Читать книгу В ночь с четверга на пятницу - Маргарита Малинина - Страница 6

После плотного ужина я поднялась в свою комнату с намерением немножко почитать. Женьке была поручена организационная часть экспедиции: он должен был добыть фонарики, веревку (вообще-то мы были уверены, что она не понадобится, но… кто знает, что ждет нас ТАМ?), выяснить точный маршрут, осторожно полюбопытствовать, в какое время включают имение на сигнализацию, сколько человек останутся на ночь в доме, и по возможности связаться с матерью Ирины Григорьевой. Конечно, список заданий попался ему немаленький, не один рулон туалетной бумаги пришлось извести (больше писать было не на чем), но он же сам вызвался помогать мне в расследовании. Вот и пусть помогает.

Только я окунулась в мир Агаты Кристи, как…

– Вы с ума сошли! – подобно урагану, влетел в мою комнату Пашка с глазами навыкате, выражавшими полное безумие. За ним тихонько последовал понурый Логинов и прикрыл за собой дверь. – Идти ночью в этот… в это… пристанище ада! – подобрал-таки Самойлов красивое словосочетание и понесся дальше: – Все говорят: кто в тот замок попадает – не возвращается! Вот ваша глупая Ирина вместе с парнем со своим и – того!.. И искать их не фига, а то сами прямиком на тот свет отправимся. Или, что еще хуже, застрянем между мирами… – Да, Павел очень любит читать фантастику на ночь глядя.

Не обращая на Пашу ни малейшего внимания (не до него сейчас, но и он свое получит), я грозно уставилась на его любимого друга и выдавила из себя слова, наполненные яростью:

– Ты зачем ему сказал?!

Пожатие плеч, мол, извини, но так получилось.

– Меж нами нет секретов! – ответил за него Паша с гордостью и продолжил вещание: – Там же злые духи, неизвестно, что может произойти с вами! Что, охота последовать за горничной? И потом я всю жизнь буду винить себя, что знал, но не отговорил! И останется о вас лишь светлая память… – Клянусь, он прослезился. Как тогда, в такси.

– Послушай, Паша, – зло ответила я ему, решив, что теперь его время «получить свое», – Ира была в замке – если вообще там была, что нам и предстоит узнать, – днем, а по легенде, которой верят-то одни идиоты, духи, смешно сказать, зверствуют ночью, так что не сходится! Это во-первых. А во-вторых, тебя туда никто не зовет! Вот и тешься своей «светлой памятью».

– Что-о? За кого ты меня принимаешь? Я думал тебя отговорить, но с курицей связываться – себе дороже, так что брошу пустые попытки. И не думаешь ли ты, что я друга своего, заметь, самого близкого друга, одного пущу? Щассс!

Мне почему-то в тот момент не показалось неправильным, что меня Паша мало того что обозвал курицей, еще и за ноль считает, раз сказал «одного». Вместо того чтобы заметить это и накостылять, я обратилась к самому близкому Пашиному другу:

– Он что, идет с нами? – Прозвучало это не гневно, что более соответствует моему характеру, а как-то обреченно. Самый близкий смиренно кивнул. – Ладно, Самойлов, но будь готов к тому, что ты там увидишь.

– Что увижу?

– Кро-овь, – злорадно протянула я, – мно-ого кро-ви.

Паша отреагировал мгновенно: закатил глаза, побледнел и, сделав свое дыхание прерывистым, начал потихоньку оседать – я мысленно потирала ручонки, зная, как сильно будущий врач боится крови, – но вдруг, почему-то передумав падать в обморок – вероятно, мне назло, – собрался с силами и вернул глаза, тело и цвет лица в исходное положение, тем самым порушив мое и без того недолгое счастье.

– Я пойду с вами, – твердо, делая ударение на каждом слове, поставил он перед фактом.

– Ну и хрен с тобой. – Я повернулась к Логинову. – Ты сделал то, что я просила?

– Да. Снаряжение добыл, все, что надо, выяснил, мадам Григорьевой позвонил.

