Читать книгу Записки на обочине. Рассказы - Маргарита Станиславовна Сосницкая - Страница 8

Она родилась в Пуповке в том самом медпункте, который до сих пор не закрыли, в том же самом году, что и Зинаида. Но ей повезло меньше, чем Зинаиде: в пятилетнем возрасте ее увезли в город. Вынули из храма природы, каковым была Пуповка с ее небом, не заслоненными высотками, с ее полями, не погребенными асфальтом, и поместили в город. Она чахла, хирела, но все-таки одужала и прижилась. В Пуповку ездила только на каникулы, да и то с годами все реже и реже – город засосал. И не столько город, сколько Аделаидыны таланты и амбиции. Она оказалась способной к науке, и учителя хором твердили, что нет большего счастья, чем учиться в высшем учебном заведении.

И Аделаида вся сосредоточилась на этом. После школы она поступила в областной университет и почти погребла себя в читальных залах. Не дала сделать этого до конца ее красота. К восемнадцати годам Аделаида сделалась писаной красавицей и молодые люди не давали ей проходу. Она нашла, что флирт с ними очень хорошо помогает отдохнуть от трудов библиотеки. Но хорошую книгу она считала занимательней молодых людей. И потом они ее интересовали только для галочки в донжуанском списке, покорила, влюблен, в сторону. Ей было занятно испытывать силу своих чар. Это как способность к наукам: усилия минимальные, а результаты оптимальные. Если же кто из молодых людей пытался пойти далее дежурного флирта, Аделаида обрывала знакомство.

К тридцати годам Аделаиде – кто бы мог подумать – наскучили библиотеки, симпозиумы, конференции, выставки, премьеры и лекции. Они ее больше не занимали; Аделаида поняла, что все это не более, чем дополнение к чему-то главному, чего у нее нет. Ну, провели международный слет по случаю 150-ой годовщины смерти Пушкина (драмтеатр отметил ее новой постановкой маленьких трагедий), ну, осмыслили его наследие, но наследию-то это ничего не прибавило, да и говорено-переговорено о нем уже столько, что достойней помолчать. Но, может, Пушкин вовсе не при чем, может, Аделаиде просто все наскучило. «Замуж тебе надо, – просоветовала мать, – царевна ты Несмеяна. Да детишек». «Видно, так» – молча согласилась Аделаида и решила, кто первый посватается, за того и пойдет.

Первым оказался человек ее возраста. Он стал объясняться в любви, однако, не сватаясь. И Аделаида решила поверить. Поверила. Завязался роман, бурный и неосторожный до такой степени, что вскоре Аделаида узнала, что она в ожидании. Сообщила об этом своему избраннику, а он занервничал, предложил устроить больницу, где у него есть знакомый и делает все чисто, с анестезией, заснешь на десять минут и ничего не почувствуешь. Аделаида, ждавшая предложения руки (сердце, ее уверили, уже было у ее ног), сначала не поняла, о чем он толковал. А когда поняла, побледнела, задрожала, закричала: «Вон!» «Да не могу я! – закричал в ответ ее избранник. – Женат я!»

Так Аделаида стала матерью-одиночкой, и поняла, что все лекции, конференции и премьеры вместе взятые не стоят лепета ее дочки. Она ужаснулась, на что извела свою молодость, когда могла бы уже иметь несколько таких чудных дочек, а было б Богу угодно, и сыночков.

На глаза ей попались материалы об инквизиторских пытках в средневековой Европе; особенно жестоким и непристойным истязаниям подвергались матери-одиночки. Им вводилась стальная груша, которая раскрывалась внутри на лепестки. Какое варварство! А еще Европа, источник просвещения! Противно и гадко. Мать-одиночка – это такое же явление природы, как выпадение осадков или ветер. Но никому же не приходит в голову казнить дождливый день. Да и на Украине такую бедняжку собственные родители вынуждены были гнать со двора, иначе им не давали житья односельчане. Чепуха какая-то! Но тем не менее эти размышления о далеком негуманном прошлом так запали в душу Аделаиды, что она как можно быстрее вышла замуж, чтобы избавиться от них. Вышла она замуж за солидного человека, заведующего кафедрой научно-исследовательского института. Он показался ей человеком надежным, добропорядочным, на которого можно опереться. Действительно, сразу после росписи, он предложил удочерить Аделаидыну девочку. И Аделаида согласилась с легким сердцем. Муж старался для девочки, все покупал, обещал записать на нее дачу с загородным участком. Безусловно, на этого человека можно было положиться, от него веяло крепостью, устойчивостью и защитой. За ним можно было жить, как за стеной. Но вскоре Аделаида начала себя ловить на том, что это не стена, а застенок. Муж оказался человеком очень правильным, функционировал, как добротный механизм по четко установленному распорядку. Это еще бы ничего, но беда, он и с Аделаиды начал требовать функционировать по тому же распорядку да еще в роли внутренней шестеренки. Возразить на все справедливейшие требования механизма было нечего, но все существо Аделаиды протестовало; она начала болеть непонятными болезнями и чахнуть. И зачахла, если бы к ним в театр не перевелся новый актер, который быстро понял ситуацию и стал уделять Аделаиде немного времени после репетиций. Он объяснил Аделаиде ее диагноз и посоветовал влюбиться. Пожалуй, к тому времени Аделаида уже была влюблена в него, на ее щеки начал возвращаться румянец, в глаза блеск, а на уста смех. Она почувствовала к своему исцелителю примерно то, что чувствовала по отношению к своей девочке; иное, конечно, но такое же светлое, радостное, полноводное. Она стала задерживаться с ним после спектаклей и возвращаться домой очень поздно, вернее, очень рано, когда еще не вставало солнце. Муж устроил дикий скандал, собрал вещи и к великой радости Аделаиды ушел. Через месяц Аделаида подала на развод. Делить им было нечего: жили они в ее квартире, полученной от театра, мебель была случайная, не представляющая никакой ценности, машины не было, свою дачу он ни на кого не записал. Развод обещался незатруднительным; каков же был шок Аделаиды, когда она узнала, что муж подал заявление на передачу ему на воспитание ее дочери. У Аделаиды отнялся язык и пропал дар речи. Он мотивировал свое заявление тем, что Аделаида морально неустойчива, распутна и дочерью никогда не занималась. Но самое неприятное, что для закона приемный отец имел такие же права на дочь, как и родная мать.