Читать книгу Гептамерон - Маргарита Наваррская - Страница 7

Во Фландрии жила одна дама, происходившая из самого знатного рода этой страны. Она похоронила двоих мужей и, будучи бездетной, жила одиноко. Овдовев, она переехала к брату, который ее очень любил. Брат ее был женат на дочери короля. Молодой принц проводил жизнь в удовольствиях, любил охоту, всевозможные развлечения и женщин, как это свойственно юности, что, разумеется, не могло быть по вкусу его жене. Поэтому он всячески старался, чтобы жена его проводила побольше времени в обществе его сестры, которая была женщиной очень общительной и веселой и в то же время добродетельной и благоразумной. В доме этого принца находился один дворянин, который знатностью своей, красотой и хорошими манерами превосходил всех остальных. Дворянин этот, видя, что принцесса, сестра его сеньора, – дама с живым и веселым характером, решил предложить ей нежную дружбу, но в ответ получил от нее самый решительный отказ. Ответ ее был вполне достоин принцессы и женщины целомудренной, но, так как юноша был красив и благороден, она простила ему его неслыханную дерзость. Она дала ему понять, что беседа с ним ей приятна, но вместе с тем несколько раз повторила, чтобы он никогда больше не обращался к ней с подобными предложениями. Боясь окончательно потерять ее расположение и честь, которую она ему оказывала, принимая его у себя, он обещал ей, что никогда больше не заговорит с ней об этом.

Однако страсть его все больше разгоралась, и в конце концов он позабыл о своем обещании. Он, правда, не отважился обратиться к ней снова с теми же просьбами, ибо ему памятен был тот жестокий урок, который он от нее получил. Но он подумал, что если только он застанет ее где-либо в укромном месте, то ее молодость и пышущее здоровьем тело, может быть, окажутся его союзниками и она пожалеет и его, и себя.

Чтобы добиться успеха, он сказал как-то принцу, что неподалеку от его поместья есть отличные леса и если с наступлением весны у него будет желание поохотиться на оленей, то лучшего места ему не сыскать. Принц, который питал большую симпатию к молодому дворянину и к тому же был страстным охотником, принял его приглашение и приехал к нему в его замок, который был очень красив и содержался в большом порядке, ибо дворянин этот был самым богатым человеком в округе. В одном крыле дома он поселил принца с супругой, а в другом – ту, которая была ему дороже всего на свете. Отведенную для нее комнату он постарался отделать как можно лучше, стены ее были завешаны гобеленами, а пол устлан коврами, под которыми невозможно было заметить устроенный возле самой кровати люк. Люк этот вел в нижнюю комнату, где жила его мать, которой было уже много лет и которая постоянно болела. Старушка сильно кашляла и, боясь, что может побеспокоить своим кашлем принцессу, помещавшуюся над ней, перешла на это время в комнату сына, предоставив ему свою. По вечерам она обычно заходила к принцессе и приносила ей варенье и разные сласти. В эти часы туда обычно поднимался и сам хозяин дома. А так как он пользовался особым расположением принца, то ему разрешалось присутствовать при утреннем и вечернем туалете принцессы[54], что с каждым разом все больше разжигало его страсть.