В связи с этим у меня возникла парочка вопросов, но их хотелось задать тет-а-тет.

– Паш, ты можешь выйти на две минуты?

– Это что, коалиция?! – как всегда с преувеличенной экзальтацией выдал Самойлов.

– Паша, будь так любезен! – совсем нелюбезно выкрикнула я. Тот громко и отчетливо хмыкнул, но все же вышел за дверь.

– Надеюсь, у тебя хватило ума не говорить ей правду о ее дочери? – без промедления накинулась я на Женьку, ибо не знала, на какой срок у Паши хватит терпения не участвовать в разговоре.

– Между прочим, повариха Нина, давшая мне номер телефона, уже звонила туда неоднократно с вопросом, не вернулась ли дочь.

– Ясно, – с грустью изрекла я. – Так что там с ее женихом?

– К сожалению – или к радости, не знаю, – парень по имени Константин у Ирины действительно есть. Более того, он действительно собирался приехать. Собирался, но не приехал.

– Что с ним? – испугалась я.

– Ничего. Он просто не успел приехать, но все еще собирается. Считает, по словам матери горничной, что его возлюбленная была уведена у него из-под носа новым хахалем. Хочет приехать и устроить разборку. А мать уверена, что она просто где-нибудь у подруги прячется, дабы Косте насолить. Дурдом на выезде.

«На самом деле дурдом», – подумала я, кивнув. Мать просто не знает про записку, которую прислал вроде как Костя. Теперь уже выходит, что вроде как и не Костя.

– А ты узнал, ну… то, что я просила узнать? – уже тише продолжила я. А ну как Павел подслушивает?

– А почему ты сама ей не позвонила? – без упрека и даже с долей сочувствия спросил враг. Я пожала плечами. На самом деле я просто не знала, как смогу объяснить ей важность этого вопроса. «Помните, в семилетнем возрасте ваша дочь дружила в одной девочкой, про которую еще говорили, что она – пацан в юбке? Вот, это я и есть». Бред. Женька-то представлялся работодателем, ему не пришлось краснеть. – Повезло, что дама оказалась словоохотливая, а я умею располагать женский пол к себе. Они действительно жили в нашем городе и уехали, когда Ира заканчивала первый класс. Отец у нее был пьющий и вспыльчивый, женщина подала на развод, но, опасаясь, как бы муж не прибил ее сгоряча, сбежала в другой город к своей сестре. Все произошло внезапно, думаю, именно поэтому с тобой не попрощались. Когда у родителей проблемы, они о детских дружеских чувствах как-то не задумываются. – Я молчала. – Ты поняла меня, Катя?

– Угу.

– Что ты поняла? – вздохнул Женька. Блин, как на экзамене!

– Что я не виновата.

– Ну вот и молодец, – кивнул он. – Так мы продолжаем искать ее?

– Конечно! Она же моя одноклассница и подруга. Но ты, если не хочешь, можешь мне не помогать.

– Я помогу. Видишь ли, здесь становится скучно. Замок замком, но надо же как-то себя развлекать. – Он широко улыбнулся, так что, скорее всего, шутил. В то же время какой ему резон расследовать исчезновение девицы, которую он никогда не видел? Может, и не шутит. Может, правда от скуки.

– Что с сигнализацией?

– Сигнализация включается каждый день в одно и то же время – в одиннадцать тридцать вечера. И все. Обратно не попасть. Илья очень строг в плане дисциплины, он даже своих друзей, которые как-то раз ночевали здесь, не пустил ночью гулять. Нам, думаю, не стоит и пытаться отпрашиваться. Правду все равно не скажешь, а что такого можно соврать, чтобы он посчитал это достаточно важным, ума не приложу.

– Отлично, – уныло отреагировала я и впустила Пашу, томящегося, как выяснилось, прямо под дверью. – Значит, нам нужно осмотреть целый замок и успеть вернуться крайний срок к половине двенадцатого, притом что выйти мы должны, только когда стемнеет. Давайте обдумаем, как мы все это успеем и когда нам выходить, учитывая то, что на дворе начало августа и темнеть начинает мучительно поздно.

