, будто сама в нее превращалась на время. Закончилось это тем, что Маша стала биологом, пока только кандидатом в биологи, но защита диссертации была уже не за горами. Она работала в лаборатории ведущим специалистом и изучала теперь эту флору и фауну с глубоко научной точки зрения, что обязывало ее время от времени убывать в научные экспедиции, иногда и долгие. Дело в том, что эта вот большая увлеченность растительным и животным миром привела к тому, что личная женская жизнь Маши как бы проходила мимо, ну некогда ей было отвлекаться от дела ее жизни на всякие глупости. И в результате к тридцати семи годам Маша жила одна и особо по этому поводу не расстраивалась, тем более был у нее печальный опыт невзаимной любви, который оставил очень горький привкус. Два дня назад Маша вернулась из долгой, почти год с лишним, экспедиции на Байкал, в флору и фауну которого она влюбилась окончательно и бесповоротно. Она там и осталась бы навеки, но ждала диссертация, лаборатория и заброшенная квартира, в которую она второй день возвращала уют и жилой дух. Маша только что закончила жарить котлеты, приготовила пюре, в духовке доходила шарлотка. У нее с утра маковой росинки во рту не было, но она так устала, что даже есть уже не хотела.

   В дверь позвонили, Маша глянула на часы: без пятнадцати одиннадцать – поздновато для гостей, однако. Сердце екнуло, и застучало, спотыкаясь. Маша глянула в глазок.

   Да, это был он, вернее то, что от него осталось. Она не видела его полтора года, и невозможно было представить, что человек может так измениться за это время. Маша открыла дверь.

   Как ни хреново было Илье, казалось бы, ничего его сейчас уже не может задеть, но когда он встретил Машин взгляд, когда он его прочитал, его будто по щеке наотмашь ударили. Было в этом взгляде сначала недоумение, а потом усталое какое-то отчуждение, и, ему показалось, даже брезгливость. Илья давно такие взгляды на себе ловил, но они его уже не трогали. А тут так резануло по душе. Он хотел развернуться и уйти, но вспомнил о девочке, и, пересилив себя, попросил, обращаясь почему-то на Вы.

– Дайте, пожалуйста, какой-нибудь еды.

   Маша молча развернулась и ушла вглубь квартиры, оставив дверь открытой, но и не приглашая войти. Через несколько минут она вернулась с двумя пакетами, протянула их Илье, не поднимая на него глаз, и закрыла дверь.

   Илья вернулся в квартиру. Девочка сидела на подоконнике и смотрела в черное окно, она уже не плакала, только тихонько всхлипывала. Она оглянулась на его шаги и спросила: «А мама скоро придет?» Он пожал плечами, в голове стучал молот, к горлу подкатывала тошнота, не хватало дыхания, какая мама, какая девочка, сдохнуть бы прямо сейчас. Илья поставил пакеты на стол и стал выгружать их содержимое. Котлеты, завернутые в фольгу, пюре в маленькой кастрюльке, шарлотка – давно не виданное в этом доме богатство. Девочка вынырнула из-под его руки, схватила котлетку и принялась жадно есть. Молочка бы ей еще, подумал Илья, и сам удивился этой мысли, откуда бы взяться такой заботе, ведь у никогда не было детей.