Однажды вечером молодой дворянин так долго пробыл в комнате принцессы, что ее стало уже клонить ко сну, и она его отпустила. Придя к себе, он переоделся в свою самую парадную рубашку, надушил ее, а на голову надел щегольской ночной колпак. Поглядев на себя в зеркало, он решил, что он неотразим и что нет такой женщины, которая бы устояла перед его обаянием и красотою. И, уже предвкушая удачный исход задуманного им предприятия, он улегся в постель, не собираясь, однако, оставаться в ней особенно долго, ибо и желание, и надежда подсказывали ему, что ночь эту он проведет в другой постели, что будет для него и приятнее, и почетнее. После того как слуги его отправились спать, он встал и запер за ними дверь. И он долго прислушивался к каждому шороху, стараясь узнать, все ли затихло в комнате, где жила принцесса. Удостоверившись, что она мирно почивает, он принялся осуществлять свой заветный план и потихоньку приотворил люк, края которого были так искусно обиты сукном, что он открывался без малейшего шума. И, поднявшись по лестнице в комнату своей любимой, которая уже спала, он очутился у самой ее постели. В одну минуту, забыв о благородном происхождении этой дамы и о том, как он ей обязан, не испросив ее позволения и пренебрегши всякой учтивостью, он улегся возле нее и раньше, чем она успела обнаружить его присутствие, крепко сжал ее в своих объятиях. Но она была женщиной сильной: высвободившись из его рук, она принялась кричать, спрашивая, кто он такой, принялась его бить, кусать и царапать. Боясь, что она будет звать на помощь, он попытался заткнуть ей рот простынею, что ему, однако, не удалось, ибо, как только она увидела, что он не щадит сил, чтобы ее обесчестить, она не пожалела своих, чтобы справиться с ним, и стала громко звать придворную даму, спавшую в той же комнате, пожилую и достойную женщину, которая тут же вскочила с постели и, как была, в одной рубашке кинулась к своей госпоже.

Молодой дворянин, увидев, что замысел его не удался, и очень боясь, что принцесса его узнает, поспешил скрыться, спустившись по той же лесенке вниз. Пылкие желания и надежды, с которыми он поднимался наверх, сменились отчаянием. Он зажег свечу, посмотрел на себя в зеркало и, увидев, что лицо его покрыто следами укусов и царапинами и залито кровью, так же как и его рубашка, на которой крови теперь было больше, чем золотых вышивок, подумал:

«О моя красота! Ты теперь получила сполна по заслугам, ведь это ты ввела меня в соблазн, ты внушила мне мысль совершить невозможное, и, вместо того чтобы вкусить еще большую радость, я теперь повергнут в несказанное горе. Я ведь уверен, что если только она узнает, что я нарушил данное ей обещание и позволил себе совершить это безрассудство, я потеряю все ее расположение и то предпочтение, которое она всегда мне оказывала, принимая меня у себя в доме чаще, чем всех остальных. Что делать, я все это заслужил: мне ведь вовсе не следовало добиваться ее любви тайком и пытаться овладеть силой ее целомудренным телом. Вместо этого я должен был смиренно и терпеливо ожидать, пока любовь моя одержит победу и принцесса оценит по достоинству и красоту мою, и мое обращение с нею. Ибо если нет любви, то никакие достоинства человека вообще ничего не стоят». Так он провел всю ночь в слезах, в скорби и в безмерном раскаянии. А поутру, понимая, что с таким исцарапанным лицом он не может появиться к столу, он притворился больным и, велев сказать, что у него нестерпимо болят глаза от света, выждал, пока гости его уехали.

Принцесса, вышедшая из борьбы победительницей, была уверена, что никто из придворных не осмелился бы совершить столь дерзкий поступок, и не сомневалась, что это был именно он, любимец ее брата, который однажды уже признавался ей в своей страсти. Обыскав вместе со своей придворной дамой[55] все уголки комнаты и не обнаружив никаких следов, она в гневе воскликнула:

– Уверяю вас, что это не кто иной, как хозяин этого дома. Пусть же завтра брат мой увидит на его лице доказательства моего целомудрия.

Видя ее негодование, придворная дама сказала:

– Ваша светлость, это хорошо, что вы так дорожите своей честью и для того, чтобы еще больше укрепить ее, готовы принести в жертву того, кто не пожалел ее именно потому, что так сильно вас любит. Но нередко человек думает, что сохраняет свою честь, в то время как в действительности он ее теряет. Поэтому прошу вас, госпожа моя, расскажите мне все от начала и до конца.

Когда же принцесса рассказала ей обо всем, что произошло, придворная дама спросила ее:

– А вы уверены, что он ничего не получил от вас, кроме царапин и тумаков?

– Разумеется, – заверила ее принцесса, – и, если он не обратится к хорошему хирургу, я убеждена, что завтра же следы их выступят на его лице.