– Значит, так. Варламовский замок находится левее нашего, если смотреть с фасада, и чуть дальше от пригорка, нежели наш, вглубь, так сказать. И если идти в обход, по дороге вдоль забора, то путь займет минут пятнадцать. Ежели пойти напрямик – это возможно лишь теоретически, так как забор имения представляет собой весьма внушительную преграду, – то путь сократился бы аж в два раза.

– Когда ты успел это все вымерить, геодезист?

– Я же Жека! – загордился собой Евгений, а я его зауважала.

– Сейчас без десяти восемь, – сказал Паша, посмотрев на часы. – Где-нибудь через час… очень даже можно.

– Нет, – возразила я, – лучше в начале десятого: у прислуги рабочий день в девять заканчивается, либо к себе в комнату уйдут, либо домой уедут, что для нас еще лучше.

– Окей, – одобрил Женька. – В девять часов десять минут собираемся здесь.

Ровно за пять минут до назначенного времени в моей комнате, предварительно постучав, появился Женя. Минуты через две – Паша.

Я похвалила парней за пунктуальность, которой сама с рождения была лишена и потому считала особенным положительным качеством, и мы скучковались у окна. За оным было отвратительно светло.

– Безобразие, – молвил Жека, глядя в окошко.

– Может быть, подождать, когда стемнеет? – предложила я, водя пальцем по гладкому стеклу.

– Раньше половины одиннадцатого не стемнеет. Но время у нас есть. Можем чуть-чуть подождать.

Ребята оторвались от созерцания окрестностей, упрямо не желавших потонуть наконец в полумраке, и устроились на моей кровати. Я посчитала за благо не пребывать в такой близости от них и потому уселась в кресло.

– А почему Юля не поехала? – спросил у меня Самойлов, старательно пряча за маской безразличия свой глубокий интерес к моей ближайшей подруге.

– Юля не смогла поехать, ей не до этого.

– А что такое? – маска безразличия свалилась на пол, обнажив беспокойство и заботу.

– Ничего страшного. Приболела малость, – про личную драму я, разумеется, умолчала.

Паша тяжело вздохнул: он тоже не любил болеть.

Мы посидели еще немного.

– Уже двадцать пять минут десятого, – изрек Логинов, поглядев на мой настольный электронный будильник. – Пошли, что ль, сколько можно сидеть?

– Ты уверен? – произнес Павел таким голосом, точно сам в необходимости куда-то идти уверен однозначно не был.

– Так, все, хорош! Пошли.

– Лучше посмотрим, что делается на улице, вдруг там уже потемнело?

Женя проворчал что-то себе под нос, но к окну послушно подошел. И я вслед за ним. По-моему, стало еще светлее. Эту мысль я и попыталась донести до соратников.

– Какая разница – светло, темно… – Женька отпрянул от окна и отвернулся.

– Я не хочу, чтобы нас увидели. Вызовет подозрения.

– Ладно, ждем еще десять минут и уходим.

Покорно выждав шестьсот секунд, которые в процессе молчания и душевного беспокойства, плавно перерастающего в жгучий страх, показались бесконечностью, мы двинулись в путь. У каждого камикадзе в руке было по фонарику, у Логинова к тому же – моток веревки и складной перочинный ножик для защиты (в его необходимость нам верилось так же слабо, как и в нужность веревки, однако иметь при себе хоть какое-нибудь оружие, когда идешь в неизвестность, – совсем не плохо), а Самойлов с той же целью прихватил с собой вилку.

Достигнув первого этажа, мы затихли и прислушались. Нужно было миновать комнату начальников охраны, прачку и кухню. И так миновать, чтобы никто нас не заметил.

Из комнаты охранников доносился дружный храп. Только я вздохнула спокойно, как тут что-то громко звякнуло возле моих ног.

– Блин! Я уронил свою вилку! – Паша полез мне под ноги, поднимая и благодаря своей неуклюжести вновь роняя вилку, которая при падении производила много опасного в нашем положении шума, и так без конца. Как будто специально, ей-богу!

