Читать книгу Бруклинский мост - Маргарита Приемская - Страница 2

«Что же я делаю! Совсем с ума сошёл? Это даже смешно! Веду себя, как какой-то подросток… нет, просто нет другого выхода! Нет, нет, нет у меня выхода! Нет!» – эти мысли словно преследовали его, а он бежал от них. Быстрее, ещё быстрее. Дыхания не хватало, было жарко, а он бежал и бежал. Под ногами стучали доски, где-то совсем близко шуршали колёса машин, редкие прохожие, недоумевая, оглядывались. А он – вовсе не спортивный человек в дорогом сером костюме и бежевом плаще, он, тридцативосьмилетний Оскар Соррейс, он, бывший второй лейтенант армии, бывший агент ФБР, бывший бизнесмен, бывший владелец шикарной квартиры на Манхеттене, бывший муж и, наконец, бывший благополучный человек, бежал, задыхаясь, по доскам пешеходной зоны Бруклинского моста. Достигнув середины, он внезапно метнулся к ограждению и, навалившись на него всем телом, остановился. Металл приятно холодил вспотевшие ладони, отлупляющаяся краска и огромные болты делали его неровным, отчего он казался таким спасительно-надёжным, чтововсе не хотелось отпускать. Несколько секунд он медлил, затем залез на широкую балку…

…Оскар стоял, раскинув руки, тяжело, громко дышал. Ему было страшно. Несколько минут назад он всё твёрдо решил, но сейчас… страшно, страшно сделать последний шаг! Он посмотрел вниз… с шумом спешащие куда-то автомобили и вдали Ист-Ривер, спокойно несущий свои тёмные воды. Сколько таких же, как Оскар, неудачников, принял он в свои объятия… не зря, не зря прозвали этот мост «мостом самоубийц»! Пусть это было давно, пусть сейчас не двадцать девятый… какая разница, всё одно. Что двадцать девятый, что две тысячи девятый. Неудачные эти девятые года, с той лишь разницей, что теперь депрессия не только у Америки, но ещё и у него, Оскара Соррейса.

«Пора!» – решил Оскар и напоследок огляделся вокруг. Как назло, день был прекрасный, небывало тёплый для этого времени года. Лёгкий ветер приятно теребил волосы, солнце ласкало горячими прикосновениями, обещая скорое лето, и даже воздух казался каким-то слишком свежим для города, наполненным тем, безошибочно узнаваемым ароматом весны, для описания которого так плохо подходят все известные людям слова. Прощаясь, Оскар поднял глаза на высокое, с нежными дымчатыми облачками небо, на маленький зелёный островок, на родной с детства, похожий на муравейник, Бруклин и на привычный, тянущийся к небу Манхеттен… ещё секунда… другая… и только один шаг…

…Он уже был совершенно готов сделать этот последний в жизни шаг, но вдруг, на фоне небоскрёбов он заметил нечто. Нечто такое непривычное и непонятное, появившееся не к месту и не ко времени, нечто, разрушающее его планы. Прищурившись, он различил маленькую фигурку. Её не должно здесь быть, откуда она? В нескольких футах от него точно так же на балке стояла девушка, уцепившись обеими руками за фонарный столб. Ветер трепал распущенные длинные светлые волосы и слишком лёгкую для начала апреля полупрозрачную цветастую тунику. Обтянутые джинсами согнутые колени дрожали: она очень неуверенно стояла в босоножках на огромной платформе.

Это было очень странное, неиспытанное доселе чувство, но собственные проблемы сразу отступили на второй план, единственной мыслью, занимающей его, стало то, как уберечь, спасти её, ведь она слишком молода, чтобы умирать. Ветер словно продувал её насквозь, и так хотелось обнять, спрятать её, оградить, отвести от неё любую беду. Зачем она здесь? Что привело её к этому отчаянному поступку? Он уже как-никак прожил половину жизни, много имеет за плечами успехов, ещё больше разочарований, а какое горе может быть у неё? А у него? Да, что у него случилось такого, чтобы прыгать с моста?! И вообще существуют ли такие причины, такие неразрешимые проблемы, достойные того, чтобы из-за них лишить себя жизни?! Все эти вопросы в секунду промелькнули в его голове, но отвечать на них было некогда.