– Ну, раз так, ваша светлость, – сказала придворная дама, – мне думается, что скорее всего вам следует благодарить Бога, а не помышлять об отмщении. Можете не сомневаться в том, что, коль скоро он нашел в себе смелость пуститься на такой рискованный шаг и сейчас терпит огорчение от постигшей его неудачи, любая смерть была бы для него только избавлением от страданий. А уж если вы хотите отомстить ему, то лучше, чем вы, это сделает сама его любовь к вам и тот позор, который его сейчас постиг! Остерегайтесь следовать в этом его примеру, ибо, вместо того чтобы обрести величайшее из наслаждений, он получил самые ужасные неприятности, какие только могут выпасть на долю благородного человека. Так вот и честь ваша, которую вы думаете этим возвеличить, напротив, легко может пострадать. Ведь стоит вам только на него пожаловаться, как все узнают то, что сейчас знаете только вы и он. А вы можете быть совершенно спокойны – сам он никому ничего не расскажет. Если же брат ваш велит его судить, как вы того хотите, и беднягу приговорят к смертной казни, сразу же распространится молва, что он сумел склонить вас к взаимности. Вряд ли люди поверят, что мужчина отважился на подобный поступок, если женщина сама не дала ему к этому повод. Вы молоды, хороши собой и ведете открытую светскую жизнь. Нет такого придворного, который бы не заметил, как радушно вы принимаете у себя того самого дворянина, которого сейчас подозреваете в этом недобром умысле. И каждый про себя рассудит, что если он дерзнул на такой опасный шаг, то дело здесь не обошлось и без вашей вины. И тогда честь ваша, которая позволяет вам сейчас ходить с высоко поднятой головой, будет поставлена под сомнение всеми теми, кто об этом узнает.

Слушая все разумные доводы, которые ей приводила придворная дама, принцесса должна была признать, что та права и что ее действительно могут легко осудить за то радушие и внимание, которое она все время оказывала молодому дворянину. И она попросила придворную даму посоветовать ей, как поступить. Тогда та сказала:

– Ваша светлость, коль скоро, зная мою преданность вам, вы соизволили выслушать мой совет, мне кажется, вы должны в сердце своем возрадоваться тому, что самый красивый и самый благородный из дворян, какого мне только приходилось видеть за всю мою жизнь, не сумел ни любовью своей, ни силой столкнуть вас со стези истинной добродетели. И вы должны теперь возблагодарить Господа и признать, что в этом отнюдь не ваша заслуга. Ибо немало есть женщин более строгой жизни, нежели вы, которые уступали настояниям мужчин, менее достойных любви, чем он. И теперь вы должны особенно остерегаться всяких новых излияний любви, ибо есть среди женщин и такие, кому в первый раз удается справиться с искушением, но кто во второй раз ему поддается. Помните, ваша светлость, что любовь слепа и она способна ослепить человека так, что дорога, которая кажется ему наиболее надежной, оказывается наиболее скользкой. И мне думается, что вы не должны говорить ни слова о том, что было, ни ему, ни кому-либо другому. И даже если бы он сам захотел что-нибудь вам сказать, сделайте вид, что не слышите. Этим вы избежите сразу двух опасностей: во-первых, вы перестанете кичиться в душе победой, которую вы над ним одержали; во-вторых, вы не будете поддаваться невольному соблазну, возвращаясь мыслями к вещам столь приятным для плоти, а ведь даже самым целомудренным женщинам подчас бывает трудно потушить в себе искорки этой плоти, как они ни стараются это сделать. И сверх этого, ваша светлость, для того чтобы он не возомнил, что поведение его вам доставило удовольствие, я считаю, что вам больше не следует быть к нему такой благосклонной, какой вы бывали раньше. Пусть он поймет, что поступком своим он вас прогневил и что только вашей безмерной доброте он обязан тем, что вы удовлетворились победой, которую вам даровал Господь, и не стали мстить своему обидчику. Да поможет вам Господь пребывать и впредь в этой чистоте душевной, которую Он вам ниспослал, и вы, зная, что Он – источник всякого блага, будете еще больше Его любить и служить Ему еще лучше, чем вы служили прежде.