Храп в комнате прекратился.

– Паша! – не выдержала я. – Брось ты заниматься ерундой с этой вилкой!

– Я с вилками никакой ерундой не занимаюсь, у меня нормальная ориентация!

Логинов сам поднял злополучную вилку и сунул Павлу в карман. Притом не произвел ни малейшего шума! Вот у кого нужно поучиться! Затем он показал нам знак молчать. Мы простояли так достаточно долго, слыша, как в комнате ворочались охранники, заставляя старенькие кровати скрипеть и временами громко позевывая. Вдруг им вздумается пойти проверить, что же за шум заставил их проснуться? Наконец скрип и зевание прекратились, а через минуту раздался двойной басистый храп.

– Кажись, миновало, – шепнул Женька. – Идем.

С его благословения мы двинулись дальше. Ни на кухне, ни в коридоре никого в этот поздний час не было, и мы благополучно удалились за двери замка, а после, пройдя лужайку, за ворота имения.

На улице осторожной поступью начали приближаться медлительные сумерки, что для нашей разведывательной кампании было просто великолепно.

Ужасное здание предстало перед нами минут через пятнадцать. Оно было… м-м, как бы это сказать… страшное. Да, именно страшное, просто жуть. Такое, как описывается в детских сказках, после прочтения которых у детей не то что сна – ни в одном глазу, а вообще нервный тик может приключиться. Таковой уже почти имел место быть лично у меня.

От созерцания этого сооружения – обители сатаны и демонов (теперь я уже не сомневалась в их существовании, глядя на замок) – нас зазнобило. Построенный века два назад из темно-серого камня замок так обветшал, что в некоторых местах почернел, а в некоторых и поржавел (я имею в виду решетки, они были на каждом окне). Три этажа замка заканчивались узкой башней, единственное многогранное окно которой было разбито, а решетка, насквозь изъеденная коррозией, болталась на одной петле и, покачиваясь от легкого ветерка, невыносимо скрипела, что сказывалось должным образом на нашей из без того расшатанной нервной системе. За низким, покосившимся, а кое-где вообще сломанным забором расположилась высокая, выше колена, густая, непроходимая трава – осока, перемежающаяся с крапивой. Было отчего радоваться своему обмундированию: я надела длинные джинсы, а привычные босоножки на высокой шпильке сегодня сменились неожиданно удобными кроссовками, кои ранее мною не уважались, считаясь неженственной обувью.

Замок Варламовых, безусловно, отличался от замка, где мы проживали вот уже второй день. Серовский, шикарный, чистый, светлый, опоясанный цветочными клумбами и плодовитыми деревьями, с аккуратно подстриженным газоном вокруг, был похож, скорее, на роскошную виллу, на которой вот-вот совершится свадебная церемония. Варламовский же, опоясанный не цветами, а густой крапивой, темный, мрачный, с этой действующей на нервы решеткой на башне, был похожим на… могилу, не побоюсь этого слова. А башня являлась памятником. Кому? Чья это могила? Кто здесь захоронен?… Казалось, будто замок скрывал какую-то важную тайну и его отталкивающий вид являлся щитом, чтобы никто не хотел в него проникнуть и случайно узнать этот секрет. Как черная, страшная вуаль, которую не хочется поднимать, даже чтобы познать, что за ней спрятано.

Но мы собирались это сделать…

Если добавить к вышеизложенному описанию надвигающиеся сумерки, пугающие, темные, которые собирались охватить всё и вся, сжать в своих недобрых объятиях, и едва зародившийся кроваво-красный закат, в котором утопал мистический замок, скрывающий свою загробную, запредельную тайну, грозящую свести с ума того, кто ее разгадает, – то получится именно такой пейзаж, который мы видели и переживали внутри себя в тот момент.

– Что за… страшилище? – ужаснулся Женька.

– Действительно квазимодо, – поддакнул Пашка. – Я очень рад, что не пустил вас туда одних. – Я оглядела Пашино худосочное строение и хихикнула. – Погляди, Жек, на эту оптимистку. Она еще, видите ли, хихикает.