– Мэм! – тихо, чтобы не напугать, позвал Оскар. Она никак не отреагировала.

– Мэм! – позвал он громче. Она опасливо оглянулась, и, заметив его, чуть не разжала от неожиданности руки.

– Успокойтесь, я всего лишь такой же неудачник.

– Я не слышу! – шум машин и ветер заглушали слова.

– Сейчас! – крикнул он и, цепляясь за тросы, начал медленно приближаться к ней.

– Стойте! Или я прыгну!

– Не беспокойтесь, я сам собирался прыгать.

– Так прыгайте! И не мешайте другим!

– Успею!

– Не успеете! Сейчас кто-нибудь вызовет полицию, они приедут и всё испортят.

– А вы как будто ждёте?

– Конечно, нет! Я сделаю, сделаю то, что намеревалась, моя жизнь не имеет смысла. Не переживайте, вы ничем не можете мне помочь. Лучше уходите и не мешайте, – ей было трудно говорить, в горле стоял комок, она старалась не заплакать и слова звучали отрывисто. Нельзя было не почувствовать, что ей очень плохо, впрочем, те кому хорошо не стоят на балках Бруклинского моста. Утешать и убеждать смысла не было, он знал это по себе, но можно было вызвать в ней чувства, сходные теми, что вызывала она в нём.

– Нет, это вы мне мешаете и вы уходите. Впрочем, мне всё равно. Мне больше ничего не осталось! Всем будет только лучше, если я умру, – говоря это, он не слишком грешил против истины. Он думал об этом много и часто, в конце концов, именно эти мысли и привели его на мост, и только встреча с ней превратила их в какую-то несуразную глупость, но глупость, которой он надеялся спасти её.

– Я никому не нужна. И ждать нечего. Я ничего не стою! Быть актрисой моя мечта… не приняли. В шестой раз! – она сделала неуверенный шаг ему навстречу.

– Вы рано сдаётесь, у вас впереди вся жизнь. Вот моя давно кончена, не стоит продлевать агонию. Я вас только попрошу: постарайтесь быть счастливой. Пусть хоть кто-то будет счастлив. А я должен довершить начатое, – он даже подался вперёд, и у него промелькнула мысль, что ещё чуть-чуть и ему действительно придётся прыгнуть. Тут в ней что-то надломилось. Это абсолютно разные вещи: пытаться совершить самоубийство и видеть, как на это решается другой человек. К этому невозможно остаться безучастным.

– Нет! Стойте!

– Зачем продолжать своё жалкое существование?!

– Я не хочу!

– Вы не хотите? Вам должно быть совершенно на меня наплевать, как и всем остальным.

– А я не хочу, чтобы вы умерли. И если вы это сделаете, я последую за вами. Хотя, вам должно быть всё равно. Но я ведь знаю что это не так. И это очень странно.

– Вы правы. Как вас зовут?

– Мел. Мелисса, – она протянула руку.

– Оскар, – он пожал её дрожащую ручку, и она мгновенно вцепилась в его рукав.

– Тише, тише, а то мы сейчас свалимся! – теперь они стояли совсем рядом и он мог хорошо разглядеть её миленькое личико с чёрными подтёками от туши на бледных щеках, большими карими глазами и маленькими вишнёвыми губками.

– Мы же собирались.

– Мне уже расхотелось. А вам? – он-то давно уже не хотел прыгать. Не хотел с того момента, как увидел её. Единственное что он хотел, это как можно быстрее спасти эту девушку, маленькую, беззащитную, дрожащую от страха и холода, с растрёпанными на ветру золотистыми волосами и заплаканными, но всё равно необыкновенно тёплыми глазами, хотел сделать так, чтобы её жизни больше ничего не угрожало, и кажется, ему это почти удалось.

– Я боюсь… – она почти отпустила вторую руку, которой всё ещё держалась за столб, сделала ещё один шажочек и её нога чуть не соскользнула вниз.

– Осторожно! – он едва успел ухватить её за плечо и, отклонившись назад, увлёк за собой. Вместе они рухнули на доски. Она сразу же вцепилась в его плащ и зарыдала. Несколько минут они так и лежали, пока Оскар не поймал себя на мысли, что почему-то не может отпустить её руку. Она рядом, она с ним, она в безопасности и он не может её отпустить. И, наверное, уже не сможет, – Ну, кто же в таких туфлях лазает по мостам! – шепнул Оскар ей в ухо и ласково улыбнулся, поглаживая мягкие волосы на макушке, – Надо подняться, – он помог ей встать и усадил на одну из тех скамеек, что украшают пешеходную часть Бруклинского моста.