Решив последовать совету своей придворной дамы, принцесса уснула, и сон ее был безмятежен, в то время как молодому дворянину горе его не давало смежить очей.

На другой день, когда принц собрался уезжать и вызвал к себе своего любимца, чтобы с ним проститься, ему сказали, что он так плохо себя чувствует, что не может вынести яркого света и звуков человеческой речи. Принц был сильно этим обеспокоен и решил его проведать. Однако, узнав, что тот уснул, будить его не стал и так и уехал, не простившись с ним и увезя с собою жену и сестру. Когда принцесса узнала, что хозяин дома объявил себя больным и даже не вышел попрощаться ни с принцем, ни с дамами, она окончательно уверилась, что не кто иной, как он, причинил ей ночью столько волнений и теперь боится показать следы царапин, оставшиеся у него на лице. И хотя после этого принц несколько раз посылал узнать, поправился ли он от своей болезни, молодой человек все еще не решался явиться ко двору, пока не успел залечить все свои раны, кроме одной – той, которую любовь и горе нанесли его сердцу. Когда же он наконец вернулся ко двору и предстал перед посрамившей его красавицей, лицо его залилось краской, и он, слывший человеком отменной храбрости, смущался теперь каждый раз, когда виделся с нею. Это лишний раз убедило принцессу, что она была права в своих подозрениях, и понемногу она стала удалять его от себя, причем достаточно явно, чтобы он это мог заметить. Он же, боясь, как бы с ним не поступили еще хуже, старался сделать вид, что не замечает, как она к нему охладела, и, затаив любовь свою в сердце, терпеливо сносил заслуженную им кару.

– Я рассказала вам, благородные дамы, историю, которая может вселить страх в сердца тех, кто зарится на чужое, в то время как добродетель этой молодой принцессы и здравый смысл ее придворной дамы могут послужить примером для всех женщин и придать им уверенность в своей силе. Если с кем-либо из вас случится нечто подобное, вы теперь уже знаете, как надо себя вести.

– А мне кажется, – возразил Иркан, – что герой вашего рассказа был до такой степени малодушен, что о нем не стоило бы даже и вспоминать. Ведь коль скоро ему представился подобный случай, ни присутствие старухи, ни упорство принцессы не должны были заставить его отказаться от своего замысла; и надо сказать, что и любовь-то его, должно быть, была недостаточно сильна, если в сердце оставалось еще место для страха и стыда.

– А что же было делать этому несчастному, если против него были две женщины? – спросила Номерфида.

– Убить старуху, – сказал Иркан. – И если бы молодая увидела, что помощи ей ждать больше неоткуда, она в конце концов была бы вынуждена ему отдаться.

– Убить! – воскликнула Номерфида. – Вы что же, хотите, чтобы любовник сделался убийцей? Раз вы такого мнения, то вы человек опасный.

– Если бы я очутился на его месте, – вскричал Иркан, – я счел бы для себя позором остановиться на полпути.

– Неужели вам кажется странным, что принцессе, воспитанной во всей строгости, удалось защитить, себя от мужчины, который был один? – сказал Жебюрон. – Раз так, то вас, должно быть, еще больше удивит другой случай, когда простая женщина спасла себя от преследования двоих мужчин.

– Жебюрон, – сказала Эннасюита, – прошу вас, возьмите на себя труд рассказать нам пятую новеллу. Вы ведь, должно быть, можете сообщить нам кое-что интересное об этой несчастной женщине.

– Что же, если вы избираете меня рассказчиком, – ответил Жебюрон, – я расскажу вам одну историю, которую знаю, потому что сам был в местах, где она приключилась, и всех там об этом расспросил; из рассказа моего вы увидите, что разумом и добродетелью наделены не одни только принцессы и что настоящая любовь и изобретательность свойственны иногда вовсе не тем, в ком мы рассчитываем их найти.