– Дерьмо! Одно дерьмо вокруг! В моей жизни!

– Как знакомо. Я вообще-то чемпион по плаванию в дерьме.

– Надо мной все смеются… я хочу сниматься в кино… но ничего не выходит… Энн и Джесс считают меня дурой… в школе надо мной постоянно издеваются… мама хочет, чтобы я училась… чтобы я была врачом… не хочу… она понять не может… изо дня в день одно и тоже: я никто и ничто… даже Майкл… он… он целовался с этой идиоткой Барби!

– С куклой? У него проблемы? – тем же шутливым тоном спросил Оскар.

– Нет, – она отпрянула от него и тоже улыбнулась, – не с куклой, с Бланш Оливер. Она у нас в школе самой красивой считается. Ноги просто от ушей, не то, что я, коротышка. Вот я и прозвала её «Барби». Она и её подруги меня ненавидят.

Она уже почти не плакала, Оскар достал из кармана носовой платок и стал оттирать чёрные подтеки с её щёк. Он невольно залюбовался огромными удивлёнными глазами и пышными ресницами. Он никогда не видел такого нежного, такого тёплого взгляда, почему-то казавшегося ему необыкновенно родным.

– Простите, сэр, я всякую чушь говорю. Но мне надо было это сказать. Очень сложно когда некому сказать о том, что раздирает тебя изнутри. Я понимаю, вам до меня дела нет, но спасибо. За то что слушали и за то что спасли.

– Это кто ещё кого спас! Если бы я тебя не заметил, меня бы уже вылавливали.

– Вы преувеличиваете. Вы не похожи на самоубийцу. Мне кажется, вы состоятельный, благополучный.

– Был до вчерашнего дня. Сначала меня попросили со службы, уже год как ушла жена, месяц назад я лишился квартиры, на прошлой неделе я узнал, что бизнесмена из меня не вышло, а сегодня забрали машину. Так что сегодня я потерял самое дорогое.

– Вы так любили машину? Больше жены?

– Машина не говорит ежедневно в течение одиннадцати лет, что я неудачник и что она вышла замуж только из мести бывшему парню.

– Неужели вы из-за машины решились это сделать? – глаза Мел округлились от изумления.

– Я ошибаюсь, или кто-то решил сделать то же самое из-за какой-то роли в кино?

– Нет, не из-за этого. Потому что пусто. А наполнить жизнь ничем не получается.

– Вот и у меня машина была, наверное, единственным моим другом.

– Совсем-совсем? А как же ваши родители? – почему-то она не поверила.

– Отца я почти не помню, он погиб во Вьетнаме, я был совсем маленьким, мама умерла шесть лет назад.

– Простите. А дети? У вас есть дети?

– Нет.

– Прямо ни одного нет? – по неясным причинам ей казалось это удивительным, ей казалось, что у него обязательно должны быть дети.

– Ни одного. Не думаю, что я чего-то о себе не знаю!

– А друзья?

– Очень далеко. Правда один бывший сослуживец разрешил пожить немного в его квартире, вот и всё, наверное.

– Мало. У меня, вроде как, есть Энн и Джесс, и ещё Майкл… был. А у вас есть девушка? – по инерции выпалила она и сразу же застеснялась своего смелого вопроса.

– Нет, – ответил он совершенно невозмутимо, – Вы, однако, очень профессионально ведёте допрос.

– Допрос? Ой, простите, просто вы… я не хотела ничего вызнавать…

– Я знаю, как исправить ситуацию. Я всё выложил, ваша очередь. Рассказывайте!

– А что рассказывать?

– Всё. Родители, братья, сёстры, друзья, парни, пароли, явки. Всё-всё!

– Мне нечего рассказывать. У меня только мама. Отца я вообще никогда не видела. В детстве мама пыталась рассказывать сказки про астронавта, улетевшего осваивать Луну, но в тринадцать лет я попросила правду, и оказалось, что он просто испугался и исчез, как только мама ему сказала обо мне. Но я на него не в обиде, было бы гораздо хуже, если бы они развелись, когда мне было, скажем, лет семь. Ведь тогда бы я потеряла папу, а так… нельзя же сожалеть о том, чего никогда не знал. Больше никого у меня нет. Разве что подруги по школе.

– Получается у нас много общего. Удивительно, как мы встретились, да ещё в самый нужный момент.

– Почти невероятно. Наверное, мы теперь должны стать лучшими друзьями. Вот я и сказала эту чушь, которая так долго вертелась на языке. У меня на самом деле такое ощущение что мы знакомы долго-долго. Знаю, это звучит глупо и по-детски, но, сэр…

– Оскар.

– Что? – она сбилась с мысли.

– Какой я тебе сэр, если я твой друг.

– Боже, какую же чушь я несу! Я, наверное, выгляжу просто малолетней дурой!

– Вовсе нет, и ты слишком часто называешь себя дурой. В конце концов, тебе поверят.

– Кажется, некоторые уже поверили. Особенно Бланш.

– Не обращай внимания. Каждый судит по себе.

– Может быть. Но я действительно не могу назвать себя умной.

– Почему?

– Я плохо учусь. То есть, не плохо, в моей школе не выйдет плохо учиться, и раньше я очень старалась, ведь мама говорила, что это большая удача, что мне удалось поступить в эту школу, и я тоже так думала. Но с каждым днём я все больше думаю: а зачем она мне? Я не могу больше стараться. Я чувствую себя зверушкой, бегущей в колесе. Я трачу столько сил на то, что мне в действительности не надо, и поэтому стараться становится всё труднее и труднее.

– Учёба ещё не показатель. И разве нет предмета, в котором ты разбираешься, который нравится?

– Есть. Я химию хорошо понимаю и биологию люблю.

– Ничего себе! Когда я учился, я это терпеть не мог.

– А мне к несчастью даётся.

– Не понял. Почему к несчастью?

– Потому что мама решила сделать из меня врача. Она сама стоматолог, и тут надо же, такая радость, дочка может продолжить дело! Хотя дела-то и нет, она всегда хотела иметь собственный кабинет, но средства не позволяют и она работает медсестрой.

– А почему тебе не хочется быть врачом?

– Скучно. Опять рутина. Опять изо дня в день одно и то же. Вот в фильмах одни герои влюбляются, другие спасают мир, третьи грабят банки, у них у всех что-то случается, а в простой, реальной жизни совершенно нет событий!

– Но ведь кино это вымысел.

– Знаю. Я прекрасно понимаю, что в жизни всего этого быть не может, вот и хочу переживать всё на экране.

– Это же ненастоящая жизнь.

– Зато это сотни жизней в одной! Это совершенно другой мир, который люди создают собственными руками. Но он, видимо, не для меня.

– Просто у тебя полоса неудач. Она пройдёт и всё наладиться.

– Кто бы говорил! Я не одна там стояла. И как это нам так замечательно не везёт? Даже с моста не удалось спрыгнуть! – и она засмеялась.

– А вдруг это первое везение?

– Хорошо бы. Я вообще очень рада, что встретила тебя.

– Я тоже рад. Жаль, если бы этой встречи не случилось.

– Да, жаль. Вот уже темнеет, завтра будет новый день, и он мог бы быть без нас. Ну что ж, похоже, мне пора. Знаешь, спасибо тебе большое! Удачи.

– Тебе тоже. Проводить?

– Нет, не беспокойся. Я живу рядом.

– Пока.

– Пока, – Мел поднялась со скамейки и не спеша пошла по направлению к Бруклину.

– Мелисса! – вдруг окликнул её Оскар.

– Да? – она обернулась и увидела его, стоящего лицом к ней и неуверенно разводящего руками. Он и выглядел как-то нелепо, и совершенно неловко быстро пошёл ей навстречу, ошибочно двигаясь по полосе, по которой полагалось идти в другую сторону, и поэтому его постоянно теснили встречные прохожие.

– Мел, может, встретимся ещё?

– Хорошо. А где?

– Где? Да хоть здесь. Давай завтра здесь встретимся.

– Давай. В пять будет удобно?

– Конечно, удобно, у меня ведь теперь нет работы. До встречи!

– До завтра.